Элизабет Адлер - Удача – это женщина

• Название: Удача – это женщина
• Автор: Элизабет Адлер
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87322-066-2

Действие романа американской писательницы разворачивается в Сан-Франциско, начиная с момента основания этого города золотоискателей и авантюристов и до 1963 года. Именно в Сан-Франциско перекрещиваются судьбы главных героинь книги, которые, пройдя через лишения и страдания, добиваются богатства и власти и одновременно постигают простую и сложную истину: счастье и судьба женщины в том, чтобы любить и быть любимой.

Книга Э. Адлер сочетает в себе достоинства семейного и детективного романа, и, надеемся, будет интересна читателям – и особенно читательницам – всех возрастов.

---

– У нее ребенок от Джоша.

– Именно так, – подтвердил Лаи Цин. – Я замечал, как она пыталась скрыть, что беременна. Я все ждал, когда она сама об этом заговорит, потому что не хотел, чтобы она потеряла лицо. Но теперь я боюсь за нее. Она может сделать какую-нибудь глупость. Ей потребуется твоя помощь, Энни. Тебе нужно увезти ее отсюда, прочь из китайского квартала, из Сан-Франциско, прочь от ее былой жизни и от людей, которых она знала и которые хотят причинить ей вред.

Некоторое время Энни смотрела на Лаи Цина в недоумении – слушала и не понимала – известие о беременности Фрэнси лишило ее обычной сообразительности. Из состояния прострации ее вывела кошмарная маска, которую Лаи Цин прихватил с собой и теперь протягивал Энни. Потом он описал внешность мужчины, который хотел убить Фрэнси.

– Это Сэмми, и никто другой, – с горечью подтвердила Энни. – Как только он решился на такое? Должно быть, он сумасшедший.

– Он сошел с ума от ревности. В его душе любовь к твоему брату перемешалась с ненавистью к женщинам. Нет ничего необыкновенного в любви одного мужчины к другому, и, к счастью, она не всегда приводит к подобным зверствам.

Энни покраснела – он был мужчина, и он говорил о вещах, о которых она почти ничего не знала, разве что читала в Библии.

– Но Джош не относился к такого сорта людям! – сказала она, стараясь не встречаться с китайцем глазами.

– Да, и в этом заключалась трагедия Сэмми. Возможно, если бы Джош смог ответить на его любовь, никаких убийств бы не было. Но теперь настала пора увезти отсюда Фрэнси, ей нельзя здесь оставаться. Китайцам она не нравится. Они считают, что Фрэнси – моя наложница. Когда у нее родится ребенок, они будут думать, что он от меня. Я не могу позволить, чтобы мои соотечественники дурно о ней отзывались. Ее будут осуждать и презирать как ее единоверцы, так и китайское население города. Она будет вечно жить на ничейной земле и не сможет пристать ни к одному, ни к другому берегу. И ее ребенка может постигнуть та же судьба. Возьми ее с собой, начните с ней новую жизнь. Вы – члены моей семьи, и я буду помогать вам и посылать деньги. Это будет только справедливо.

Голос его звучал печально, и Энни стало жаль Лаи Цина, жаль, что судьба уготовила ему одиночество, поскольку Энни не сомневалась, что он по-настоящему любит Фрэнси. Тем не менее, в ее сердце наряду с жалостью к Лаи Цину уже забрезжил лучик надежды, когда она думала о будущем ребенке Джоша. Да, она увезет Фрэнси отсюда далеко-далеко. У нее оставалось достаточно денег, чтобы купить новую небольшую гостиницу в другом месте, и она сможет достаточно зарабатывать для того, чтобы достойно воспитать дитя. У Энни пока просто не было времени, чтобы убедить Фрэнси в том, что ее будущий ребенок принесет своим близким не горе и отчаяние, а большое счастье.

Лаи Цин покинул женщин и пошел в свою комнату. Это была первая комната в его уже не столь короткой жизни, которая принадлежала ему лично, но на этот раз он прикрыл за собой дверь, не чувствуя привычного удовлетворения. Он зажег тонкую свечу, стоявшую в раскрашенном жестяном подсвечнике, расстелил на полу матрас и прилег. Заложив руки за голову, он постарался припомнить события прошедшего дня. Завтра, несомненно, люди старейшины найдут Сэмми Морриса, и он знал, что делать дальше. А через несколько дней, когда Фрэнси станет получше, она покинет его.

Горькое чувство полного одиночества захлестнуло его. Ему и раньше приходилось переживать это чувство, просто теперь оно казалось непереносимым. Когда человек один, ему и терять особенно нечего. Зато когда он начинает привыкать жить в атмосфере дружбы и любви, потерять их – худшая на свете потеря. Некоторое время боги оставались благосклонны к нему, но вот они постепенно отворачивают от него свое лицо. Что ж, пусть будет так.

Глава 19

На следующий вечер ровно в семь часов Лаи Цин отправился на встречу со старейшиной. Старик впустил его в дом и сел напротив, глядя на него и поглаживая серебряную бороду рукой. В его глазах светилось торжество.

