А. Федоров - Масон

• Название: Масон
• Автор: А. Федоров
• Жанр: Детектив

"Масон" – роман, выстроенный по законам детективного жанра. Но в нем слишком много далеких от обыденного реализма "дрожжей", возбуждающих фантазию. Тема и манера письма обеспечивает экзистенциальный подход, то есть движение к истине через сугубо личные переживания героев, да и самого автора романа. Наука психология и, тем более реальное поведение людей, содержит слишком много непознанного, субъективного, загадочного – все это переплетается с мистикой и откровенной чертовщиной. Жанр произведения говорит сам за себя: повороты сюжета нестандартные и очень запутанные, насыщены историческими и житейскими аналогиями, аллегориями. Они открывают простор для фантазии читателя, являются поводом для построения психологических параллелей. Наконец, возможен и спор с автором и героями произведения – но только так и формируется взаимосвязанный творческий процесс в литературе.

Основным "материалом" книги является исследование жизни людей, вообще, то есть в "бесклассовом представлении". Но, если угодно, основой художественного анализа являются особенности образа мысли и поведения людей, принадлежащих к "странной профессии" – медицине. А она, спору нет, является в большей мере областью искусства, чем науки. Медики максимально приближены к проблемам "жизни и смерти", "фокусам эмоций", "плотских запросов", "интеллектуальному полету", "смешению нормы и патологии". Медицина так прочно спаяна с социальными процессами, с человеком, что ее невозможно вычленить из реальной жизни – ни отдельной личности, ни толпы.

---

Достойные традиции перешли и в более поздние времена: Великий Магистр Фульк де Вилларе, завоевав Родос, первым делом основал на острове госпиталь. Больным этого госпиталя было суждено каждый вечер читать замечательную молитву:

"Сеньоры больные, помолимся за мир, чтобы Господь послал нам его с неба на землю.

Сеньоры больные, помолимся за плоды земли, чтобы Господь увеличил их число так, что и ему службу сослужили и христиан поддержали.

Помолимся за паломников, христианский люд в море и посуху, чтобы Господь им был поводырем и привел их спасенными телесно и духовно.

Сеньоры больные, помолимся за вас и всех недужных, какие есть во всем мире их христианского рода, чтобы Владыка Наш даровал им такое здоровье, какое необходимо для их души и тела.

Сеньоры больные, помолимся за души отцов и матерей ваших и всех христиан, которые перешли из этого мира в другой, чтобы Господь им даровал requiem sempitermam. Аминь".

Я перекачивал спящему Олегу мои видения легко и просто играючи, ибо как раз во сне человек склонен абстрагироваться от житейских мелочей и воспринимать самые важные откровения. А Олежек, полагаю, легко воспринимал мои интеллектуальные интеракции, потому что мило мурлыкал, елозил личиком по Дунайскому салату, удобно расположившись в тарелке. И я невольно продолжил сеанс гипнотического влияния на интеллект моего друга…

"Тамплиеры сумели сохранить до 1303 года остров Руад напротив города Тортоса за собой. Под командованием воинского начальника Гуго из Ампуриаса, что в Испании, тамплиеры мужественно отбивали атаки мусульман и лишь в результате подлого вероломства были поражены мамалюками. Те уговорами и клятвенными обещаниями завлекли руководство, якобы для переговоров, в свой лагерь, где и обезглавили.

У госпитальеров была долгая история пребывания на Востоке: после падения Акры, они укрепились на Кипре, а затем в 1310 году на острове Родосе. Здесь рыцари выдержали четыре осады в 1440 и 1444 годах под руководством Жана де Ластика. Когда в 1480 году после взятия Константинополя на них снова усилилось давление, то они оказали достойное сопротивление. Бои велись с Сулейманом Великолепным под руководством Филиппа де Виллье де л’Иль-Адана. Только 1 января 1523 года с военными почестями, вполне организованно рыцари ордена покинули свои укрепления. В 1530 году Карл V подарил госпитальерам остров Мальту"…

Вывел нас с Олегом из великого алкогольного забвения страшный шум и пламень. Трагизм давил на наши аналитические органы снаружи, с улицы, мешал нашему покою. Трудно было разобрать, что беспокоило больше и какая угроза благополучию возникла прежде. Пожалуй, все же сперва нас поразило яркое пламя, осветившее черепную коробку словно изнутри. Затем раздался взрыв и звон рассыпавшихся от давления воздушных масс, возбужденных взрывной волной, оконных стекол. А уж потом оглушил барабанные перепонки истошный женский крик. Казалось, что голосистую женщину резали медленно самым маленьким и тупым перочинным ножом. Но занимались такого рода экзекуцией не школьники, перебравшие наркотиков, а взрослые люди – большие специалисты по препарированию обнаженной натуры. К одиночному истошному крику вскоре примешался хор, но не имени великого мастера Пятницкого, а состоящий из нестройных и разрозненных голосов. Скорее всего, вакханалия голосов принадлежала всем сразу – детям, мужчинам и женщинам, не наделенным музыкальным слухом…

Мы мгновенно вынули сонные рыла из наших тарелок и в недоумении взглянули друг на друга. Я несколько секунд наблюдал, как Дунайский салат красной гомогенной массой стекал у Олежека по лбу, щекам, подбородку. Полагаю, что и ему пришлось наблюдать аналогичную картину, только отражаемую на моем лице. Глаза Олежека вроде бы просили объяснения у меня, а мои, видимо, – у него. Но глаза только спрашивали, не получая ответа…

К чести моей, я первым догадался сунуть физиономию под струю холодной воды, бьющей из крана, повернутого нетвердой рукой. Я надолго склонился над раковиной в кухне, силясь привести себя в чувство и хотя бы вспомнить приблизительно, где застигли меня неожиданные события. Наконец, пары алкоголя вроде бы прекратили метаться по клеточному пространству в одиноком организме, пришла издалека неуверенная способность хоть как-то соображать, соотноситься с внешним миром.

