Поль Феваль - Королевские бастарды

• Название: Королевские бастарды
• Автор: Поль Феваль
• Издательство: Эксмо, «Барбара»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-298-9

Париж, 50-е годы прошлого столетия. Здесь живут последние представители рода королевских бастардов Фиц-Роев. Одна из самых богатых семей вынуждена скрывать своих наследников от жестоких и атчных убийц и мошенников, пытающихся завладеть огромным состоянием Фиц-Роев. Совершаются жесточайшие убийства, составляются хитроумные планы. Кто законный наследник несметных богатств? Принц Жорж де Сузей? А может, его секретарь Альберт? И кто такие Клотильда де Клар и Лиретта, маленькая нищенка, проживающая в цирковом фургоне?

Нежная любовь Лиретты к Клеману, брачный контракт Клотильды и принца Жоржа, роковая любовь Альберта к мадемуазель де Клар находят кровавую развязку в особняке де Сузеев.

---

– Не так-то легко отыскать человека с твоими способностями, – сказал Эшалот с искренним и глубоким восхищением. – Ах, Амедей, если бы ты был хоть чуть-чуть подобрее ко мне, твоему лучшему другу, и к своему собственному сыну, которого я ращу…

Когда речь заходила о чувствах, Эшалот становился на редкость многословным, но, хлопнув приятеля по плечу, красавец Амедей резко оборвал его:

– В общем, стой здесь, дружок, и как только покажется карета, беги в «Срезанный колос» и спроси…

– Господина Тюпинье, ясное дело! – закивал Эшалот.

– Еще чего! – скривился его собеседник. – Меня, Амедея Симилора! Авторитет мой возрастает с каждым днем, усвой это наконец! Когда наша с тобой фамильярность станет уже совершенно неуместной, я дам тебе это понять, и мы перейдем на «вы».

Закончив свою речь, блистательный Амедей повернулся к своему другу спиной и направился в сторону бульвара.

Эшалот провожал Симилора восхищенным взглядом, пока оборванный денди не скрылся за углом.

– Одевается великолепно, – шептал Эшалот, меланхолично покачивая головой, – говорит – заслушаешься, фантазия безудержная, цвет волос самый модный – и никакой робости перед слабым полом. Истинный Адонис[1]! Такому не захочешь, а позавидуешь! М-да, жилет-то ослепителен, а вот в груди – пустота! Ни малейшей тяги к семье, к домашнему уюту. Впрочем, может оно и к лучшему, раз Амедей избрал стезю богатства и успеха. А вот мне никакая слава и никакие деньги.не заменят тихих радостей любви и дружбы, столь необходимых чувствительному сердцу. Мне дорог наш Саладен – и я вскормлю и взращу его!

Эшалот вернулся в караульное помещение. Пакет в плотной бумаге по-прежнему лежал в уголке на лавке. Эшалот взял его, осторожно приоткрыл сверху, как отгибают край у кулечка с перцем, – и тут же в свертке что-то зашевелилось и запищало.

– Заткнись, Саладен, замолчи, негодник, – с материнской нежностью проворковал Эшалот. – Нашел время пищать. Я ведь тебе поесть принес.

Эшалот вытащил из кармана своего передника рожок с молоком, и младенец, который до этого широко открывал рот, жадно ухватил его и начал сосать.

Итак, в свертке был Саладен, внебрачный сын Симилора и приемное дитя Эшалота.

Стражи порядка с любопытством столпились вокруг удивительной кормилицы.

Тем временем во дворе особняка Фиц-Роев господин Моран всячески пытался успокоить малышку Тильду, но девочка все плакала и плакала, не в силах преодолеть тех мучительных детских страхов, которые легко разгоняет веселый дневной свет. Собственно, вокруг не было ничего такого, что могло бы напугать ребенка. Заросший травой двор напоминал лужайку; справа от ворот стоял домик привратника, слева – конюшни, а прямо перед вошедшими возвышался сам особняк, крыльцо которого так густо оплетал сухой плющ, что даже не было видно ступенек.

Моран исчез в привратницкой и долго что-то искал впотьмах под горький плач дрожавшей от ужаса девочки. Наконец на полу возле камина Моран обнаружил большой вожделенный фонарь; чиркнув спичкой, отец Тильды зажег его и осветил совершенно пустую, без всякой мебели, комнату.

Малышка примолкла, но по-прежнему прижималась к отцу, обводя диковатым, испуганным взглядом незнакомое помещение.

– Видишь, нет здесь никаких призраков, – сказал Моран со слабой улыбкой.

– А в темноте были! – ответила Тильда.

Выйдя из привратницкой, Моран шагнул под дождь, который лил все сильнее. С раскрытым зонтиком в одной руке и с зажженным фонарем в другой мужчина направился к дому. Маленькая Тильда, уцепившись за полу отцовского пальто, семенила за Мораном. Девочка то и дело спотыкалась о пучки увядшей травы, покрывавшей двор. Добравшись до крыльца, отец и дочь раздвинули сухие плети плюща и поднялись по шатким скрипучим ступеням. Старик, выбрав нужный ключ из большой связки, висевшей у него на поясе, отпер входную дверь, и в следующий миг они очутились в темной сырой передней. Здесь было пусто, лишь у порога что-то белело. Вглядевшись, девочка в ужасе вскрикнула.

