Джон Голсуорси - В ожидании

• Название: В ожидании
• Автор: Джон Голсуорси
• Издательство: Знаменитая книга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1992

Трилогия "Конец главы" примыкает к циклу о Форсайтах. Читатель снова встретит здесь знакомых ему по "Саге" героев: Флёр, Майкла, леди Монт и других. Главная героиня трилогии, Динни Черрел, олицетворяет для автора саму Англию. Доброта и самоотверженность, преданность интересам семьи и нравственным устоям помогают героям Голсуорси преодолеть серьёзные испытания. "Конец главы" – последняя работа писателя. В этом произведении, как и во всём творчестве Голсуорси, есть присущий ему мягкий юмор и мудрость, и оптимизм. Устами одного из героев романа он говорит: "Разве человеческая жизнь, – а она ведь такая хрупкая, – сохранилась бы вопреки всем нашим бедам и тяготам, если бы жить на свете не стоило?"

---

– Это значит многое возложить на тебя, дорогая.

– О нет! Если меня не вызовут раньше, чем вас и дядю Хилери, вы оба скажете, что я пришла к вам и попросила о помощи, а я потом вдолблю присяжным то же самое.

– После доктора и полиции первым свидетелем будет Диана.

– Пусть. Я сговорюсь с ней, так что мы все будем твердить в один голос.

Хилери улыбнулся:

– Думаю, что нам так и следует поступить: это вполне невинная ложь. Я сам вверну, что знаком с Ферзами так же давно, как и ты, Эдриен. Мы встретились с Дианой впервые, когда она была ещё подростком, на пикнике в Лендз Энд, который устроил Лоренс, а с Ферзом – на её свадьбе. Словом, дружили домами. Так?

– Посещение мною психиатрической лечебницы неминуемо выплывет наружу, – заметил Эдриен. – Главный врач вызван свидетелем.

– Что в этом особенного? – возразила Динни. – Вы ездили туда как друг Ферза и человек, интересующийся психическими расстройствами. В конце концов, дядя, предполагается, что вы – учёный.

Братья улыбнулись, Хилери сказал:

– Ладно, Динни. Мы потолкуем с судебным приставом – он очень приличный парень – и попросим вызвать тебя пораньше, если можно.

С этими словами он вышел.

– Спокойной ночи, маленькая змея, – попрощался Эдриен.

– Спокойной ночи, милый дядя. У вас ужасно усталый вид. Вы запаслись грелкой?

Эдриен покачал головой:

– У меня нет ничего, кроме зубной щётки, – сегодня купил.

Динни вытащила из постели свою грелку и заставила дядю взять её.

– Значит, мне поговорить с Дианой обо всём, что мы решили?

– Если можешь, поговори, Динни.

– Послезавтра солнце взойдёт для вас.

– Взойдёт ли? – усомнился Эдриен.

Когда дверь закрылась, Динни вздохнула. Взойдёт ли? Диана, видимо, мертва для чувства. А впереди ещё дело Хьюберта!

XXX

Когда на другой день Эдриен с племянницей входили в здание следственного суда, они рассуждали примерно так.

Слушать дело в следственном суде – это всё равно что есть в воскресенье йоркширский пудинг, ростбиф или иную будничную пищу. Раз уж люди стали тратить дни отдыха на спорт и такие забавы, как присутствие при разборе несчастных дел о насильственной смерти или о самоубийстве, жертв которого давно уже не хоронят на перекрёстках дорог, вне кладбищенской ограды, значит все обычаи утратили свой первоначальный мудрый смысл. В старину правосудие и его слуги почитались врагами рода человеческого, и поэтому было естественно рассматривать такие дела в суде присяжных этом гражданском средостении между законом и смертью. Но не противоестественно ли предполагать в век, именующий полицию "оплотом порядка", что она неспособна к здравому суждению в тот момент, когда ей нужно безотлагательно действовать? Итак, её некомпетентность не может явиться основанием для сохранения устарелого обычая. Этим основанием является другое – боязнь публики остаться в неведении. Каждый читатель и каждая читательница газет убеждены, что чем больше они услышат сомнительного, сенсационного, грязного, тем будет лучше для души. Между тем известно, что там, где нет разбирательства в следственном суде, подробности чьей-то нашумевшей смерти могут не получить огласки и доследование вряд ли состоится. Когда же вместо этого молчания производится судебное следствие, а иногда и доследование, публике гораздо приятнее! Каждому индивидууму в отдельности свойственна неприязнь к людям, всюду сующим нос; но как только индивидуумы соединяются в толпу, оно исчезает. Ясно, что таким людям в толпе особенно привольно. Поэтому чем чаще им достаются места в следственном суде, тем горячее они благодарят господа. Псалом "Хвала всевышнему творцу, подателю всех благ" нигде не звучит так громко, как в сердцах тех, кто имел счастье получить доступ туда, где расследуются обстоятельства чьей-то смерти. Последнее всегда означает пытку для живых, а значит, как раз и рассчитано на то, чтобы доставлять публике наивысшее наслаждение.

