А. Федоров - Масон

• Название: Масон
• Автор: А. Федоров
• Жанр: Детектив

"Масон" – роман, выстроенный по законам детективного жанра. Но в нем слишком много далеких от обыденного реализма "дрожжей", возбуждающих фантазию. Тема и манера письма обеспечивает экзистенциальный подход, то есть движение к истине через сугубо личные переживания героев, да и самого автора романа. Наука психология и, тем более реальное поведение людей, содержит слишком много непознанного, субъективного, загадочного – все это переплетается с мистикой и откровенной чертовщиной. Жанр произведения говорит сам за себя: повороты сюжета нестандартные и очень запутанные, насыщены историческими и житейскими аналогиями, аллегориями. Они открывают простор для фантазии читателя, являются поводом для построения психологических параллелей. Наконец, возможен и спор с автором и героями произведения – но только так и формируется взаимосвязанный творческий процесс в литературе.

Основным "материалом" книги является исследование жизни людей, вообще, то есть в "бесклассовом представлении". Но, если угодно, основой художественного анализа являются особенности образа мысли и поведения людей, принадлежащих к "странной профессии" – медицине. А она, спору нет, является в большей мере областью искусства, чем науки. Медики максимально приближены к проблемам "жизни и смерти", "фокусам эмоций", "плотских запросов", "интеллектуальному полету", "смешению нормы и патологии". Медицина так прочно спаяна с социальными процессами, с человеком, что ее невозможно вычленить из реальной жизни – ни отдельной личности, ни толпы.

---

Елизавета I вынуждена была вести постоянную борьбу с другой претенденткой на английской престол – с Марией Стюарт. Мария Стюарт была "продуктом" еще одной "шалости" Генриха VIII с Екатериной Арагонской, тоже однажды признанной незаконнорожденной. Красавица Мария Стюарт была верной папе римскому католичкой, воспитанной при французском дворе. Эта беспокойная женщина после брака с дофином Франциском была провозглашена королевой одновременно Франции, Шотландии, Англии. Но в Англии ей никто не собирался уступать трон, ее здесь воспринимали как врага законной монархии и англиканской церкви.

После известной Варфоломеевской ночи (24 августа 1572 года), когда французские католики перебили массу гугенотов, протестанты окончательно возненавидели носительницу родства Гизов – Марию Стюарт. Елизавета I сумела пленить свою конкурентку, но тогда возник огромный соблазн быстро с ней рассчитаться. Как бы сдерживая общественное мнение, Елизавета мучила и себя, отрекаясь от подписания смертного приговора Марии Стюарт – творцу возможного заговора. Неудачницу долго "таскали" по дальним, холодным, неуютным замкам Англии, пока в 8 февраля 1587 года не была совершена казнь несчастной в замке Фодерингей. Елизаветой, скорее всего, руководила не жестокость, а холодность политического расчета: Марию Стюарт не казнили до тех пор, пока это было выгодно Англии. Как только такие выгоды растаяли, то решили избавиться от лишних хлопот – к тому времени эта политическая карта была уже окончательно бита"…

Сейчас мы с Верещагиным рыскали по путаным, тесным лестницам и коридорам второго этажа здания 127-го отделения милиции в поисках кабинета нашей отечественной Елизаветы Генриховны, а у меня в голове выстраивались занятные исторические параллели. Придворные нравы Англии старой формации могли поразить даже более стойкий, чем мой, разум: здесь присутствовала явная гремучая смесь – примитивного варварства и изысканной изощренности. Пришел на память текст распоряжения, изданного в 1598 году для постояльцев дворца Английской королевы: "запрещается кому бы то ни было загрязнять своей мочой и прочими испражнениями лестницы, коридоры и прочие дворцовые помещения". Невольно я потянул носом: мочой и прочими экскрементами не пахло, но по органолептике шибанул какой-то особый милицейский дух – смесь пота, сапожной ваксы, перегара, доноса…

Вот наконец-то и нужный кабинет: постучались, ответа не последовало, но я все же сунул грешную голову в щель, образованную моим любопытством и темпераментом путем взаимодействия с таинственной дверью. От стола, прижатого к окну и занимавшего своей махиной почти все жизненное пространство кабинета, на меня глянули суровые глаза. В первый момент показалось, что взглянула не женщина, а дьявол, плохо выспавшийся и страдающий хроническим неврозом. Показалось даже, что прозвучали слова: "Чего надо? Убери рожу за дверь!" Но я не принимал психологическое давление ни в какой форме, а потому, порывшись в кармане, извлек пару повесток – на себя и Верещагина. Молча, не тратя слов на "неблагодарную персону", я выложил мое "достояние" на стол перед следователем. Почему-то не возникло желание сомневаться в том, что я попал туда, куда нужно, к человеку, вызвавшего меня повесткой. Женщина сперва закурила, потом вчиталась в атрибутику повестки, затем прищурилась (может быть, от дыма сигареты) и спросила:

– Вы кто? – Федоров или Верещагин?..

