Людмила Анисарова - Вы способны улыбнуться незнакомой собаке?

• Название: Вы способны улыбнуться незнакомой собаке?
• Автор: Людмила Анисарова
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021719-6, 5-9578-0615-3

Жизнь обещала ей — умной, красивой, талантливой девушке — МНОГОЕ… И — НЕ ИСПОЛНИЛА своих обещаний!

Погиб жених, предал ставший «спасением от одиночества» возлюбленный… Идут наполненные пустотой годы… Возможно, все уже кончено?! А может НЕТ?!

Ведь никогда не скажешь, в какое мгновение ты внезапно встретишься с ДОЛГОЖДАННЫМ СЧАСТЬЕМ…

---

Глаз у Аллы был верный, и, выбирая что-то для подруги, она даже не считала нужным советоваться с ней: все сама знала и понимала — и про размер, и про цвет, и про фасон.

Лена, выйдя из задумчивого оцепенения, пыталась урезонить Петрову, пыталась напомнить, что у той были какие-то дела.

На «дела» Алла отреагировала мгновенно. Остановившись перед стеллажами, заманивающими кружевом белья, она сначала позвонила, очевидно, своему бухгалтеру, напомнив про платежки и про что-то еще, о чем Лена не имела ни малейшего представления. Затем, набрав другой номер, довольно грубо кому-то намекнула, что если то-то и то-то (что именно, Лена опять же не поняла) до завтра не будет сделано, то она, Алла, с этим кем-то будет говорить по-другому.

— Нет, ну не собаки, а? Чуть-чуть стоит расслабиться, все под откос пустят. С лучшей подругой пообщаться не дадут! А уеду, что будет? Хоть не езди никуда, ей-богу. А с другой стороны, я пашу без отдыха лет пять, не меньше. Ну, вылеты на теплые моря на пару-тройку дней, сама понимаешь, не считаются…

А теперь я объясню, для чего Лена была вызвана Аллой в Питер на целых две недели.

Дело в том, что Петровы решили наконец всей семьей отдохнуть. Они выбрали (точнее, Алла выбрала) Кипр. Глава семьи, то есть опять же Алла, постановила, что надо не просто отдохнуть, а непременно — всем вместе. Надо успеть отдохнуть всем вместе, пока Ромка с Антоном не вылетели из родительского гнезда и не обзавелись своими гнездами, пока она, Алла, может блеснуть молодостью и красотой на фоне своих громадных близнецов (ее действительно можно было принять за старшую сестру, а может, и возлюбленную — это ведь сейчас не редкость — одного из ее красавцев сыновей). Нельзя было обойтись и без Петрова-старшего: ему отводилась роль хозяйственника.

В общем, такова была воля Аллы: отдохнуть вчетвером, и никак иначе. Соответственно возникала проблема. С кем оставить пятого члена семьи — таксу Рэту? Брать ее с собой не хотелось. Рэта плохо переносила самолет, да и вообще была натурой тонкой, впечатлительной, нервной — одним словом, она была, как все женщины, немножко неврастеничкой. Любые изменения привычного образа жизни действовали на рыжую таксу отрицательно.

Таким образом, собаку нужно было оставить в квартире с надежным человеком. Надежные люди находились и в Питере, но Алла решила, что будет здорово, если приедет именно Лена, которую Рэта знала и любила. Лена совместит приятное с полезным: сменит обстановку, побродит по музеям (она большая любительница этого дела), ну и Рэта будет под присмотром и в интеллигентном обществе, а забот она особенных и не требует. С кормежкой — вообще никаких проблем. Рэта с детства — аллергик, и ей ничего нельзя, кроме отварной гречки, телятины и зелени. Кормить — строго два раза в день, утром и вечером. Причем и гречку, и мясо можно сварить на два-три дня — и в холодильник. И гулять два раза. Парк — рядом.

Нарисованная по телефону Аллой перспектива Лену более чем устроила. Главное, что ее отпуск совпадал с отдыхом Петровых. Так что все складывалось как нельзя лучше. Возможности поехать куда-то еще у Лены Турбиной не было. Питер она обожала. Рэту — тоже.

Да, кроме цели пристроить свою таксу, Алла держала в голове еще одну тайную мысль, связанную с пребыванием Лены в Питере. И хотя это было не в ее характере, мыслью этой делиться с Леной она не стала. Я вам об этом тоже, пожалуй, пока ничего не скажу. Хотя нетрудно догадаться. Алла постоянно пеклась о Лениной судьбе, и ей хотелось восстановить справедливость: уж кто-кто, а Лена должна быть счастлива.

Рэта встретила Аллу с Леной укоризненно-радостным визгом (она ужасно не любила находиться дома одна), припаданием на передние лапы и высокими подскоками с попытками лизнуть в лицо то хозяйку, то гостью.

Отъезд семейства планировался на следующий день. Петровы-младшие тусовались где-то на природе. Петров-старший был отослан Аллой с разного рода поручениями. А сама Алла пребывала в приподнято-возбужденном состоянии, не зная, за что хвататься.

Посреди гостиной лежал распахнутый чемодан, в нем — ворох разноцветно-разнокалиберной одежды от бюстгальтеров, плавок, мужских носков до джинсов и свитеров.