Я поднял Олежека под локоток и увел в ванную: он так и сидел – завядший и недоумевающий. Наверняка, мой друг мог бы сидеть так очень долго, изредка помаргивая выпученными глазами, словно сова после удара по ней лучом прожектора. Но я не позволил ему насладиться счастьем пьяного идиота. Пора было умыться и прекратить слизывать лохмотья сползающего через верхнюю губу кулинарного творения моей незабвенной Светланы. В конце концов, не для такого момента она старалась – тратила силы, время, овощные компоненты! Пришлось преодолеть сопротивление алкогольного ступора и склонить гордую головушку спортсмена под освежающую струю воды… Умытый Олежек выглядел более презентабельно и даже походил в темноте на вполне нормального человека.

Мы не успели толком вытереться, а внизу уже бушевали милицейские сирены и хищно рыкали пожарные машины. Тушили пожар не из банального водяного брандспойта, а с помощью каких-то агрегатов, выбрасывающих пенистую струю. Потом, видимо, началось дознание: славная милиция опрашивала толпу выскочивших во двор плохо одетых жильцов. Именно в этот момент мы с Олежеком выглянули из окна: снизу на нас смотрели наполненные злобой многочисленные пары глаз, среди них были и спокойные, но коварные глаза милиционеров. Неприятных холодок задергался под ложечкой, сама собой родилась не поймешь в каком органе и всплыла в мозгу и сердце вездесущая тревожность… Лучше бы мы не показывали свои честные лица из окна! Хотя пьяный разум подсказывал: что может изменить осторожность – даже если она своевременная, обдуманная? Все равно каждому из нас все написано на роду. Чему быть, того не миновать!

Минуты через две раздалось вежливое постукивание ногой в дверь, и я пошел открывать. Нас навестили три милиционера: они не улыбались, а молча, без всякого приглашения втиснулись в прихожую, отодвинув наши слабые тела еще дальше вглубь. Начался допрос накоротке! Конечно, мы не смогли предъявить паспорта, потому что не носили их с собой каждый день, а хранили в укромном месте у себя дома. Но сейчас-то мы находились не в своем доме, а в квартире Владимира. Соседи нас толком и не знали, а те некоторые, может быть и видевшие нас когда-то, из-за следовой реакции испуга, не хотели даже припоминать редкие встречи на лестнице и во дворе. Милиция лишь кратко окинула взглядом остальные помещения квартиры – шмонать не стали! Но быстро сообразили, что наш внешний вид и состояние кухонного стола никак не вязались в один приличный узелок с респектабельностью обстановки и основательностью положения истинного хозяина квартиры. Милиционерам не без оснований показалось, что здесь "гудели" бомжи…

Нас под белы рученьки вывели, квартиру закрыли и опечатали. Подозреваемых, то есть меня и Олежека, усадили в "раковую шейку" и без спешки и музыки повезли в 27 отделение милиции, что расположено в переулке Крылова, рядом со славным Пушкинским театром…

Я успел сунуть рукопись и авторучку в карман, в надежде хоть как-то коротать за полезной работой время вынужденного заключения. 27 отделение милиции размещается в маленьком двухэтажном зданье и пользовалось дурной репутацией. Стражи порядка, там работающие, сильно грешили "ощипкой" знаменитой "Апрашки". Нас провели через главный вход вовнутрь мимо здоровущего сержанта с автоматом. В серпантине узких коридорчиков первого этажа я моментально потерялся. От волнения и вдруг наступившей вторичной фазы опьянения – лучше бы перед отъездом я не пил прохладительный напиток "Швепс" – меня снова развезло. Только через час я понял, что нас с Олегом сопроводили в "обезьянник". Олег остался верен кодексу рыцаря – "Бусидо", а потому все время дулся и молчал. Милиционеры сделали еще несколько попыток допросить нас. Но лично я даже не мог сообразить на каком языке с нами необходимо разговаривать, так отличается речь милиционеров от языка обычных людей. Мне кажется, что даже с уголовниками легче договориться.

Не помню сколько времени я спал, когда наконец почувствовал, что в плечо меня нежно толкает Олежек – ему сильно хотелось писать. При таком намеке на обыденные физиологические потребности и у меня защемило в соответствующем месте. Мы огляделись, заметили дежурного милиционера за столом напротив и обратились к нему с вежливой просьбой:

– Товарищ сержант, нам с другом страшно хочется "облегчиться по маленькому".

Мы, видимо, и сами показались ему "маленькими", особенно Олег строил унылые гримасы. Странно было, что сержант не стал напоминать нам, что только "тамбовский волк – наш товарищ". Он улыбнулся без всякого злорадства, отомкнул дверь "обезьянника" – странно, что мы находились в нем одни, – и повел нас по коридорчику в сортир. Все быстро выполнив и даже успев всполоснуть лицо и руки, мы убедились в том, что из наших пастей просто разит перегаром. Когда нас водворили на "плацкартное место", то в помещение вошел майор. Меня привлекли его довольно умные глаза – я поразился такому явлению, скорее всего, случайно занесенному в милицию. Видимо, как-то машинально, я сложил ладони в типичном жесте масонов – это было своеобразное "приветствие брата"… Майор и сержант отреагировали на тайный жест моментально: решетка была отомкнута и вместе с офицером мы направились в кабинет на второй этаж.