Опять холодный испытующий взгляд… За это время и Олег успел втиснуться боком, мимо меня в кабинет, и мы стояли перед женщиной-следователем почти что с голой душой, с содранной кожей, с обнаженной совестью. Так она, скорее всего, и воспринимала нас. Однако я заметил, что ее взгляд успел скользнуть и по нашим пенисам, причем на олеговом он задержался дольше и минимум шесть раз уходил в сторону и возвращался снова. Я бы при таком внимании со стороны женщины обязательно разделся тут же, а Олег – вот уж спортсмен несгибаемой воли – как был пентюхом, так им и остался. В отношении меня в графе "прочие приметы" было почему-то помечено: "без особо выдающихся признаков"! Я даже обиделся по этому поводу, но смолчал… "На вкус и цвет – товарищей нет!" Полагаю, что повышенное внимание к олеговым прелестям объяснялось просто: он был основательно перегрет недавним общением с Ладой Борисовной. "Остаточные явления" даже сквозь штаны и путающиеся в перекладывании на лобке руки (любимый жест Гитлера) оставались весьма заметными…

– Вообще-то надо поговорить с каждым из вас по отдельности, – начала было кобениться следователь, – но, как говорится,..

Мы не успели услышать очередную милицейскую сентенцию… Дверь широко распахнулась и на пороге возникла фигура начальника следственного отдела Колесникова Павла Олеговича. Сегодня он был почему-то в форме, и она ему очень шла, особенно майорские погоны!.. Елизавета Генриховна тоже отметила элегантность и молодцеватость своего шефа: она даже более четырех раз перевела взгляд с его погон тоже на пенис! Но женщина почему-то промолчала, не поднялась навстречу начальству, из чего я сделал заключение, что Иванова, во-первых, блатная штучка, во-вторых, сексуально удовлетворенная особа!..

По-моему, это все великолепно понимал и Колесников, но он почему-то посчитал необходимым продемонстрировать особое расположение ко мне и Верещагину, тем самым, видимо, попытаться настроить Елизавету Генриховну на деликатный лад допроса. Он поздоровался с Олегом и со мной за руку, поинтересовался о нашем здоровье, ненароком выяснил, где мы проводили все эти дни – с момента нашей последней встречи. И совершенно неожиданно спросил:

– Александр Георгиевич, а как идет работа над новой книгой о буднях милиции. Насколько я понимаю, вы же не зря торчали у нас в отделении целые сутки: отсиживались в "обезьяннике", у меня выпытывали "профессиональные секреты". Наверняка и Олег Макарович шарил взглядом по нашим "закромам" с особым смыслом – не иначе как для того, чтобы вам помогать "творить бестселлер" детективного жанра?

Было нетрудно догадаться, что такие речи – психическая атака на Иванову. Знай дескать с кем связалась! А я, если и зашел к тебе с умыслом, так только для того, чтобы тебя же и обезопасить от последствий контакта с "мастером художественного слова". И никакой личной или иной корыстной цели у меня нет – все только на благо отчизне, да нашему ведомству!..

Ивановой он никаких указаний не давал, а только в заключение беседы попросил какую-то папку, а получив ее, удалился, попрощавшись с нами теперь уже только кивком головы и вполне индифферентным словом – "До встречи"…

Мне показалось, что разыгранный начальником театр, Елизавета Генриховна так и оценила, как должна была оценить умная женщина и дошлый следователь: на нее попытались оказать давление, но в очень мягкой форме – деликатно, плавно, ненавязчиво. Однако любому опытному чиновнику понятно, что начальник "может мягко стелить, но спать-то будет жестко"! И она, подавив кривую усмешку, несколько призадумалась. Ей, как я понимаю, было необходимо решить: а стоит ли из-за двух "говнюков" ломать копья? По-моему, она решила не ссориться с начальством, а потому даже не стала допрашивать нас с Верещагиным по одиночке, а принялась задавать вполне дежурные вопросы обоим сразу. Мы могли отвечать попеременно, давая каждому, свободному от разговора, собраться с мыслями. Но и здесь она могла ловить нас на противоречиях, а у следователя для таких штучек, видимо, был отменный навык.

Но мы с Олегом уже вошли в новую роль "литературных метров", способных сокрушать "гнилые устои" и выводить даже карающие органы на чистую воду. Потому беседа шла в вежливом тоне. В начале мы попросили Елизавету Генриховну уточнить причину столь основательного любопытства к частной жизни свободных граждан свободной России. Иванова поняла, что мы правы и будем стоять насмерть, оказывая сопротивление любым ее противозаконным действиям. Она поняла, что с нами необходимо выбирать тон, искать какой-то иной подход, если хочешь чтобы мы сотрудничали со следствием. В конце концом, за нами оставался и последний довод: мы могли уйти в глухую оборону – сослаться на то, что хотим беседовать только в присутствие адвоката, а для нашего задержания требуется соответствующее решение суда.

Иванова поднялась со стула и прошла к сейфу… Мы с Олегом несколько прибалдели и "облизали взглядом" ее формы даже более основательно, чем она это сделала с нами…

Было на что посмотреть: она выступала в брючном костюме, не скрадывающим, а только подчеркивающим идеальность ее форм. Тут я понял, в чем состоит успех следственных дел Ивановой и откуда такая независимость во взаимоотношениях с начальством: она была отменной бабой и мужики не могли удержаться, контактируя с ней, от слюно-и сперматечения!.. Уверен, что Иванова моментально раскалывала подследственных, используя свое "главное оружие" уже в визуальной форме, а с "большими генералами" она могла симулировать "очарование" мужчиной-героем и логически возникающую при этом "женскую слабость"…