Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс

• Название: Местечко Сегельфосс
• Автор: Кнут Гамсун
• Издательство: «Эй-Ди-Лтд»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85869-043-4

В романах «Дети времени» (1913) и его продолжении «Местечко Сегельфосс» (1922) К.Гамсун рассказал историю возникновения и заката двух богатых семейств. Отношения владельца поместья Сегельфосс лейтенанта Виллаца Хольмсена и его жену фру Адельгейды – это характерные для многих гамсуновских персонажей отношения любви и взаимного отталкивания, своего рода любви – вражды, которая коверкает их жизни, приводит к разрыву.

---

– Ленсман, – сказала Марианна, приступая прямо к делу, она, видимо, была очень счастлива, она улыбалась, – ленсман, я получила письмо, хотите посмотреть конверт? Что на нем написано?

– Одна тысяча крон.

– Да. Оно пришло третьего дня. И вот, вы получаете эти деньги на двадцать лет.– Видите, здесь расписка, расписка на тысячу крон, вы занимаете их у меня на двадцать лет и возвращаете мне две тысячи. Вы понимаете, ленсман?

Нет, ленсман не понимал.

– Деньги мои. Я могла бы показать вам и само письмо, оно от одной фирмы, я сделала дело, но это секрет, я не покажу вам письма. А теперь я сказала все, что надо, я прорепетировала, когда увидела, как вы поднимались в гору, и постаралась изложить как можно короче. Потому что очень неприятно долго разговаривать о таких вещах, – сказала Марианна.

– Я не проживу двадцать лет, – сказал ленсман.

– Еще как, – ответила Марианна.

Ленсман пробормотал какую-то благодарность – что это несомненно такая крупная помощь, такая сумма…

В эту минуту отец прислал за Марианной и выручил ее. Может быть, это было заранее условлено, господин Хольменгро часто играл со своей дочерью.

– Интересно, чем это папа опять будет меня мучить – сказала она, – этакий брюзга, – сказала она.– Она сейчас же скользнула к двери и крикнула с порога: – Ну, прощайте, ленсман. Извините, мне надо идти. И приезжайте скорей, слышите!

Ленсман пошел вниз с пригорка со своим богатством, думал разные думы, считал и подсчитывал и не продал лошадь. Такого коня не продают, ему цены нет. Но он не мог прийти к адвокату с билетом в тысячу крон, – всякий бы догадался, откуда они, эта бумажка выдала бы его, скомпрометировала бы; он пошел к Теодору-лавочнику и разменял билет.

– Где вы были после того, как ушли отсюда? – с изумлением спросил Теодор. В смышленой голове его все было ясно; но так как он не имел никаких причин распространяться о щедрости семейства Хольменгро, он вдруг смолк и сказал только: – Это меня не касается. Разменять билет в тысячу крон? С удовольствием. Два, если вам угодно!

Теодор был в хорошем настроении:

– За этот час, что вас не было, у нас тут кое-что случилось, – сказал он ленсману.– Отец узнал про наши дела, и с ним опять случился удар. К сожалению, – сказал Теодор. – Я послал за доктором.

– Опять удар.

– К сожалению! – ответил Теодор.– И я жду, что адвокат явится очень скоро, может еще сегодня же, он придет просить пардону. Куда ему деваться?

Припрет со всех сторон! Что, он не придет и не сдастся?

– Я только подумал, что это было бы на него не похоже.

– Ну, я уж устрою, чтоб было похоже! – заявил Теодор.– Черт за черт – чтоб такое пузо расселось торговать рядом со мной! Да кстати, послушайте, ленсман: что, надо иметь разрешение, чтоб играть в театре? Они мне пишут, что опять собираются приехать.

– Нет, можно просто играть. Вот как, они опять приезжают?

– Проездом на юг. На этот раз у них будет другая пьеса, она называется «За садовой оградой», и там много пения, они спрашивают, достал ли я рояль. Натурально, я достал рояль.

Теодор рос все выше и выше, казалось, этот последний час был особенно благоприятен его росту. Разменять билет в тысячу крон? С удовольствием, два! Рояль? Он давно уже добыл рояль и был в настроении предложить другой. Теперь он решил сейчас же отрядить рабочих чинить дорогу к театру, чтобы фрекен Сибилла Энгель опять не свихнула себе ногу. Он решил послать и к Нильсу-сапожнику – сказать, что бедняга опять может заработать две кроны.

– Поднеси Юлию и другим по стаканчику виноградного спирта вечером, когда пошабашат! – крикнул он в дверь конторы приказчику Корнелиусу.

Огонь и пламя, сама энергия! И хорошо, и отрадно было людям знать, что есть человек, который – огонь и пламя.

Разве Нильс-сапожник не нуждался в поощрении? Еще как! Добрая фру Раш не забывала его, она часто давала ему на дом детский башмачок в большом пакете и наказывала принести веников. Но Нильс-сапожник как будто не жирел от этого, нет, по нем этого не было видно, наоборот, чем дальше, тем отчаяннее он тощал. Фру упросила молодого Виллаца написать мистеру Нельсону в Америку, но ответа не было. «Может быть, Ульрик уже едет домой», – говорил Нильс– сапожник. Он долго ждал базара в пользу Благоденствия Сегельфосса, облизывался на него, как собака, молил о нем бога, но базара было. Нет, дело не выгорало из-за помещения» Адвокат не мог побороть себя и снять театр у Теодора, у этой лавочной крысы, выскочки, да, впрочем, пусть никто не воображает, что у него театр, просто навес для рыбных сетей. Союз Благоденствия Сегельфосса не снимает для своего базара навес для рыбных сетей, мой милый Нильс!

