Владимир Арсеньев - По Уссурийскому краю

• Название: По Уссурийскому краю
• Автор: Владимир Арсеньев
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

В книгу вошли лучшие произведения знаменитого путешественника, исследователя Дальнего Востока: «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». В них рассказывается об экспедициях 1902—1906 гг. и 1907 г. В первом произведении читатель знакомится со следопытом Дерсу Узала. Дальнейшее развитие этот образ который стал классическим, нашёл в книге «Дерсу Узала».

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

По ней нам и надлежало идти. Всюду на горах лес был уничтожен пожарами; он сохранился только в долинах как бы отдельными островками.

После короткого отдыха на перевале мы начали спускаться к реке Дунце, протекающей по небольшой извилистой долине, поросшей берёзой, бархатом и тополем. Вскоре мы наткнулись на какой-то забор.

Это оказалась лудева. Она пересекала долину Аохобе поперёк и шла дальше по правому её притоку на протяжении 14 километров.

При лудеве находилась фанза с двором, окружённым высоким частоколом. Здесь обыкновенно производится операция снимания пантов с живых оленей. За фанзой около забора были выстроены какие-то клетки, похожие на стойла. В этих клетках китайцы держат оленей до тех пор, пока их рога не достигнут наибольшей ценности.

Справа у забора стоял амбар на сваях. В нём хранились кожи изюбров, сухие рога и более 190 килограммов жил, вытянутых из задних ног животных. Сваренные панты и высушенные оленьи хвосты висели рядами под коньком у самой крыши.

В фанзе мы застали четырёх китайцев. Сначала они испугались, но затем, когда увидели, что мы им зла не хотим причинить, успокоились, и раболепство их сменилось услужливостью.

Вечером в фанзу пришли ещё три китайца. Они что-то рассказывали и ужасно ругались, а Дерсу смеялся. Я долго не мог понять, в чём дело. Оказалось, что в одну из ям попал медведь. Конечно, он сейчас же вылез оттуда и принялся ломать забор и разбрасывать покрышки, которыми были замаскированы ямы.

Теперь китайцам предстояла большая работа по приведению их в порядок.

Лудевая фанза была маленькая, и китайцев набралось в ней много, поэтому я решил пройти ещё несколько километров и заночевать под открытым небом.

Дальше тропа пошла по долине реки Аохобе, придерживаясь левой её стороны. Здесь особенно развиты речные террасы с массивно-кристаллическим основанием, высотой до 4 метров. Средняя часть долины Аохобе свободна от леса, но тем не менее совершенно непригодна для занятия земледелием. Тонкий слой земли едва прикрывает жёсткую каменистую почву и легко смывается водой. По теневым склонам гор растёт редкий смешанный лес, состоящий из кедра, бархата, липы, дуба, тополя, берёзы, ореха и т. д. На солнцепеках — кустарники лещины, леспедецы, калины и таволги. Около реки, где больше влаги, — заросли тонкоствольных тальников, ольхи и осины.

В нижней части живёт много китайцев. На реке Аохобе они появились не более двадцати лет тому назад. Раньше здесь жили удэгейцы, впоследствии вымершие и частью переселившиеся на другое место.

Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама река. Километрах в пяти от моря она иссякает и течёт под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идёт очень стремительно.

С Тютихе на Аохобе можно попасть и другой дорогой. Расстояние между ними всего только семь километров. Тропа начинается от того озерка, где мы с Дерсу стреляли уток. Она идёт по ключику на перевал, высота которого равна 310 метрам. Редколесье по склонам гор, одиночные старые дубы в долинах и густые кустарниковые заросли по увалам — обычные для всего побережья. Спуск на Аохобе в два раза длиннее, чем подъем со стороны Тютихе. Тропа эта продолжается и далее по побережью моря.

Между рекой Синанцей, о которой говорилось выше, и рекой Аохобе тянется невысокий горный хребет, состоящий из кварцевого порфира. От него к морю идёт несколько отрогов, между которыми текут небольшие горные речки, имеющие обычно китайские числительные названия: Турлдагоу, Эрлдагоу, Сандагоу и Сыдагоу. Тропа пересекает их в самых истоках.

После полудня мы как-то сбились с дороги и попали на зверовую тропу. Она завела нас далеко в сторону. Перейдя через горный отрог, покрытый осыпями и почти лишённый растительности, мы случайно вышли на какую-то речку. Она оказалась притоком Мутухе. Русло её во многих местах было завалено буреломным лесом. По этим завалам можно судить о размерах наводнений. Видно, что на Мутухе они коротки, но чрезвычайно стремительны, что объясняется близостью гор и крутизной их склонов.

Пока земля прикрыта дёрном, она может ещё сопротивляться воде, но как только цельность дернового слоя нарушена, начинается размывание. Быстро идущая вода уносит с собой лёгкие частицы земли, оставляя на месте только щебень. От ила, который вместе с пресной водой выносится реками, море около берегов, полосой в несколько километров, из тёмно-зелёного становится грязно-жёлтым.

