Генри Бейтс - Натуралист на Амазонке

• Название: Натуралист на Амазонке
• Автор: Генри Бейтс
• Издательство: Государственное издательство географической литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1958

Одиннадцать лет провел в девственных лесах Амазонки Генри Бейтс, замечательный английский натуралист. Вернувшись в Англию, он в 1863 г. выпускает книгу «Натуралист на реке Амазонке», второе издание которой понадобилось уже через год, в 1864 г. Книга эта вошла в золотой фонд литературы о путешествиях и исследованиях. Наряду с обильным фактическим материалом и тонкими наблюдениями над животным миром автор дает множество ярких картин тропического леса, описывает жизнь многочисленных индейских племен, их быт и хозяйство, охоту за неизвестными животными и насекомыми, около 8000 новых видов которых он собрал во время плавания по Амазонке и притокам этой самой многоводной реки мира. Прошло более ста лет со времени возвращения Бейтса из путешествия по Амазонке, но книга, написанная им, до сих пор сохраняет интерес и научную ценность для самых широких кругов читателей.

---

Рис. Духовое ружье и стрелы

Я оставил их беседовать и предпринял далекую прогулку по лесу; Педру послал своего внука, благовоспитанного, неизменно улыбавшегося паренька лет 14, показать мне тропы, и мой спутник захватил с собой зарабатану (духовое ружье). Инструмент этот применяется всеми индейскими племенами на Верхней Амазонке. Ружье обыкновенно имеет 9-10 футов в длину и делается из двух отдельных кусков дерева, каждый из которых выдалбливается таким образом, чтобы получилась половинка трубы. Для того чтобы выдолбить дерево с нужной точностью, требуется огромная кропотливая работа и немалые способности к механике; единственный применяемый при этом инструмент — зуб-резец паки, или кутии. Две законченные половины трубки скрепляют очень плотной и тугой спиральной обмоткой из длинных плоских полосок жаситары — древесины вьющегося пальмового дерева, и все вместе промазывают черным воском, который производят пчелы Melipona. Трубка суживается к концу, откуда вылетает стрела, а на широкий.конец надевается мундштук из дерева. Зарабатана нормального размера тяжела, и пользоваться ею может только взрослый индеец, имеющий большой опыт. Мальчики учатся стрелять из маленьких и легких трубок. Когда мы с м-ром Уоллесом брали в Барре уроки пользования духовым ружьем у Жулиу, индейца племени жури, который служил в то время у м-ра Хоксуэлла, английского коллектора, собиравшего птиц, то убедились, как трудно удерживать в желательном положении длинные трубки. Стрелы вырезают из твердой коры листовых черешков некоторых пальм: тонкие полоски коры делают острыми, как игла, отесывая ножом или зубом какого-нибудь животного. Пускают их при помощи маленького овального шарика самаумового шелка (из семенных коробочек капокового дерева, Eriodendron samauma), так как хлопковая вата слишком тяжела. Самаумовый шарик должен точно подходить к каналу духового ружья; тогда, дунув, можно вытолкнуть стрелу с такой силой, что раздается звук, столь же громкий, как от детской хлопушки. Мой маленький спутник был вооружен колчаном, полным этих маленьких снарядов, и небольшое количество их, достаточное на день охоты, было снабжено наконечниками со смертельным ядом урари. Колчан был разукрашен, широкий ободок его был сделан из хорошо отполированного дерева яркого вишневого цвета (моира-пиранги — красного дерева с Япура). Корпус был изготовлен из аккуратно отщепленных полосок марантовых стеблей, а ремень, на котором колчан подвешивается к плечу, украшала хлопчатобумажная бахрома с кистями.

Мы прошли около двух миль по утоптанной тропе через высокую капуэйру (вторично выросший лес). Тут было довольно много деревьев Melastoma, на которых росли покрытые волосками желтые плоды величиной и приятным вкусом почти не отличавшиеся от нашего крыжовника. Впрочем, сезон их подходил к концу. Каждую пядь дороги окаймляла густая заросль изящных плаунов. Вряд ли искусственно рассаженным деревьям и кустам удалось бы придать столь планомерный вид, какой имела эта украшенная естественным образом аллея. Тропа заканчивалась на маниоковой плантации, самой большой из тех, какие я видел с тех пор, как покинул окрестности Пара. Она насчитывала, вероятно, акров 10 расчищенной земли, и часть ее занимали посевы кукурузы, арбузов и сахарного тростника. Дальше этого поля шла только едва различимая охотничья тропинка, которая вела в нехоженые дебри. Мой спутник сказал мне, что никогда не слыхал о существовании какого-либо населения в той стороне (на юге). Отсюда мы прошли через лес к другому расчищенному участку, значительно меньшему, а затем, по дороге домой, шли около двух миль по капуэйре различного возраста, покрывавшей места прежних плантаций. Мы принесли с прогулки лишь несколько редких насекомых и одну жапу (Cassicuscristatus) — красивую птицу с каштановым и шафрановым оперением, странствующую большими стаями по вершинам деревьев. Мой маленький спутник подбил птицу на высоте, достигавшей, на мой взгляд, 30 ярдов. Однако опытный взрослый индеец может выбрасывать стрелы из духового ружья с такой силой, что они убивают на расстоянии 50-60 ярдов. Прицел всего вернее, когда трубку держат вертикально или почти вертикально. В лесу это оружие гораздо полезнее ружья, потому что звук выстрела огнестрельного оружия спугивает всю стаю птиц или обезьян, объедающих дерево, между тем как отравленная стрела неслышно сбивает одно животное за другим, и у охотника набирается целая куча добычи. Но только бесшумно движущийся индеец может успешно пользоваться трубкой. Яд, быстро убивающий только в свежем виде, можно раздобыть лишь у индейцев, которые живут за порогами рек, текущих с севера, в том числе Риу-Негру и Япура. Главная составная часть яда — древесина Strychnos toxifera, дерева, которое не растет во влажных лесах речных равнин. Очень живописный рассказ об урари и об экспедиции в Гвиану, предпринятой в поисках дерева, приводится сэром Робертом Шомбургком.