– Ну, понятно! – согласился Нильс, тускло улыбаясь и поддакивая. Но зато он ничего и не заработал.

Ленсман опять зашел к нему. Да, а ведь раньше ленсман зашел к адвокату и заплатил свой долг.

– Вот видите, как полезно быть строгим! – сказал адвокат.– Справитесь ли вы также и с ревизией, когда она будет?

– Надеюсь справиться, теперь, как и до сих пор, – ответил ленсман.

– Ах, вот как вы стали храбры! – сказал адвокат, задетый за живое самоуверенным тоном жертвы.– Но, в таком случае вам следовало бы и со мной расплатиться пораньше.

– Я постараюсь никогда больше не быть вам должным. Таково мое намерение, – ответил ленсман.

Значит, наконец-то он понял, что должен зарабатывать деньги и держать свою кассу в порядке. Нельзя сказать, чтоб особенно рано! У него был очень твердый и решительный вид, когда он покинул адвоката и направился в гостиницу, чтобы потребовать у Юлия аукционные деньги в двадцать четыре часа. Но подойдя к двери, он посмотрел на свои часы и увидел, что сегодня ему некогда заходить в гостиницу, тогда он отправился домой и заглянул к Нильсу-сапожнику. Ему хотелось еще раз попробовать засадить сапожника за работу. Но опять потерпел неудачу.

– Я больше не сапожничаю даже для себя, – ответил Нильс и показал, что на нем покупные башмаки из Буа. Да, это была последняя его покупка на фантастические, таинственные деньги, полученные летом; он купил эти башмаки. И вот они уже начали расползаться на швах, и подметки проносились, но это все-таки очень легкие и приятные летние башмаки, хотя стояла осень. Нильс– сапожник бегал в них, как ветер.

– В Буа много таких башмаков, – сказал он ленсману.

– Да, но эти башмаки не для меня, Нильс.

– И уж коли на то пошло, – сказал Нильс, – я как раз сейчас получил извещение от Теодора, что опять будет театр, а кроме меня некому поручить билеты и всю счетную часть.

– Сколько же ты получаешь за такой вечер продажи билетов? – спросил ленсман.

– Две кроны, – ответил Нильс-сапожник, не задумываясь.

Должно быть, он сбился с пути в один туманный день, и с тех пор у него не все были дома.

Ленсман встретил шарабан-доктора и снял фуражку.

– Здравствуйте, ленсман! – ответил доктор Муус и остановился.– Позвольте мне воспользоваться случаем и, кстати, проститься с вами, я уезжаю на этих днях. Спасибо вам, ленсман, и поклонитесь вашим от доктора Мууса. Что ж, я могу сказать, что исполнил свой долг и честно отслужил свое время здесь на севере, пусть теперь другие сделают то же! На боку я никогда не лежал, да и сейчас я, так сказать, на ходу и еду к больному. Да, к Перу-лавочнику, к старику Иенсену из Буа, несчастный человек, болен бог знает сколько лет. Я сделал все, что может сделать наука, у него то, что у нас называется гемиплегия, паралич одной половины тела. Сегодня я получил сообщение о том, что произошло что-то новое, но я не решаюсь высказываться до подробного исследования. Можно предположить, что это паралич мозга. Ну, прощайте, ленсман! Можете поверить, я предвкушаю сладость возвращения на юг, в Христианию, и свидания с моими родными. Только надежда на эту минуту и поддерживала меня здесь все эти годы. А теперь я, слава богу, накопил порядочную сумму опыта, который пригодится моей родной области.

Доктор уехал, прибыл в Буа, поднялся в светелку, понюхал затхлый воздух, приказал отворить окно, снял пальто, потер руки и стал исследовать пациента. Разумеется, Пер из Буа был болен, но нет, нового удара у него не было, да он и не допустил бы себя до этого. Он был чем-то возмущен и страшно ревел: немудрено, что несчастье Буа потрясло его и на минуту затемнило его разум; трудно отказаться от блестящего плана мести, не испытав потрясения. Но Пер из Буа вовсе не находился в агонии. Однако, он был еще ужасно возбужден: «Буа!– говорил он. – И еще эта проклятая коза!» – говорил он.

– Хорошо, хорошо, а теперь мы дадим вам чего-нибудь, чтоб вы уснули! – сказал доктор, успокаивая его.

Он отвесил с необыкновенной тщательностью бромистого калия, как будто один липший грамм грозил смертью.

– А вот это пусть примет вечером, – сказал он барышням Иенсен, стоявшим тут же, – и принесите мне столовую ложку, чтоб я видел, какой она величины, – сказал он.– Да, эта годится. Сейчас я дам ему сам, чтобы вы научились, как вам это сделать вечером!