Руслан Белов - Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция

• Название: Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция
• Автор: Руслан Белов
• Жанр: Современная проза

---

Это было что-то! Я был раздавлен, уничтожен. Мне казалось, что нарушен основной закон природы, и очень скоро она (природа) во что-то непотребное превратится, уже превращается.

И она превратилась. Это случилось после того, как Губин сказал: “Не надо Надюхе сегодня в маршрут – у нее менструации”. Чтобы спасти природу, я не внял ушам и сочинил какое-то объяснение. И на заправке на дороге в Ташкент, на базу института, тоже сочинил. Женька, странно глядя, попросил достать из его бумажника талоны на бензин и я, выполняя его просьбу, обнаружил фотографию смеющейся Надежды. Подписанную моими стихами в момент, когда счастье обладания ею переполняло меня.

Сейчас эти эпизоды видятся мне поставленными. Их поставила Надя, поставила, чтобы отомстить. За что? Об этом позже.

* * *

Вторые аспирантские полевые работы на Ягнобе начались с Татьяной, учительницей французского языка, решившей провести отпуск подальше от Москвы. По дороге из Ташкента в Душанбе мы завернули на Искандер, и там, рядом с машиной, в кабине которой ворочался и кряхтел холостой шофер Витя, я несколько ночей подряд готовился к встрече с Надей, оставшейся с Губиным в Душанбе. Готовился в спальном мешке Татьяны.

Надя, и не поздоровавшись, потребовала немедленного развода. Я хотел предложить ей все, но она хотела одного развода.

Я растерялся. Меня выкидывали, меня выскребали вновь. У меня отнимали то, что, казалась, отнять невозможно – сына. Я смотрел на нее, уверенно-взволнованную, стоявшую передо мной в коротком облегающем летнем платье так идущего ей салатного цвета, открывавшем лакомые шею и грудь, стройные, гладкие ноги и понимал свою ничтожность, понимал, что нужна мне не она, а ее ладное, шелковое, сладкое тело. Мне не хотелось отдавать это тело другому. Мне самому хотелось трогать его руками и оставлять в нем сперму.

Вот тогда я стал таким. Я, выскобленный жизнью человечек, хотел выскрести другого человека, выскрести из его жизни, выскрести, чтобы пользоваться им.

Я не пошел вразнос. Не пошел, потому что твердо знал: я – это я, и у меня свой крест, свой путь. И очередной шаг на этом пути – диссертация. Не потому, что она добавит веса в обществе и самоуважения, а потому что предоставит известную свободу в действиях. Жизнь двинулась своим чередом, и пришла пора провожать Таню и встречать Клару, молоденькую длинноногую лаборантку. Невзирая на бурчанье Вити: "Вот стерва, у него ведь еще спальный мешок от Таньки не остыл", она, совершенно непосредственная, стала строить глазки будущему светилу советской геологической науки. Перед отъездом в горы мы несколько дней провели на душанбинской перевалочной базе. Вечерами, вернувшись из пыльных архивов, я наслаждался долгожданной прохладой, лежа, как в раю, на раскладушке под тенистыми деревьями, она неслышно подходила и нежно целовала в губы. Я, лишившийся своего "Мы", своей женской ипостаси, и ставший потому более мужчиной, чем был, привлекал ее к себе и невозмутимо делал то, что делает в таких ситуациях настоящий мужчина.

Тем временем Губин стал казаться Надежде мужланом, да и Витя, бывавший у них, передал мои слова, что обстановку на перевалочной базе нельзя назвать вполне райской, потому что гурии работают не скопом, а посменно, и она пришла на базу расфуфыренной. Я помню этот эпизод отчетливо, наверное, потому что был тогда нарасхват.

...Мы сидели во дворе за круглым столом, уставленном бутылками и яствами; Надя, закинув ногу на ногу, с дымящейся сигаретой в претенциозно отставленной руке, внимательно рассматривала тяготевшую ко мне Клару.

– Нет, ничего у тебя с ним не получится, – наконец, сказала она безапелляционно.

– Почему-у? – растерянно моргая длинными ресницами, поинтересовалась девушка.

– Ты ноги бреешь, а он этого не любит. Провинциал он, понимаешь? – улыбаясь, Надежда вытянула гладенькую, но, тем не менее, никогда не знавшую эпиляции ножку и повертела ею то так, то эдак.

* * *

В общем, взяли меня за рога красиво и с куражом, и тем же днем мы втроем переехали к Кузнечику на квартиру. После ужина – конечно же, отменного – у нас с ней была любовь, в продолжение которой Клара в соседней комнате смотрела мультики.

Все получилось просто – девушка пыталась заполучить меня, но Надя предложила больше. Что предложила? Оргию. Кураж, замешанный на бесстыдстве, радость освобождения, освобождения животного от пут нравственности, которые я испытал в полной мере и помню до сих пор. Я раз за разом вгонял в нее член, она стонала, а моя вчерашняя любовница смотрела "Ну, погоди!" и ела "дамский пальчик", перед тем предложенный ей Кузнечиком...

