Риза Грин - Девять месяцев из жизни

• Название: Девять месяцев из жизни
• Автор: Риза Грин
• Издательство: АСТ, Астрель-Сб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036378-8, 5-9725-0355-7

Ларе тридцать, и у нее есть все для счастья: любящий муж, прекрасная работа, «Мерседес-convertible», дом в Лос-Анджелесе, собака и две подруги. Но муж Эндрю уверен, что Ларе нужен еще и ребенок. Про детей Лара знает, что они ненавидят родителей, стоят много денег и жизнь после них становится другой – НЕ жизнью. У Эндрю другое мнение: или у них будет ребенок, или...

Взвесив все «за» и «против», Лара решается забеременеть. В конце концов, быть беременной – не так и страшно. Или же нет?

---

– И я знаю. – Я машу ему рукой и иду к двери.

В туалете никого нет, и я пользуюсь возможностью задрать платье и поправить веревочку от стрингов, которая уже два часа врезается в мой геморрой. Ох. Вот так-то лучше. Туалет, впрочем, оказывается не совсем пустым – из кабинки для инвалидов в дальнем углу доносится какое-то сопение или всхлипывания. Я заглядываю под дверцу и вижу серебряные шпильки.

– Тик? – говорю я. – Это ты?

– Миссис Стоун?

– Да, это я. С тобой все в порядке? – Еще всхлип.

– Не совсем, – говорит она. – Я, кажется, выпила слишком много.

Нет, только не это.

Она отпирает задвижку, дверца распахивается и открывает моим глазам чудную картину: она сидит на полу, серебряное платье закатано до пояса, голова лежит на унитазе.

– Кажется, меня сейчас вырвет.

– Хорошо, – говорю я. – Хочешь, чтобы я позвала твоего папу?

Ее это предложение, похоже, пугает.

– Нет! Пожалуйста, не говорите ему. Он будет в бешенстве. Пожалуйста! Не могли бы вы со мной побыть?

Что? Не могла бы я побыть с ней? А она меня не путает с личным секретарем своей маменьки? Я потихоньку отхожу от кабинки:

– Знаешь, Тик, у меня с этим проблема. Когда кого-то тошнит, меня тоже начинает подташнивать.

Она жалобно смотрит на меня и, кажется, вот-вот заплачет.

– Пожалуйста, мне действительно не очень... – Тут она судорожно дергается и переваливает голову через край унитаза. Волосы облепляют ей лицо, и я слышу, как ее рвет.

Фу. Отвратительно. Когда она поднимает голову, с ее лица и волос свисают комочки блевотины. Я закрываю глаза, чтобы меня саму не вырвало. Ладно. А теперь пора отсюда выбираться.

– Тик, извини, мне очень жаль. Но я не могу. Ревет:

– Ладно, а не могли бы вы позвать Стейси? Мне нужно, чтобы кто-нибудь со мной посидел. Со мной раньше такого не было.

Она хочет, чтобы я позвала Стейси? Стейси? Хотела бы я знать, почему она решила, что Стейси будет с ней сидеть? Она не знает Стейси. Стейси ей быстро объяснит, кто она такая, если она не в состоянии удержать в себе все, что выпила.

– Поверь мне, Тик, Стейси не тот человек, который мог бы тебе помочь. Боюсь, будет еще хуже.

Она снова жалобно глядит на меня:

– Не думаю, что может быть хуже, миссис Стоун. Стейси будет как раз то, что надо.

Ладно, думаю я. Сама напросилась. Я иду к двери, берусь за ручку – и чувствую, как ребенок толкает меня под ребра. Или совесть. Блин.

Я не могу ее здесь оставить.

Ладно, Лара. Давай посмотрим на это с другой стороны. Через несколько месяцев у тебя родится ребенок, и тебе точно придется возиться и с блевотиной, и со всякой другой пакостью, так ведь? Так.

Нет – подождите минутку – не так. На самом-то деле я рассчитывала свалить эти проблемы на Эндрю. Ну и ладно. Бог с ним. Попробую сама.

Я набираю побольше воздуха, поворачиваюсь и иду к раковине. Достаю полотенце и мочу его в воде.

– Вот, – говорю я, протягивая ей полотенце. – Приложи к шее. Будет полегче.

– Спасибо, – говорит она.

Потом снова сгибается над унитазом, а я хватаю ее волосы и убираю с лица. Я чувствую в пальцах комки блевотины, но стараюсь о них не думать. Когда она заканчивает, я иду к раковине и приношу ей еще несколько мокрых полотенец, чтобы вытереть лицо.

– Думаю, я все, – говорит она. – Уже намного лучше.

– Отлично, – говорю я, вручая ей очередное полотенце. – Давай теперь посмотрим, что можно сделать с твоими волосами. – В корзиночке с туалетными принадлежностями, красиво уложенным флористом, я нахожу расческу и бутылочку ополаскивателя для рта и начинаю распутывать ей волосы, вытаскивая застрявшую дрянь.

– Ух, – произносит она, выплевывая очередную порцию ополаскивателя. – Не надо было мне есть эту пасту на обед. Розовый соус был такой жирный.

– Ладно, хватит, не искушай судьбу. Больше я не выдержу.

– Извините, – говорит она, улыбаясь.