Тот факт, что зал суда был полон, подтверждал эти выводы. Дядя с племянницей прошли в тесную комнату для свидетелей. Эдриен на ходу бросил:

– Ты пойдёшь пятой, Динни, – после меня и Хилери. Не входи в зал, пока тебя не вызовут – иначе скажут, что мы сговорились и повторяем друг друга.

Они сидели в тесной пустой комнате и молчали. Полицейских, врача, Диану и Хилери должны были допрашивать раньше.

– Мы словно двенадцать негритят из песенки, – пробормотала Динни. Глаза её были устремлены на противоположную стену. Там висел календарь. Девушка не могла разобрать букв, но ей почему-то казалось страшно необходимым это сделать.

Эдриен вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылочку и предложил:

– Дорогая моя, отпей пару глотков – не больше. Это пятидесятипроцентный раствор летучих солей – он тебя подкрепит. Только осторожно!

Динни глотнула. Жидкость обожгла ей горло, но не сильно.

– Выпейте и вы, дядя.

Эдриен тоже сделал осторожный глоток.

– Ничто так не взбадривает, когда попадаешь в передрягу, – прибавил он.

Они снова замолчали, выжидая, пока организм усвоит снадобье. Наконец Эдриен заговорил:

– Если душа бессмертна, во что я не верю, каково сейчас бедному Ферзу смотреть на этот фарс? Мы все ещё варвары. У Мопассана есть рассказ о клубе самоубийц, который обеспечивал лёгкую смерть тем, кто испытывал в ней потребность. – Я не верю, что нормальный человек может покончить с собой – кроме разве редчайших случаев. Мы обязаны держаться, Динни, но я хотел бы, чтобы у нас устроили такой клуб для тех, кто страдает умственным расстройством, или тех, кому оно угрожает. Ну как, подбодрила тебя эта штука?

Динни кивнула.

– Порции тебе хватит примерно на час.

Эдриен встал:

– Кажется, подходит моя очередь. До свидания, дорогая, желаю удачи. Не забывай иногда вворачивать "сэр", обращаясь к судье.

Увидев, как выпрямился дядя, входя в двери зала, Динни почувствовала душевный подъём. Она восхищалась Эдриеном больше, чем любым из тех, кто ей был знаком. Девушка помолилась за него – коротко и нелогично. Снадобье, несомненно, подкрепило её: прежняя подавленность и неуверенность исчезли. Она вынула зеркальце и пуховку. По крайней мере, нос не будет блестеть, когда она встанет у барьера.

Однако прошло ещё четверть часа, прежде чем её вызвали. Она провела их, по-прежнему устремив взгляд на календарь, думая о Кондафорде и воскрешая в памяти лучшие дни, проведённые там, далёкую невозвратную пору детства – уборку сена, пикники в лесу, сбор лаванды, катание верхом на охотничьей собаке, пони, подаренного ей после отъезда Хьюберта в школу, весёлое новоселье в перестроенном доме: девушка хоть и родилась в Кондафорде, но до четырёх лет кочевала – то Олдершот, то Гибралтар. С особенной нежностью она вспоминала, как сматывала золотистый шёлк с коконов своих шелковичных червей, которые пахли так странно и почемуто наводили её на мысль о беззвучно крадущихся слонах.

– Элизабет Черруэл.

Как скучно носить имя, которое все произносят неправильно! Девушка встала, чуть слышно бормоча:

Один из негритят пошёл купаться в море.

Попался там судье и был утоплен вскоре.

Она вошла. Кто-то взял её под своё покровительство и, проводив через зал, поместил в ложу, отдалённо напоминавшую клетку. К счастью, Динни незадолго до того побывала в таком же месте. Присяжные, сидевшие прямо перед нею, выглядели так, словно их извлекли из архива; вид у судьи был забавно торжественный. Слева от ложи, у ног Динни сидели остальные негритята; за ними, до голой задней стены – десятки и сотни лиц, словно головы сардин, напиханных хвостами вниз в огромную консервную банку. Затем девушка поняла, что к ней обращаются, и сосредоточила внимание на лице судьи.

– Ваше имя Элизабет Черрел? Вы дочь генерал-лейтенанта сэра Конуэя Черрела, кавалера орденов Бани, Святого Михаила и Святого Георгия, и его супруги леди Черрел?

Динни поклонилась и подумала: "По-моему, он ко мне за это благоволит".

– И проживаете с ними в поместье Кондафорд, в Оксфордшире?

– Да.

– Мисс Черрел, вы гостили у капитана и миссис Ферз до того дня, когда капитан Ферз покинул свой дом?

– Да, гостила.

– Вы их близкий друг?

– Я друг миссис Ферз. Капитана Ферза до его возвращения я видела, если не ошибаюсь, всего один раз.

– Кстати, о его возвращении. Вы уже находились у миссис Ферз, когда он вернулся?

– Я приехала к ней как раз в этот день.

– То есть в день его возвращения из психиатрической лечебницы?

– Да. Фактически же я поселилась у неё на другой день.

– И оставались там до тех пор, пока капитан не ушёл из дома?

– Да.

– Как он вёл себя в течение этого времени?

При этом вопросе Динни впервые осознала, как невыгодно не иметь представления о том, что говорилось до вас. Кажется, ей придётся выложить всё, что она знает и чувствует на самом деле.