Лаи Цин ждал. Было бы невежливо по отношению к старцу нарушить его торжественное молчание торопливым бестактным вопросом. Он заговорит, когда сочтет нужным. И этот момент настал.

– Прежде чем я отвечу на твой вопрос, я хотел бы знать о твоих намерениях, – провозгласил старейшина.

– Позволь мне, о достойнейший, следовать моим путем, не ставя в известность тебя, – осторожно ответил Лаи Цин. Но старика не так-то просто было провести.

– Полагаю, что будет не слишком мудро с твоей стороны навлекать на китайскую общину в Сан-Франциско обвинения в бесчестье и жестокости.

– Достопочтенный дедушка, мы ведем речь о человеке куда более жестоком и опасном, чем вооруженные ножами люди, которых следует остерегаться в китайском квартале. Мы говорим о человеке, который уже убил много женщин и готовится убить еще одну…

– Твою наложницу, – закончил за него старейшина и осуждающе посмотрел на Лаи Цина.

Тот опустил голову.

В комнате установилось тягостное молчание, в течение которого старец о чем-то размышлял, а Лаи Цин разглядывал носки собственных туфель. Наконец, старик принял решение.

– Я предпринял расследование всей этой истории с белой девушкой, – заявил он спокойно. – То, что ты говорил о своей наложнице, подтвердилось. Но, кроме того, я получил информацию, что она происходит из весьма могущественной семьи. Твоя страсть к этой женщине, должно быть, весьма сильна, коль скоро ты позволяешь себе вести довольно опасную игру, затрагивающую интересы таких влиятельных лиц. Для нас всех будет лучше, если ты предоставишь белую женщину ее собственной судьбе.

– Тогда мне лучше убить ее самому! – в голосе Лаи Цина зазвучал металл, а в глазах промелькнула злая решимость, и старейшина вдруг понял, что Лаи Цин способен сделать то, о чем говорит. Его брови удивленно поползли вверх, но потом он успокаивающе кивнул собеседнику и снова погрузился в размышления, а когда заговорил вновь, Лаи Цин понял, что старик принял решение.

– Если бы этот убийца был китайцем, мы бы нашли способ приструнить его, – сказал старейшина. – Но он белый. Поэтому прежде чем сообщить ответ на заданный тобой вопрос, я должен поставить одно условие – если твое решение разделаться с этим белым не изменилось, ты должен действовать чрезвычайно скрытно и не ставить никого в известность о своих действиях, даже меня. Я умываю руки и не желаю ничего больше знать об этом деле. Единственное, чего я требую – чтобы события, которые последуют за нашим разговором, никак не повлияли на честь и репутацию китайского сообщества в Сан-Франциско.

Лаи Цин низко наклонился на своем стуле из черного дерева, ему захотелось оказаться поближе к заросшему седыми волосками уху старейшины, и прошептал:

– Я согласен, достопочтенный дедушка.

После этого, не меняя своей напряженной позы и ловя каждое слово, он выслушал то, что поведал ему старейшина.

Прежде чем уйти, Лаи Цин поклонился старику, выражая ему свою благодарность, но тот отвернулся и произнес равнодушно, словно не понимая, о чем идет речь:

– Слова уже улетучились из моей памяти, и я не помню, о чем мы говорили.

Лаи Цин медленно побрел домой и впервые за долгое время размышлял не о текущих делах, а о поступке, который ему предстояло совершить. В дверях его встретила Энни. Рукава на ее блузке были закатаны, и комната Лаи Цина буквально сверкала чистотой, но он сразу почувствовал, что Энни чем-то обеспокоена.

– Фрэнси очнулась, – заговорила она возбужденно. – Она приняла микстуру и выпила немного рисового отвара. Потом я поговорила с ней о ребенке. Она рыдала у меня на плече, но, тем не менее, ей стало легче. Я также сообщила ей, что нам необходимо уехать из города, но она только покачала головой и сказала, что никогда не покинет вас.

– Я сам поговорю с ней.

Фрэнси неподвижно лежала на кровати, крепко сжав руки в кулаки. Глаза ее были закрыты, но, казалось, она не отдыхает, а излучает скрытое напряжение. Лаи Цин присел рядом с ней на корточки и взял ее руку в свои.

– Сэмми Моррис больше не причинит тебе зла, – сказал он. – Это я, Лаи Цин, обещаю тебе. Ты веришь мне, Фрэнси?

Она утвердительно кивнула, но веки ее по-прежнему оставались плотно сжаты.

– Тебе пора уезжать, сестренка, – снова заговорил Лаи Цин. – Твой жизненный путь будет продолжаться дальше без меня. Подобно сыночку, Филиппу Чену, твой ребенок должен воспитываться среди ему подобных. Он должен узнать культуру твоих соплеменников и занять свое место среди них.

Фрэнси по-прежнему лежала молча, а он продолжал убеждать ее ласковым голосом в том, что она, как всякая мать, прежде всего обязана думать о своем ребенке. Он говорил, что рядом с ней будет Энни, да и он не оставит их своими заботами, поскольку они навсегда останутся членами его семьи. Тем не менее ей необходимо уехать.