— Рэтка повеселилась, — кивнула на чемодан Алла. — Я ведь складывала все как надо, а эта морда разрыла. Чего уж она там искала?

Рэта, услышав свое имя и уразумев, что она, наверное, что-то сделала не так„потупила глаза, затем опустила голову (ушами — до пола) и виновато повесила хвост. Так и стояла она рядом с чемоданом, полностью осознавая свою вину и, очевидно, глубоко раскаиваясь.

— Рэта, Рэточка, — ласково позвала Лена.

Собака глаз не подняла и хвостом не вильнула: переживала.

— Ладно уж, дура ты моя, — сказала ей Алла примирительно.

Рэта подняла голову и вопросительно-грустно посмотрела в глаза хозяйке: на самом ли деле на нее, собаку, не сердятся?

— Знаешь, Ленка, — сказала Алла, сев перед Рэтой на корточки, притянув ее к себе за передние лапы и целуя в нос, — мне кажется иногда, что эта паразитка умнее всех нас, вместе взятых.

На «паразитку» Рэта тоже отреагировала вполне адекватно: самолюбиво вырвалась из рук Аллы и пошла к Лене, с обидой оглядываясь на хозяйку: если уж простила, то будь добра и слова подбирать соответствующие.

Забыв про растерзанный чемодан, Алла начала выгружать из пакетов и пакетищ купленное в супермаркете. Доставая то, что нельзя было примерить на себя или на Лену, она кидала это в сторону на диван, кресло или прямо на пол, а выудив очередную одежку и вспомнив, кому она предназначается, или скидывала все с себя и влезала в нее, или заставляла то же самое проделывать Лену. Между делом она врубила музыку (именно «врубила» — на полную громкость).

Под какие-то немыслимые ритмы Алла с Леной вертелись, пританцовывая перед зеркалом (зеркала у Аллы были повсюду), переступая или перепрыгивая через разбросанные по всей комнате самые разные вещи — от одежды из чемодана до купленных в дорогу нужных и ненужных мелочей. Рэта, всех простив, самозабвенно участвовала в этом вертепе: носилась по огромной комнате, развевая ушами и вращая хвостом, запрыгивала от избытка чувств на диван и снова, опять же от избытка чувств, спрыгивала.

Перекрикивая музыку, Алла рассказывала о своей жизни. Собственно, Лена и так все достаточно хорошо представляла.

В своей бурной жизни Алла Петрова успевала очень многое. Спала, правда, часа четыре в сутки — не больше. И поэтому в субботу-воскресенье просила своих домашних об одном: не трогать ее, дать ей возможность поваляться в постели столько, сколько ей захочется. Она валялась часов до двенадцати, а потом вскакивала и снова включалась в свой бешеный ритм, и поспеть за ней было совершено невозможно.

Она успевала все: отмахивать утром на велотренажере километров пятнадцать-двадцать; посещать косметичек и массажистов; плавать в бассейне; раздавать ценные указания всем Петровым-мужчинам и строго следить за исполнением этих указаний; руководить приходящей домработницей; успешно вести уже сложившийся бизнес, влезая при этом в какие-то новые рискованные проекты; строго следить за здоровьем Петрова-старшего и за увлечениями Петровых-младших; иметь двух-трех любовников — и слыть при этом хорошей женой и хорошей матерью. Пожалуй, слово «слыть» здесь не очень уместно — Алла Петрова, сколь парадоксальным вам это ни покажется, на самом деле была хорошей женой и хорошей матерью. Так бывает, поверьте мне.

Алла, по-прежнему склонная к полноте и поэтому постоянно сидящая на диетах, была пластична и грациозна, как пантера. Она любила яркое, блестящее — все это удивительным образом ей шло. Самооценка ее была, наверное, слегка завышена, разрезы на юбках — тоже (но не слегка, а по самое некуда), а вот вырезы на платьях и блузках, напротив, были сильно занижены. Мужики вились, конечно, вокруг нее как мухи. Она только успевала отмахиваться. Хотя, если появлялся достойный экземпляр, она сразу делала задумчиво-внимательный взгляд, убирала с лица все признаки кокетства, выбирала для общения более чем серьезный тон — и все это в неожиданном сочетании с ее обликом великосветской путаны производило эффект — потрясающий.

Любовники Аллы при том ритме жизни, о котором я вам рассказала, отлавливали ее, конечно, с трудом. Только для одного, редко досягаемого (я о нем уже упоминала, если помните), становилась она вдруг, когда он звонил, совершенно свободной, только бы позвал, только бы поманил. Сама она ему не звонила. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Считала ниже своего достоинства навязываться кому бы то ни было, а ему — тем более.

Она была создана, конечно, только для любви, эта яркая, холеная женщина, в которой бархатная нежность сочеталась с колючей резкостью, неуемная страсть — с гордостью, умение подчинять — с умением безропотно подчиняться, проницательность и эмпатия — с наивностью и даже в нужных случаях — с глупинкой. Она была женщиной от стриженой макушки до младенчески шелковых пяток, над которыми неустанно трудилась ее педикюрша (Алла всегда считала, что пятки для женщины — главное, не говоря обо всем остальном).