Все крупные комки наконец изъяты, я беру еще одно мокрое полотенце и вытираю ей волосы, чтобы снять все, что там осталось. Закончив операцию, я кидаю полотенца в деревянную мусорную корзинку в углу комнаты, мою руки и усаживаюсь на пол в инвалидной кабинке. Тик лежит рядом, прижавшись щекой к мраморному полу.

– Вы ведь не скажете папе?

– Нет, – говорю я. – Не скажу. Но хотелось бы надеяться, что ты теперь знаешь свои границы. Ты девушка хрупкая, и не надо пить как футболист.

– Я знаю. Извините. Клянусь вам, я почти не пью. Мне это вообще не нравится. Я просто думала, что будет весело – тут все взрослые, платье красивое, и все такое.

– Знаю. Подростком я тоже когда-то была. – Я смотрю на нее и ностальгически вздыхаю. – У моих родителей был дом на побережье в Джерси, и каждый раз, когда они уезжали, я устраивала буйные вечеринки. Я ни разу не попадалась, пока кто-то из гостей не оставил в углу бутылку пива. Мама обнаружила ее через две недели. Боже, что она мне устроила!

– Вы любите свою маму? – спрашивает она.

Я отвечаю не сразу, потому что не совсем понимаю, как ответить.

– Люблю. Сейчас люблю. У нас был очень тяжелый период, когда мне было лет двадцать, но сейчас все хорошо. Тут, конечно, свою роль играет то, что она живет в трех тысячах миль отсюда.

– Вы с ней часто видитесь?

– Несколько раз в год. Наверное, она будет приезжать чаще, когда родится ребенок.

– Я бы тоже хотела видеться с мамой несколько раз в год. И чтобы она уезжала из города на более долгое время, чем пара дней. Две недели зимних каникул в одном доме – это слишком.

До чего, наверное, грустно, когда твой ребенок ненавидит тебя настолько, что не может выдержать двух недель совместной жизни. И как этого избежать, скажите на милость? Насколько я понимаю, большинство моих учеников ненавидят родителей, кроме самых больших тормозов и зубрил. Разве нельзя, чтобы и деточка была умная, и при этом любила тебя, или это взаимоисключающие понятия? Знаете, мне всегда хотелось видеть своего ребенка успешным и популярным, но теперь я уже не уверена. Может, тормоз лучше?

Открывается дверь, и в туалет входят две женщины. Я быстро захлопываю дверцу кабинки и прикладываю палец к губам, чтобы Тик молчала. Не хватало еще, чтобы пошли разговоры о беременной, сидящей на полу в туалете на пару с подростком, от которого несет блевотиной. Мы слушаем, как они обсуждают какого-то шестидесятилетнего коллегу, который бросается на все, что движется, причем делает это который год, а потом одна из них начинает говорить про Стефана.

– Ты видела Стефана Гарднера? Он с дочкой пришел. Это так мило, правда?

– Да. Я что-то читала про нее в «People» в прошлом году. Там был очерк о голливудских детях. – Она на несколько секунд замолкает, чтобы подкрасить губы. – Даже представить себе не могу, как это – быть дочкой какой-нибудь знаменитости. Наверняка они все балованные и испорченные.

Меня эти слова приводят в ярость. Я смотрю на Тик, почти ожидая, что она сейчас вскочит и рванется защищать свою честь, но она только закатывает глаза.

Когда женщины уходят, я чувствую, что надо что-то сказать.

– Тебя такие вещи не трогают?

– Уже нет, – говорит она. – Раньше я расстраивалась, но с этим же ничего не поделаешь. Люди могут думать, что хотят. Мне все равно.

Я вижу, что ей далеко не все равно, и решаю сменить тему.

– Что ты делаешь на Рождество? – спрашиваю я.

– Боже мой, – говорит она. – Как я ненавижу Рождество. – Она переваливается на спину и задумчиво пялится в потолок. – Обещайте мне, что, когда ваш ребенок подрастет, вы будете на Рождество устраивать настоящий веселый праздник.

– Я еврейка, – говорю я. – У нее не будет Рождества.

Тик удивленно смотрит на меня:

– Серьезно? Хорошо, тогда Ханука. Это не важно – главное, пусть будет для нее праздник.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. – Праздник, а не... что?

– Праздник, а не тусовка с кучей знаменитых гостей, которые заняты только собой. Детский праздник, а не Жерар Депардье, наряженный Санта-Клаусом, и Дэниел Дэй-Льюис, распевающий колядки, пока ребенок сидит у себя в комнате и смотрит телевизор с няней.

Честно говоря, я бы сама напросилась на такой праздник, но я понимаю, какой это облом для ребенка.

– Ну, если учесть, что самый знаменитый человек, которого я знаю, – это ты, мне об этой проблеме можно не беспокоиться. Но спасибо за подсказку.

– Пожалуйста, – говорит она. – Без проблем. Она вдруг резко поднимается на ноги и распахивает дверцу:

– Ну все, можно идти. Папа, наверное, решил, что я его бросила.

Я встаю и поправляю платье на животе. Тик делает еще один здоровый глоток ополаскивателя, выплевывает в раковину и направляется к двери.

– Стоп, – говорю я. Со спины видно, что я пропустила кусок макаронины, когда вычищала тошнотину из волос.