На полу лежал скелет левретки. Оказалось, что время – великолепный препаратор: его произведение красовалось теперь на черно-белых плитках в двух шагах от входа.

– Нужно бы убрать Цезаря с дороги, – спохватился Моран.

Он закрыл зонт, поставил фонарь на пол и перенес несчастного Цезаря в угол потемнее.

– Не капризничайте, мадемуазель Тильда, – сказал Моран дочери. – Умниц-разумниц Цезарь никогда не обижал. Он был очень доброй и красивой собакой. Правда, потрепал однажды снегиря мошенника Жафрэ. Наверное, Жафрэ его здесь и запер… Сколько же воды утекло с тех пор, Господи Боже мой!..

Моран поднял фонарь и стал неспешно подниматься по лестнице. Фонарь осветил его лицо, и тут выяснилось, что этому мужчине не так уж много лет; вот только походка у него была тяжелая, стариковская. Лицо же его было кротким и вместе с тем упрямым, а вот глаза казались чуть-чуть безумными.

Маленькая Тильда, по-прежнему дрожа от страха, поднималась следом за отцом. Она больше не жаловалась, но по ее умненькому личику было видно, до чего ей не по себе в пустом заброшенном доме.

Дом и впрямь казался мертвым, и о безнадежном отчаянии этого покинутого жилища красноречивее всего свидетельствовали останки Цезаря, верного друга хозяев.

Девочка и ее отец миновали анфиладу комнат – нежилых, без мебели, с клочьями обоев на стенах, – оставляя за собой цепочку следов на толстом слое пыли, покрывавшем пол. Несмотря на запертые ставни, по комнатам гулял ветер, врываясь в дом сквозь разбитые стекла. Двери же в этом царстве запустения были гостеприимно распахнуты настежь, позволяя беспрепятственно продвигаться вперед.

На втором этаже, в четвертой по счету комнате господин Моран наконец остановился перед первой закрытой дверью. Ища нужный ключ в своей связке, он ласково сказал дочери:

– Тут вам не будет страшно, мадемуазель Тильда! Вас обогреет добрый огонек, а если вы мне улыбнетесь, то получите даже пирожное.

Он распахнул дверь. К великому сожалению, слабый свет фонаря не позволял толком разглядеть новую комнату, а она между тем ничуть не походила на все те помещения, которые только что миновали наши друзья. Комната эта оказалась просторной гостиной в четыре окна с мрачноватыми, но очень эффектными шторами. Вдоль стен, отделанных изумительными резными панелями, выстроились старинные высокие стулья. Из потускневших золоченых рам смотрели потемневшие от времени портреты, а над ними в лепных картушах красовались гербы, которые, впрочем, едва можно было различить в тусклом мерцании фонаря, явно не способного разогнать тьму.

В глубине гостиной виднелось венецианское зеркало в тяжелой узорной раме, а под ним в огромном беломраморном камине едва теплился обещанный «добрый огонек», который еще совсем недавно наверняка горел весело и ярко.

От каждого предмета в этой комнате веяло величием прошлого, и тем более странно смотрелись среди былого великолепия две вещи нашего века: плохонькая кровать красного дерева, будто доставленная из дешевого магазина на улице де Клери, и такой же жалкий столик на одной ножке, тоже сделанный из красного дерева и отмеченный печатью неизбывного мещанства. На столике вошедшие увидели поднос с чайником, чашки, блюда с холодной дичью и пирожными, графин и несколько бутылок.

Как только господин Моран переступил порог этой гостиной, живо напомнившей о давних временах, лицо его стало благоговейным. Очутившись в комнате, он медленно перекрестился – словно стоял под сводами храма.

– Ну что, плутовка, нравится тебе здесь? – спросил Моран Тильду.

Девочка смотрела вокруг широко раскрытыми главами – удивленными, но отнюдь не восторженными. Мысленно она одобрила лишь блестящее дерево кровати и столик. А на пирожные малышка даже не взглянула.

Господин Моран подхватил дочь на руки и усадил в необъятное кресло, где она исчезла, будто крошечный жаворонок, которых, бывало, подавали на пиршественный стол на серебряных блюдах размером с рыцарский щит; таковы были вкусы наших пращуров. Господин Моран пододвинул кресло к столику, подсластил вино в стакане и предложил девочке пирожные.

– Перекуси, если проголодалась, пока я займусь делом, – проговорил он.

И засучив рукава, Моран и впрямь принялся за работу.

Перво-наперво он подбросил в камин дров, и огонь ярко и весело вспыхнул. Затем Моран взялся за веник и тщательно подмел паркет, а потом вытер пыль с мебели. Лоб его блестел от нота, но Моран этого не замечал; он трудился и тихонько бормотал себе под нос:

– Приятно полюбоваться гербом де Клар! Откуда малышке знать, что такое золотое солнце на лазоревом поле? Однако она здесь у себя дома, с портретов на нее взирают ее предки. А мне вот стыдно смотреть на них… Ведь потомки королей нынче недорого стоят!..

Мужчина горько рассмеялся и принялся застилать кровать, подняв тяжелый матрас с легкостью, свидетельствовавшей о недюжинной силе, которую никак нельзя было заподозрить в этом худом изможденном теле.