Долину реки Мутухе можно считать самым зверовым местом на побережье моря. Из зарослей леспедецы и орешника то и дело выбегали олени, козули и кабаны. Казаки ахали, волновались, и мне стоило немалого труда удержать их от стрельбы и бесполезного истребления животных. Часа в три дня я подал сигнал к остановке.

Мне очень хотелось убить медведя. «Другие бьют медведей один на один, — думал я, — почему бы мне не сделать то же?» Охотничий задор разжёг во мне чувство тщеславия, и я решил попытать счастья.

Многие охотники рассказывают о том, что они били медведя без всякого страха, и выставляют при этом только комичные стороны охоты. По рассказу одних, медведь убегает после выстрела; другие говорят, что он становится на задние лапы и идёт навстречу охотнику, и что в это время в него можно влепить несколько пуль. Дерсу не соглашался с этим. Слушая такие рассказы, он сердился, плевался, но никогда не вступал в пререкания.

Узнав, что я хочу идти на медведя один, он посоветовал мне быть осторожнее и предлагал свои услуги. Его уговоры ещё больше подзадорили меня, и я ещё твёрже решил во что бы то ни стало поохотиться за «косолапым» в одиночку.

Я отошёл от бивака не более полкилометра, но уже успел вспугнуть двух козуль и кабана. Здесь так много зверя, что получалось впечатление заповедника, где животные собраны в одно место и ходят на свободе.

Перейдя ручей, я остановился среди редколесья и стал ждать. Через несколько минут я увидел оленя: он пробежал по опушке леса. Рядом в орешнике шумели кабаны и взвизгивали поросята.

Вдруг впереди меня послышался треск сучьев, и вслед за тем я услыхал чьи-то шаги. Кто-то шёл мерной тяжёлой походкой. Я испугался и хотел было уйти назад, но поборол в себе чувство страха и остался на месте. Вслед за тем я увидел в кустах какую-то тёмную массу. Это был большой медведь.

Он шёл наискось по увалу и был немного больше меня. Он часто останавливался, копался в земле, переворачивал валежник и что-то внимательно под ним рассматривал. Выждав, когда зверь был от меня шагах в сорока, я медленно прицелился и спустил курок. Сквозь дым выстрела я видел, как медведь с рёвом быстро повернулся и схватил себя зубами за то место, куда ударила пуля. Что дальше случилось, я плохо помню. Всё произошло так быстро, что я уже не мог разобраться, что чему предшествовало. Тотчас же после выстрела медведь во весь дух бросился ко мне навстречу. Я почувствовал сильный толчок, и в то же время произошёл второй выстрел. Когда и как я успел зарядить ружьё, это для меня самого осталось загадкой. Кажется, я упал на левую сторону. Медведь перевернулся через голову и покатился по склону вправо. Как случилось, что я очутился опять на ногах и как я не выпустил ружья из рук, — не помню. Я побежал вдоль увала и в это время услышал за собой погоню. Медведь бежал за мной следом, но уже не так быстро, как раньше. Каждый свой прыжок он сопровождал грузными вздохами и ворчанием. Вспомнив, что ружьё моё заряжено, я остановился.

«Надо стрелять! От хорошего прицела зависит спасение жизни», — мелькнуло у меня в голове.

Я вставил приклад ружья в плечо, но ни мушки, ни прицела не видел. Я видел только мохнатую голову медведя, его раскрытый рот и злобные глаза.

Если бы кто-нибудь в это время посмотрел на меня со стороны, то, наверное, увидел бы, как лицо моё исказилось от страха.

Я ни за что не поверю охотникам, уверяющим, что в зверя, бегущего им навстречу, они стреляют так же спокойно, как в пустую бутылку. Это неправда! Неправда потому, что чувство самосохранения свойственно всякому человеку. Вид разъярённого зверя не может не волновать охотника и непременно отразится на меткости его стрельбы.

Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал ещё шум. Инстинктивно я обернулся и замер на месте. Из кустов показалась голова другого медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько, стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.

Минут двадцать я бесцельно бродил по одному месту, пока не успокоился. Идти на бивак с пустыми руками стыдно. Если я убил медведя, то бросить его было жалко. Но там был ещё другой медведь, не раненый. Что делать? Так и бродил до тех пор, пока солнце не ушло за горизонт. Лучи его оставили землю и теперь светили куда-то в небо. Тогда я решил пойти стороной и издали взглянуть на медведей. Чем ближе я подходил к опасному месту, тем становилось страшнее. Нервы мои были напряжены до последней крайности. Каждый шорох заставлял меня испуганно оборачиваться. Всюду мне мерещились медведи, всюду казалось, что они идут за мной по пятам. Я часто останавливался и прислушивался. Наконец я увидел дерево, около которого в последний раз свалился медведь. Оно показалось мне особенно страшным. Я решил обойти его по косогору и посмотреть с гребня увала.