Екатерина Белецкая - История с продолжением

• Название: История с продолжением
• Автор: Екатерина Белецкая
• Жанр: Фэнтези

Эта книга НИКОГДА не будет издана. И никогда не станет популярной. Она не вписывается в концепцию боевик-фантастика-фэнтези. Она другая. Очень тяжелая и сложная для того, чтобы быть понятной. Я не умею говорить о своих книгах – потому что текст всегда скажет всё сам за себя. Лучше всего до "Истории" прочесть "Романтиков", тогда описываемые тут события будут более понятны. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Это гипертекст – для того, чтобы вникнуть полностью, надо читать всё. Глава 21, к примеру, может стыковаться с 8. ЗЫ имхо от автора. Не знаю, зачем тут это всё лежит. Вот честно…. Но лежит. Значит, для чего-то это всё-таки нужно. Спасибо – всем, кто читал и понял.

---

– Можно конечно, – пообещала Валентина, – отдохнёшь – и сиди, сколько влезет.

– Правда? – обрадовался Лин. – Я не хотел бы стать кому-нибудь обузой, поймите меня правильно… Я очень волнуюсь, вы просто не представляете…

– Представляем, рыжий. Мы тебя в действие уже видели. Всё, отдыхай, хватит лясы точить попусту. – Валентина бросила взгляд на кровать Пятого и, поманив за собой врача, вышла в коридор.

* * *

Прошло несколько дней. Пятому становилось лучше, он уже пару раз пробовал сидеть, но сил на подобное у него пока явно не хватало. Лин дежурил при нём неотлучно. Он помогал Пятому во всём, начиная от еды, заканчивая чтением. Пятый не мог читать сам – зрение восстанавливалось, но медленно, координация тоже пока подводила, левая рука почти не слушалась. Во время их разговоров (а Лин мог говорить очень подолгу, стараясь немного развеселить и отвлечь друга), Пятый больше молчал, лишь иногда давал на вопросы Лина короткие ответы – речь у него была тоже частично нарушена, впрочем, такие последствия ранения быстро исчезали. Примерно через неделю Пятый уже мог просидеть, опираясь на подушку, около часа, и при этом почти не устать. Валентина частенько наблюдала за ними из за неплотно прикрытой двери и сцены, ею виденные, приводили её в удивление. Поначалу ей казалось, что в отношениях Пятого и Лина прослеживается некая закономерность: Пятый – начальник, Лин – подчиненный, но потом она поняла, что ошибалась. Не было тут ничего подобного, присутствовало лишь взаимодействие, основанное на каких-то непонятных Валентине началах и принципах. К тому же, да она и раньше об этом знала, Пятый был гораздо более устойчивым в эмоциональном плане, нежели Лин. Тот был готов по малейшему поводу начать рвать и метать, Пятый же прежде всего трезво оценивал ситуацию и делал вывод, в соответствие с которым действовал. Поэтому весьма часто одно слово, сказанное Пятым, стоило десяти Линовых фраз. Впрочем, как показала в своё время жизнь, особого счастья это Пятому не принесло – стоило ему открыть рот в присутствии надсмотрщиков, его тут же начинали колотить – язык у него был не менее острым, чем у Лина, а лаконичность ответов на степень наказания не влияла. Здесь же Пятый и Лин были фактически предоставлены сами себе и склонности их могли безболезненно проявляться в полной мере…

…Дней через десять после памятных событий произошло вот что. Лин, покормив Пятого, отправился спать, Пятый тоже начал было задрёмывать, он последнее время часто засыпал днём, но не надолго, ночью же спал плохо, мучили кошмары. Рыжий по собственному почину сидел с ним. Пятый переживал за Лина, но даже и не пытался отговорить его от этих бдений, зная, что это бесполезно. Не раз, просыпаясь, он в тусклом свете ночника видел Лина, сидящего за столом и уронившего от усталости голову на руки. Думая, что Пятый спит, он сбрасывал дневную маску благодушия и шутливости и Пятый видел, до чего же тяжело приходится его другу. Лин то принимался ожесточенно тереть ладонями виски, то шепотом разговаривал сам с собой: “ Не спать, – шептал он, – не спать, мерзавец… Не сметь, сволочь…”. Иногда он поднимал голову и Пятый видел его лицо, искаженное гримасой боли… и глаза, полные отчаяния. Лин снова запускал дрожащие пальцы в волосы и принимался раскачиваться взад-вперёд, вновь что-то шепча. Несколько раз по утрам Пятому приходилось звать к Лину кого-нибудь из персонала – тот иногда отключался прямо за столом, а проснуться сам был уже не в состояние. Но обычно утром Лин был бодр, вовсю улыбался, прикалывался, доводил медсестёр до нервной икоты своими шутками, проводил операции типа “Борьба человека и стакана”, цель была проста – заставить Пятого поднять пустой стакан той рукой, что действовала получше (впрочем, в этой борьбе побеждал пока стакан)… и вообще жил полной жизнью. И каждую ночь всё повторялось снова. Поэтому Пятый был несказанно рад, что сегодня ему удалось уговорить Лина немного поспать днём…