* * *

Почему мы не пригласили в постель Клару?! Она бы согласилась, без сомнения согласилась! А если бы не согласилась, я нашел бы убеждающие слова. И неудача, провал, превратились бы для нее в забавное приключение, о котором можно было пошептаться с подругами. Нет, если это не пришло мне в голову, значит, тогда я был лучше...

* * *

13.10.91. Монтень – «философствование – это подготовка к смерти». Я почти готов. Жизнь прекрасна и неисчерпаема, но жадность до нее уходит. Ничего не хочется.

Марина благодарна мне за любовь, за то, что я эту любовь, ни от кого не скрываю. Жду одного – ее звонка. В прошлый четверг пошли к ней. У меня был коньяк «Самтрест», крабы, заморские фрукты, цветы и грязное белье. Мы сидели на кухне и говорили до одиннадцати. Потому что свекор и свекровь с дочерью могли зайти лишь до одиннадцати. Иногда ей на плечи или голову садился голубой попугайчик, и она становилась вовсе обворожительной. Я не смог опуститься на землю, и ничего не получилось. Она была восхитительной, я сто лет не лежал с любимой женщиной в постели, пахнувшей фиалками.

* * *

За нашими спинами ничего не осталось – все растворилась в девяностых. Марина, пройдя круг самоутверждения, вернулась к мужу.

Нет, кое-что осталось. Стихи, написанные после ее отъезда из Приморья.

<P.S.>

Многостишья

1

Вечер этот пройдет, завтра он будет другим.

В пепле костер умрет, в соснах растает дым...

Пламя шепчет: "Прощай, вечер этот пройдет.

В кружках дымится чай, завтра в них будет лед..."

Искры, искры в разлет – что-то костер сердит.

“Вечер этот пройдет” – он, распалясь, твердит.

Ты опустила глаза, но им рвануться в лет —

Лишь упадет роса, вечер этот пройдет...

2

Вечер этот прошел, он превратился в пыль.

Ветер ее нашел и над тайгою взмыл.

Солнце сникло в пыли, светит вчерашним сном.

Тени в одну слились, сосны стоят крестом.

В сумраке я забыл запах твоих волос.

Память распалась в пыль, ветер ее унес.

Скоро где-то вдали он обнимет тебя

И умчит в ковыли, пылью ночь серебря...

* * *

Двустишье:

Змея орла

Переползла.

* * *

Одностишье:

Шелковой нитью обвился червь.

* * *

Бесстишье:

</P.S.>

16

Не знаю отчего,

Мне кажется, что в голове моей

Крутой обрыв.

И каждый, каждый день

Беззвучно осыпается земля.

И.Т.

Мама пришла, когда я рассматривал сережки.

Посмотрела в глаза.

С ревностью:

"У меня таких дорогих никогда не было".

С вопросом:

"Для кого купил? Две пары?!"

Пытливо:

"Кто ты? Сумасшедший или неформал?"

Ушла, оставив кусок жареной семги.

* * *

Понял – они сегодня не придут. Они не приходят, когда на них падает тень сомнения. Стал вспоминать: были у девочки дырочки в ушах? Были. А у Светы их не было, пока я не попросил проделать. Женщина без дырочек – не вполне женщина. Над ней не совершали ритуала посвящения, значит, не любили. У Светы их не было, потому что дырочек не было у ее матери. А у моей мамы их нет, хотя у мамы Марии они были.

Дырочки в ушах, проделанные или не проделанные – это важная вещь. Это – свидетельство отношения. Они говорят о многом.

* * *

Почему я так часто употребляю слова "смотреть", "видеть", "взор", "взгляд"? Это от Ока? Или картинок отчима?

* * *

Отчим вырезал женщин из цветных журналов. Гайзер вырезал статьи из энциклопедических словарей. Какая между ними связь?

* * *

Почему я катал Александра и Полину на плечах?

Мне это нравилось?

Да. Я испытывал удовольствие. С ними на плечах я был представительнее. Они были ближе. Мне нравилось делать их высокими. Поднимая детей к небу, я сам приближался к нему.

А с Любой все по-другому. Катая ее, я уже знал, почему детям нравится ездить на плечах. Езда на плечах возбуждает определенные эрогенные зоны.

Но почему я делал это? Почему катал, катал с удовольствием? Толкала диалектическая борьба и тяготение противоречий? Между моим резко обособившееся в детстве "Я" и понятиями "они" = "жена", "дети", друг" "прекрасная дама", "все люди". Я резко обособился от "они", и чем больше становилось расстояние, тем больше было притяжение. Как в микромире. Потому я носил детей на плечах, чтобы стать больше и выше, пытался бесконечно слиться с любимыми женщинами, и с друзьями.