Уильям Берроуз - Гомосек

• Название: Гомосек
• Автор: Уильям Берроуз
• Жанр: Контркультура

Гомосек" эмоционален, иногда даже истеричен – такое настроение Берроуз объясняет постгероиновым, "ломочным" синдромом. В самом начале "Гомосека, вернувшись из изоляции джанка в страну живых, подобно безумному и ни на что не способному Лазарю, Ли, кажется, непреклонно желает сношаться и еще раз сношаться. Со всем, что двигается…

На каком-то очень глубоком уровне он и не хочет добиться успеха, но пойдет на что угодно, лишь бы избежать осознания, что на самом деле вовсе не ищет сексуального контакта. Сознание Ли пытается быть отраженным, оно проецирует свои образы, но проекции оказываются неадекватными проецируемому сознанию, и герой вынужден странствовать в этом лабиринте уже несвоего сознания. По сути, главной темой "Гомосека", а заодно и написанных в соавторстве с Гинзбергом "Писем Яхе", является возможность контакта в подобном лабиринте. Метафорой этого контакта является таинственное психоделическое вещество "телепатин", на поиски которого устремляется Ли.

---

– Давай узнаем в кофейне, где здесь найти врача? – предложил Аллертон.

– Хорошая мысль.

Врач жил в желтой вилле в тихом переулке. Еврей, гладкое румяное лицо, хорошо говорит по-английски. Ли разыграл интермедию с дизентерией. Врач задал несколько вопросов, начал выписывать рецепт. Ли сказал:

– Лучше всего помогает настойка опия с висмутом.

Врач рассмеялся и посмотрел на Ли долгим взглядом. Наконец он сказал:

– Скажите теперь правду. – Улыбаясь, он поднял указательный палец. – У вас пристрастие к опиатам? Лучше скажите. Иначе я не смогу вам помочь.

Ли ответил:

– Да.

– Ага-а, – протянул врач, смял рецепт, который начал выписывать, и бросил в мусорную корзину. Он спросил у Ли, сколько уже длится зависимость. Покачал головой, не сводя с него глаз.

– Ах, – сказал он. – Вы такой молодой человек. Вы должны бросить эту привычку. Или потеряете всю свою жизнь. Лучше пострадать сейчас, чем потакать привычке и дальше. – И он посмотрел на Ли долгим проницательным взглядом.

"Боже мой, – подумал Ли. – С чем только тебе ни приходится мириться в этом бизнесе". Он кивнул и ответил:

– Разумеется, доктор, я и хочу остановиться. Но мне нужно немного поспать. Завтра я еду на побережья, в Манту.

Улыбаясь, врач откинулся на спинку кресла.

– Вы должны отказаться от этой привычки. – Он повторил весь свой монолог снова. Ли рассеянно кивал. Наконец, врач потянулся к блокноту рецептов: три кубика тинктуры.

В аптеке вместо тинктуры Ли дали настойку. Три кубика настойки. Меньше чайной ложки. Ничто. Ли купил пузырек антигистаминовых таблеток и проглотил сразу горсть. Кажется, немного полегчало.

На следующий день Ли с Аллертоном сели в самолет на Манту.

Отель "Континенталь" в Манте был выстроен из расщепленного бамбука и неструганных досок. В стене их номера Ли обнаружил несколько дырок от сучков и заткнул их бумагой.

– Нам же не хочется, чтобы нас депортировали с пятном на репутации, – сказал он Аллертону. – Меня немного ломает, как ты знаешь, а от этого очень хооочется. Соседи могут заметить кое-что оч-чень интересное.

– Я хочу подать официальную жалобу на нарушение контракта, – ответил Аллертон. – Ты говорил – два раза в неделю.

– Говорил. Ну, контракт, разумеется, штука гибкая, можно сказать. Но ты прав. Дважды – так дважды, сир. Конечно, если у тебя в штанах зачешется в перерывах, не стесняйся – дай мне знать.

– Я тебе звякну.

Для Ли вода была в самый раз – он терпеть не мог холодной. Когда он погрузился, то даже не вздрогнул. Они поплавали около часа, затем сидели на берегу и смотрели на море. Аллертон мог так сидеть часами и ничего не делать. Он сказал:

– Вон тот пароход уже час разводит пары.

– Я пошел в город – посмотрю на местные bodegas и куплю бутылку конька, – сказал ему Ли.

Городок выглядел древним – улицы, вымощенные известняком, грязные салуны, набитые моряками и докерами. Чистильщик обуви спросил у Ли, не хочет ли он "славную девочку". Ли посмотрел на него и ответил по-английски:

– Нет, и тебя я тоже не хочу.

У торговца-турка он купил бутылку коньяка. В лавке имелось все: корабельные припасы, скобяные изделия, оружие, продовольствие, выпивка. Ли приценился к оружию: триста долларов за "винчестер" 30-30 – в Штатах они идут по семьдесят два. Турок сказал, что на оружие большая пошлина, потому и цена такая.

Обратно Ли пошел по пляжу. Все дома – из бамбуковой щепы с деревянными каркасами, четыре столба вкопаны прямо в землю. Простейшая конструкция: вбиваешь поглубже четыре сваи, а к ним гвоздями приколачиваешь дом. Все дома были футах в шести от земли. Улицы – из грязи. На домах сидели тысячи стервятников, они бродили по земле и клевали отходы. Ли пнул одного, и птица сорвалась с места, хлопая крыльями и негодующе вякая.