Через некоторое время после того, как он задремал, порог его комнаты переступил тот, кого все здесь называли Павлом Васильевичем. Он приехал всего полчаса назад. Как обычно, с эскортом. И с телохранителями. Он прошел в здание, не предъявляя никаких бумаг или удостоверений. И никакой охранник не посмел бы не разрешить ему пройти туда, куда он считал нужным, нет, наоборот, персонал лебезил перед ним, заискивал и старался услужить по мере возможностей и сил…

* * *

Этот человек вызывал у всех невольное уважение – всем. И видом (дорогой костюм явно не советского пошива), и походкой, и особой манерой поведения, присущей, пожалуй, лишь высшим чинам от власти. У простого человека нет такой раскованности и вальяжности, нет такой самоуверенности. Он остановился на пороге и издали посмотрел на Пятого, наблюдая. Тот спал, голова его склонилась к левому плечу, волосы, сбритые на месте трепанации, немного отросли и торчали ёжиком. Яркое полуденное солнце, пронизанное зелеными прожилками от листвы стоящих за окном деревьев, освещало всё – и от света ничто не могло укрыться. Солнцу ведь всё равно, на что падают его лучи, будь то великое счастье или великая боль. Пятый был бледен, почти до прозрачности бледен и страшно худ. Черты его лица заострились, щёки запали. Тело едва просматривалось под одеялом, а левая рука, лежащая поверх одеяла, была сплошь в гематомах от постоянных капельниц. Спал он неспокойно, часто вздрагивая, явно пугаясь того, что было ведомо лишь ему одному. Лицо его иногда искажали гримасы, рот страдальчески кривился, иногда он тихо стонал, словно от боли. “Сейчас проснётся, – подумал человек, стоящий на пороге, – они чувствуют таких как мы, стоит только подойти поближе. Да, старый враг, в этом раунде ты впереди меня. Хотя игра ещё не закончена. Жаль, очень жаль. Ишь ты, какие синяки, и как он терпит?”

Пятый внезапно проснулся, словно от удара. Он понял всё сразу, на секунду его обуял ужас, быстро сменившийся, впрочем, мрачной решимостью – умру, но не подамся. Выражение его лица не укрылось от человека, стоящего на пороге и тот сказал, успокаивающе поднимая руку:

– Не бойся, я не собираюсь сегодня вить из тебя веревки. И энергию стягивать не буду, обещаю. Веришь?

Пятый не ответил – у него пересохло во рту. Он лишь едва заметно кивнул.

– Я пришел поговорить, – пояснил вошедший, входя и осторожно прикрывая за собой дверь, – мы ведь очень давно не общались один на один. Твой друг в данном случае может только помешать – он слишком эмоционален и не сдержан в своих проявлениях.

– О чём нам с вами можно разговаривать? – Пятый попытался пожать плечами, но из этого, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Лицо его стало каменным, а голос обрёл твердость, – Всё, по-моему, уже было сказано лет пятнадцать назад…

“Какая выдержка! – с уважением подумал визитер. – Другой бы со слезами на глазах умолял бы его не трогать… а этот… ведь сдохнет, а всё равно останется при своём.”

– Я уже сказал и повторю снова – разговор будет не о том, – ответил он.

– Как мне вас называть? – спросил Пятый. – А то у вас каждый раз новая маска… и имя тоже, если мне не изменяет память.

– Ты потише, – предостерег тот, оглядываясь на дверь, – поосторожней, старый враг, там же люди ходят. И я не думаю, что тебе доставит удовольствие мысль о том, что эти живые люди могут из-за одной твоей неосторожной фразы стать мёртвыми людьми. А называть меня можешь Павлом Васильевичем, если угодно…

– Хорошо. – Пятого всё ещё не оставило то чувство, что разбудило его. Ужас. Инстинктивный ужас. Справляться с которым в нынешнем состояние куда как трудно. – Так о чём мы будем говорить?

– Ну, во-первых, я бы хотел извиниться перед тобой за то, что произошло. Это не в коей мере не соответствовало нашему плану. Просто досадное упущение.

– Никто не виноват, – примирительно сказал Пятый, – мальчишку, как я понял по рассказам, просто не предупредили. Сам я, правда, ничего не помню, но это не главное… Сейчас-то ему всё объяснили?

– Если это можно так назвать… к проекту оказался допущен человек, не подписавший никаких бумаг, мало того, даже не удосужившийся что либо прочитать из того, что ему дали. А за любую глупость надо платить. Тебе, я думаю, понятно, к чему я клоню?

У Пятого внутри вдруг всё похолодело. Он понял. Даже слишком хорошо понял.

– Что вы с ним сделали? – внезапно севшим голосом спросил он.

– Да, собственно, ничего… Вернее, сделали… но не мы. Другие. – Павел Васильевич пожал плечами. – Ты, вероятно, слыхал, что заключенные делают с вертухаями, попавшими за решетку? Да ещё за убийство малолетней. С изнасилованием. Наш общий друг погиб во время этапирования к месту заключения. От рук товарищей по вагону, в котором ехал. Неделю назад.

Пятый промолчал. Он всегда ждал чего-то в этом роде, но, как не готовился, всё равно не мог спокойно воспринимать такое. Вокруг подобных существ всегда разливались моря крови. Привыкнуть к подобному было не возможно. Вот и сейчас…