Мариэтта Чудакова - Беседы об архивах

• Название: Беседы об архивах
• Автор: Мариэтта Чудакова
• Жанр: Прочее домоводство

---

В фонде No 2 - рукописи В. И. Ленина (около 33 тысяч документов), письма, 874 метра кинохроники, снятой при жизни Ленина. Здесь же находятся личные фонды А. Бебеля, В. Воровского, Ф. Дзержинского, А. Елизаровой-Ульяновой, А. Жданова, С. Кирова, Н. Крупской, В. Куйбышева, Ф. Лассаля, П. Лепешинского - одного из организаторов и руководителей Истпарта, А. Луначарского, Г. Орджоникидзе, Г. Плеханова, Я- Свердлова, И. Сталина, Е. Стасовой, К. Цеткин, Е. Ярославского и многих других. Архивы филиалов ИМЛ, партийные архивы обкомов и крайкомов КПСС собирают фонды своих партийных работников. Документы, связанные с историей комсомола, хранятся в Центральном архиве ВЛКСМ.

Но вернемся на время от архивохранилищ к архиву в более узком смысле собранию бумаг, связанных с жизнью какого-либо лица, то есть личному архиву.

Посмотрим прежде всего на эти материалы, когда они попадают - еще не на хранение, а пока только на научную экспертизу - в стены архивохранилища.

Чемоданы, большие картонные коробки из-под папиросных пачек или раздувшиеся от бумаг папки с тесемками, высокие коробки из-под печенья и плоские - конфетные, связки, старые рыжие портфели, круглые кожаные футляры, в которых хранятся жалованные грамоты. Снова связки, завернутые в старые газеты, не развязывавшиеся по тридцать, сорок и более лет. И вот все эти материалы, привезенные в государственное архивохранилище, поступают на стол архивиста. Теперь он должен разобрать их, отделить творческие рукописи от писем, биографические и служебные документы фондообразователя (не совсем благозвучный, но вполне точный термин) от собранных им коллекционных материалов (не имеющих отношения ни к нему, ни к его семье и составляющих поэтому совершенно самостоятельную часть его архива). Архивист должен изучить почерк этого главного лица, чье имя получит архив, а вернее сказать, почерки - крупный детский, неустойчивый юношеский, твердый почерк зрелых лет, неуверенные строки, выписанные дрожащей старческой рукой. Он должен уметь отличить этот все-таки единственный на протяжении жизни человека почерк от почерка членов его семьи, его друзей, учеников, присылавших ему свои статьи... Работа предстоит огромная; сама возможность ее выполнения непостижима для непосвященного - кажется, никогда эти груды бумаг не будут разобраны, приведены в порядок, не получат точного наименования. Но подождем говорить об этих трудностях, подойдем ближе к тому столу, на который выкладывается сейчас архив, только что привезенный из частного дома. Задумаемся - что же перед нами?

Бумаги, бумаги... Они рассыпаются по столу, сложенные вчетверо, засунутые в большие и маленькие конверты... Между ними попадаются письма на печатных бланках журналов "Библиографические известия", "Русский вестник", "Аполлон"... Вот марка издательства "Алконост" - первой книжкой, выпущенной им в 1918 году, был "Соловьиный сад" Блока. И снова эта марка на бланках журналов "Любовь к трем апельсинам" и "Записки мечтателей", выходивших в том же издательстве. Письмо Андрея Белого - на бланке издательства "Скифы": обнаженный воин, поражающий дракона, - марка работы К. Петрова-Водкина; а на письме С. Полякова, редактора журнала "Весы", марка издательства "Скорпион": пашня с пахарем и сеятелем, охотник, натянувший лук, замок со множеством башенок и надо всем - средневековое изображение небесной сферы. Письма на бумаге верже с лнчным гербом, вытисненным в левом верхнем углу, запечатанные краской сургучной печатью... Такое именно письмо первой четверти XIX века описано в одном из рассказов К. Случевского: "Пафнутий тем временем открыл письмо; в те дни люди обходились большею частью без конвертов, и серо-голубоватая бумага письма попросту складывалась и припечатывалась с одного края очень плохим, красно-бурым хрупким сургучом; при малейшем сгибе сургуч осыпался, и кому только случалось держать в руках наивные письма того времени, тот видел, конечно, много раз то место, к которому некогда был приложен сургуч; память его временного местопребывания обозначается обыкновенно небольшим красноватым пятнышком. Сургуч своевременно осыпался долу, точно так же, как и человек, писавший письмо".

Письма, сплетенные, в толстые тома с именами автора и адресата, золотыми буквами выбитыми на черном кожаном переплете; большие конторские книги, в которые аккуратнейшим образом заносились владельцем копии всех написанных им писем - детям, племянникам, братьям, управляющему имением, а также рапортов по службе и прошений на высочайшее имя. А вот письма на листах, вырванных из потерявших свое назначение банковских и конторских книг,- начало двадцатых годов; письма на тетрадных листочках, в конвертах с одной и той же маркой - работница в косынке, повязанной узлом назад, тридцатые годы; открытки с несколькими строчками, пересекшими всю страну с востока на запад и возвратившими кому-то дыханье и жизнь: "...успели уехать. Добрались благополучно. Дети целы. Береги себя" - и письма, месяцами шедшие с запада на восток, написанные в окопах и госпиталях бледным химическим карандашом, продавливающим бумагу.