Ли прошел мимо бара – большого здания, выстроенного прямо на земле, – и решил зайти выпить. Бамбуковые стены тряслись от шума. Два жилистых человечка средних лет выплясывали друг против друга какое-то непристойное мамбо, беззубые улыбки раздирали их пергаментные лица. Подошел официант и улыбнулся Ли. У него тоже не было передних зубов. Ли сел на короткую деревянную скамью и заказал коньяк.

К нему приблизился мальчишка лет шестнадцати и сел рядом. Улыбнулся Ли открыто и дружелюбно. Ли улыбнулся в ответ и заказал refresco для мальчика. В благодарность за выпивку тот уронил руку Ли на бедро и сжал его. Зубы у мальчугана были неровные, их как-то перекосило на одну сторону, но он был, по крайней мере, молод. Ли задумчиво взглянул на него: расклада понять он не мог. Мальчишка его подначивает или просто дружелюбен? Он знал, что в Латинской Америке люди не стыдятся физического контакта. Мальчишки ходят везде, обнимая друг друга за шеи. Ли решил не рисковать. Он допил, пожал мальчишке руку и направился в гостиницу.

Аллертон по-прежнему сидел на веранде в плавках и желтой рубашке с коротким рукавом, трепетавшей на его тощем теле под струями вечернего ветерка. Ли сходил на кухню отеля и попросил льда, воды и стаканы. Аллертону он рассказал про турка, городок и мальчишку.

– Пошли врубимся в тот бар после ужина? – предложил он.

– Чтоб меня всего облапали местные мальчишки? – отозвался Аллертон. – Благодарю покорно.

Ли рассмеялся. Он чувствовал себя на удивление хорошо. Антигистамин гасил тягу к джанку до смутного недомогания – он бы его и не замечал, если бы не знал, что это такое. Он посмотрел на бухту, красневшую под закатным солнцем. На рейде стояли лодки и яхты всех размеров. Ли захотелось купить яхту и плавать на ней вдоль побережья. Аллертону такая мысль понравилась.

– В Эквадоре мы можем затариться яхе, – сказал Ли. – Подумай только – контроль за мыслями. Бери кого хочешь и перестраивай на свой вкус. Тебя что-то в ком-то раздражает, ты говоришь: "Яхе! Я хочу, чтобы эти номера стерлись из его мозга". Можно придумать, что и в тебе изменить, моя куколка. – Он посмотрел на Аллертона и облизнулся. – После нескольких поправок ты станешь намного приятнее. Ты и сейчас, конечно, приятный, но есть в тебе эти досадные выверты. В смысле, ты же всегда делаешь то, чего мне хочется.

– Так ты в самом деле думаешь, что в этом что-то есть? – спросил Аллертон.

– Русские явно так думают. Насколько я понимаю, яхе – эффективный наркотик правды. Для этого также используют мескалин. Пробовал когда-нибудь?

– Нет.

– Кошмарная дрянь. Мне было так плохо, что хотелось сдохнуть. Тошнит, а сблевать не получается. Одни изматывающие спазмы диафрагмы, или как она еще там называется. Наконец, мескалин подымается – плотный, как комок шерсти, всю дорогу плотный, все горло забивает. Мерзопакостное ощущение – хуже я в жизни ничего не терпел. Приход интересный, но едва ли стоит такого кумара. Лицо вокруг глаз все распухает, губы тоже, ты похож на индейца и чувствуешь себя индейцем – или как тебе кажется, индейцы себя чувствуют. Ну, первобытно, в общем. Краски более насыщенные, но все почему-то плоское и двумерное. И все похоже на этот кактус. И подо всем таится кошмар.

После того, как я закидывался им, у меня были кошмары – один за другим, только заснешь, как начинается. В одном сне я заболел бешенством и посмотрел в зеркало – у меня изменилось лицо, и я завыл. А в другом у меня была привычка к хлорофиллу. Я и еще пятеро хлорофилловых торчков сидим и ждем, чтобы замазаться. Мы уже все зеленые, а соскочить с нее нельзя. Один сеанс – и зависаешь на всю жизнь. И мы превращаемся в растения. Ты знаешь что-нибудь о психиатрии? О шизофрении?

– Не много.

– В некоторых случаях шизофрении имеет место явление, известное под названием "автоматическое послушание". Я говорю: "Высунь язык", – и ты не можешь сдержаться и слушаешься. Что бы я ни сказал, что бы кто-нибудь ни сказал – ты должен это выполнять. Ясна картинка? Хорошенькая, правда – если ты тот, кто отдает приказы, а не тот, кто им автоматически подчиняется. Автоматическое послушание, синтетическая шизофрения, массовое производство по заказу. Вот какова мечта русских, да и Америка тут не сильно отстает. Бюрократы обеих стран хотят одного и того же: Контроля. Супер-эго, контролирующее агентство разбухло, как раковая опухоль и сошло с ума. Кстати, между шизофренией и телепатией есть связь. Шизики очень чувствительны к телепатии, но они всегда – только приемники. Врубаешься, какая связь?

– Но ты же не сможешь яхе распознать, если даже увидишь?

Ли задумался.

– Как ни мерзко это сознавать. Придется мне съездить еще раз в Кито, поговорить там с ботаником в Ботаническом институте.

– Ни за чем я больше в Кито не поеду, – сказал Аллертон.

– Я не прямо сейчас собираюсь. Мне нужно отдохнуть и окончательно скинуть с шеи эту китайскую заразу. Да и тебе не нужно будет ехать. Оставайся на берегу. Папа съездит сам и привезет всю информацию.

ГЛАВА 8