Когда мы вернулись после полудня к дому, Кардозу все еще потягивал кауим и теперь был совсем навеселе. Стояла страшная жара; добрый малый сидел в гамаке с полной куей грога в руках, его широкое честное лицо пылало, пот струился по обнаженной груди, расстегнутая рубашка наполовину сползла с широких плеч. Педру-уасу выпил не много; он отличался, как я узнал впоследствии, воздержанностью в употреблении спиртного. Но он стоял, как и два часа назад, когда я оставил его, так же монотонно беседуя с Кардозу, и разговор, очевидно, ни на минуту не затихал. Я никогда еще не встречался с такой многоречивостью у индейцев. Вдовец уснул; суетливая старая хозяйка с дочерью готовили обед. Обед поспел вскоре после моего прихода и состоял из вареных кур с рисом, приправленных крупным зеленым перцем и лимонным соком, кучек свежей ароматной фариньи и сырых бананов. Он был подан в тарелках английского производства на тупе — большой плетеной тростниковой циновке — изделия этого рода довольно широко распространены среди туземцев на Амазонке. Тут появились еще трое или четверо индейцев и индианок средних лет и присоединились к трапезе. Мы сидели все кружком на полу; женщины согласно обычаю не приступали к еде, пока не поели мужчины. Прежде чем сесть, наш хозяин извинился в своей обычной спокойной и вежливой манере за то, что нет ножей и вилок; мы с Кардозу ели деревянными ложками, индейцы пользовались собственными пальцами. Старик подождал, пока нас всех обслужат, и только тогда сам приступил к еде. В конце обеда одна из женщин принесла нам воды в крашеной глиняной миске индейского изготовления и чистую грубую хлопчатобумажную салфетку, чтобы мы могли вымыть руки.

Группа пасе, вождем которой был Педру-уасу, в то время уже значительно сократилась в числе и насчитывала совсем мало народу. Большое опустошение в нескольких поколениях индейцев произвела болезнь, о которой шла речь в предыдущей главе; кроме того, многие поступили на службу к белым в Эге, а в последние годы участились смешанные браки с белыми, метисами и цивилизованными индейцами. Старик со слезами на глазах говорил Кардозу об участи своей расы: «Люди моего народа всегда были добрыми друзьями кариуа (белых), но не успеют мои внуки дожить до моих лет, а имя пасе будет забыто». Поскольку пасе смешиваются с европейскими иммигрантами или их потомками и становятся цивилизованными бразильскими гражданами, вряд ли есть основание сокрушаться об исчезновении их как нации, но поневоле проникаешься жалостью, когда узнаешь, как много индейцев преждевременно умирает от болезней, которые возникают как будто только от того, что они подышат одним воздухом с белыми. Первоначально племя занимало, должно быть, очень обширную территорию, так как говорят, что первые португальские колонисты встретили пасе на Риу-Негру: они населяли Барселус, старинное поселение на этой реке, в дни его основания; пасе составляют также часть коренного населения Фонти-Боа на Солимоинсе. Следовательно, их группы были рассеяны по области, имеющей 400 миль в длину с востока на запад. Возможно, однако, что колонисты приняли за пасе какое-нибудь из других соседних племен, татуирующее лицо подобным же образом. Индейцы вымершего племени юри-мауа, или соримба, от имени которых получила свое название река Солимоинс, по сохранившимся в Эге преданиям были сходны с пасе своими стройными фигурами и дружелюбным нравом. Племена эти (вместе с другими, занимавшими промежуточные районы) населяли берега главной реки и ее рукавов от устья Риу-Негру до Перу. Старожилы еще помнят, как настоящие пасе жили в своем первобытном состоянии на берегах Иса, в 240 милях к западу от Эги. Единственная большая группа пасе, сохранившаяся поныне, живет на Япура, миль за 150 от Эги; однако численность группы не превосходит, сколько я могу судить, 300-400 человек. Мне кажется весьма вероятным, что нижнее течение Япура и земли ее обширной дельты — родина этого благородного индейского племени.