Записные книжки с адресами, ставшими уже мифическими, с названиями несуществующих улиц, с четырехзначными московскими телефонами... Отпечатанные каллиграфической скорописью (с еле видными "волосяными" линиями и равномернейшими утолщениями) визитные карточки с заломленным углом, свидетельствующим, что владелец карточки посетил дом и, не застав хозяев, шлет поклон. Послужные списки, наградные листы, отпускные билеты и виды на жптельство, а в позднейшие времена - разнообразнейшие удостоверения личности и пропуска, которых за жизнь человеческую набирается по нескольку десятков. Купчие, данные (были такие документы например, выданная в тридцатые годы прошлого века данная Московской палаты гражданского суда купчихе Аксинье Николаевой Чернятиной на дом с лавками в Нижнем посаде города Звенигорода, заложенный ей мещанином Василием Ивановым Сологубовым - бумага, подтверждающая право купчихи на временное владение домом). Векселя, завещания, доверенности, мед!1- цинские заключения о здоровье давно умерших людей и хозяйственные распоряжения по имениям, исчезнувшим с лица земли. Великолепной кожи, с серебряными накладками и застежками альбомы первой половины минувшего века - с рисунками художников - друзей дома, с автографами поэтов и композиторов, с переписанными рукой хозяина или хозяйки стихами, еще не попавшими в журналы и альманахи, но уже известными любителям поэзии. Семейный альбом князей Трубецких с акварельными портретами членов семьи, с зарисовками комнат и двора усадьбы, с рисунком Ф. Толстого, с пейзажами и жанровыми сценами, Альбом Софьи Бобринской, озаглавленный "Мои размышления в одиночестве", где записи афоризмов, размышлений и свои стихи перемежаются списками стихотворений Байрона и Гольдсмита, Ламартина и Юнга... Красный сафьяновый альбом с металлической пластинкой посредине, на которой монограмма - "М. А.". Он принадлежал в начале прошлого веха Марии Павловне Апухтиной, урожденной Фонвизиной. На первом листе - запись по-франпузскп: "Мари! Зачем заставлять меня писать в Ваш альбом о моих чувствах, если Вы умеете читать их в моем сердце..." Рисунок - серый каменный склеп в окружении веселой зелени, на склепе табличка с надписью "19 февраля 1808 рисовал Д. Сафонов" и подпись - Любезное глазам как цвет весенний тленно; Любезное душе как мрамор неизменно.

Выписки из Платона, Вольтера, Паскаля, Руссо, мастерски нарисованные маленькие розовые амуры со стрелами; акварельный портрет черноглазой девушки в голубом платье с высокой талией по моде александровского времени, с высоким и пышным белым кружевным воротником; несколькими карандашными штрихами сделанный прелестный портрет совсем юной девушки, вполоборота глядящей на нас, со светлыми вьющимися волосами, перехваченными ленточкой; стихи В. Жуковского, посвященные восьмилетней дочери владелицы альбома, собственноручно вписанные поэтом; тщательно прорисованный Хронос с неумолимым и страдальческим выражением лица, увозящий в челне Амура, и подпись по-французски: "Время уносит любовь"

Такой альбом, впрочем, хорошо знаком каждому читателю - описание его занимает полную "онегинскую строфу":

Поедет ли домой: и дома

Он занят Ольгою своей.

Летучие листки альбома

Примерно украшает ей:

То в них рисует сельски виды,

Надгробный камень, храм Киприды.

Или на лире голубка

Пером и красками слегка;

То на листках воспоминанья,

Пониже подписи других,

Он оставляет нежный стих,

Безмолвный памятник мечтанья,

Мгновенной думы долгий след,

Все тот же после многих лет.

А вот альбом совсем другого типа - альбом-коллекция с вклеенными в него автографами Александра I, Николая I, Шатобриана, Жозефины - жены Наполеона, Александра Гумбольдта, Дюма-отца... Альбом велся долго - в течение более чем полувека. Часть листов его была разлинована под ноты, и в 1834 году М. Глинка записал в нем отрывок из 1-го действия оперы "Жизнь за царя", в 1891 году оставил нотный автограф А. Рубинштейн ("Вакхическая песня"). В феврале 1869 года в этот альбом вписал свой экспромт семидесятисемилетний П. Вяземский, известный литератор пушкинской эпохи, надолго переживший своих знаменитых друзей. Страница альбома заполнена характерным, крупным, совершенно прямым, с острыми углами, как бы из черточек, разбросанных в разных направлениях, составленным почерком: