Вера Хенриксен - Святой конунг

• Название: Святой конунг
• Автор: Вера Хенриксен
• Издательство: Издательский центр «ТЕРРА»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-300-01043-Х

Конунг Олав, святой Олав, Олав сын Харальда…

Пусть не удивит читателя, что все это — один человек, король Норвегии, один из самых известных людей в истории Севера, прошедший путь от жестокого викинга до национального героя, канонизированного после смерти и превратившегося в святого, которого почитают не только в самой Скандинавии, но и в Европе. Изображение его есть в Риме и Иерусалиме…

Ему принадлежит честь христианизации языческой Норвегии и объединения ее в единое государство.

И именно он ввел в стране новые законы, принятые на тинге в Мостере в 1024 году и запрещающие жертвоприношения, идолопоклонничество и приготовление жертвенного конского мяса.

Именно он запретил «выносить» младенцев на съедение диким зверям. И именно он заставил людей жить по заветам Христа, хотя сам и не всегда придерживался их…

Удивительная жизнь Олава сына Харальда не раз привлекала внимание замечательных писателей, в том числе Сигрид Унсет и Бьёрнстьерне Бьёрнсона, лауреатов Нобелевской премии в области литературы.

Счастливого плавания на викингских драккарах!

---

Сигрид невольно отвернулась. Лицо Хелены было таким доверчивым и на нем была написана такая душевная боль, что видеть это было просто невыносимо.

— Он обещал тогда на тебе жениться? — спросила она.

— Нет. Но он обещал дать ребенку имя, в случае, если это будет мальчик, — признать его сыном.

— Он думал, что Кальв и я допустили бы это?

— Он сказал, что когда ты увидишь своего внука, то смягчишься. И что, если ты будешь на нашей стороне, Кальва ты сможешь уломать.

Сигрид стало стыдно; она вспомнила, как мало горевала, когда ребенок умер. И она отвернулась, стыдясь больше за себя, чем за Хелену.

— Священник Энунд натолкнул Грьетгарда на мысль о том, чтобы жениться на мне, — продолжала Хелена. — После того как ребенок умер, он пытался уговорить Грьетгарда отослать меня прочь; он говорил, что смерть мальчика — это Божье наказание за то, что мы жили в грехе. Но Грьетгард отказался это сделать. И тогда священник Энунд сказал, что есть только один выход: если мы хотим избежать гнева Божьего, мы должны стать мужем и женой.

Сигрид ничего не ответила. Она подумала о том, какой рассерженной она была в тот раз, когда Грьетгард сказал ей, что хочет жениться на Хелене. И, покосившись на Сунниву, она подумала, что может наступить день, когда чья-то мать не захочет иметь ее в качестве невестки.

У нее устала правая рука, и она попыталась переложить спящего ребенка на левую руку.

— Тебе тяжело нести ее? — спросила Хелена. Сигрид кивнула, и Хелена протянула руки, сказав:

— Давай, я понесу.

Девочка захныкала, когда ее перекладывали, но вскоре успокоилась. И Хелена улыбнулась, торопливо и нежно, глядя на нее. И когда она взглянула после этого на Сигрид, на лице ее все еще была тень той улыбки.

— Ради Суннивы я решила сказать тебе, что знаю, кто ее отец, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты пообещала, что если ее отошлют прочь, я могу отправиться вместе с ней. Пусть обо мне не слишком высокого мнения, зато я очень люблю ее.

Произнеся последние слова, она глотнула слюну.

Во всем ее облике было что-то беспомощное; Сигрид почувствовала угрызения совести оттого, что мало обращала на нее внимания, когда Хелена была ребенком. Но она прогнала прочь эти мысли. Она не могла брать на себя заботу о всех детях во дворе.

— Я обещаю тебе это, — сказала она.

— Если кто-то и узнает, что Кальв не ее отец, то он узнает это не от меня, — серьезно произнесла Хелена. И когда Сигрид протянула ей руку, она пожала ее.

— Откуда ты узнала, что Кальву известно об этом? — помолчав, спросила Сигрид.

— Когда я накануне его отъезда разносила мужчинам в зале пиво, я поняла из его слов, что это ему известно.

— И что же он сказал?

— Все то, о чем ты знаешь, — озабочено произнесла Хелена.

— Кроме тебя кто-нибудь слышал его?

— Сомневаюсь. И даже если и слышал, то никак не мог подумать, что он имеет в виду тебя.

Сигрид оставалось только догадываться о том, что говорил Кальв, но все-таки ей стало легче.

Больше они ни о чем не говорили, а повернули обратно к дому.

Вскоре распространился слух о том, что епископ Гримкелль вернулся в Трондхейм. Говорили, что он остановился у Эйнара Тамбарскьелве; так что вскоре предстояло решить вопрос о святости короля Олава.

Многие отправились на юг, в особенности те, кто был свидетелем знамения, происшедшего после того, как они призывали короля на помощь. Для остальных же было само собой разумеющимся то, что король был святым.

Сигрид казалось немыслимым выслушивать всех этих людей, которые год назад посягали на жизнь короля, а теперь надеются, что его причислят к лику святых. Некоторые были напуганы, но таких было немного. Большинство же было уверено в себе; разве они не жаждали, чтобы короля Олава канонизировали как святого, разве они не были ревностными сторонниками его христианства? Они чувствовали теперь себя людьми короля, словно в битве при Стиклестаде сражались на его стороне.

Однако Сигрид не тратила время на размышления о святости короля. Она была уверена в том, что епископ Гримкелль во всем разберется. Ее занимало совсем другое.

Разговор с Хеленой и мысли о ней и о Грьетгарде с новой силой всколыхнули в ней воспоминания о ее жизни с Эльвиром.

Более десяти лет прошло с тех пор, как он был убит. И Мэрин стал своего рода водоразделом в ее жизни; отсюда мысли ее бежали либо к прошлому, либо к настоящему. Все, что было до Мэрина, казалось для нее долиной, расположенной по другую сторону гор, залитой солнцем землей, прекрасной, как мечта. Теперь же она жила на теневой стороне гор.

Но теперь, когда она думала об Эльвире, она не могла уже ясно представить его себе, и это мучило ее. И когда она пыталась узнать его черты в лице Тронда, пыталась представить себе, как он сидит на почетном сидении, как ходит по двору, она не могла удержать в мыслях его образ.

Она постоянно думала о нем; она размышляла о том, что он говорил и делал, и это помогало ей забыть о своих бедах и трудностях. И то, что она не могла вспомнить его облик, вскоре начало казаться ей кошмаром; она чувствовала, что должна вновь обрести его.

И однажды утром она увидела его рядом с собой.

Она вскочила с постели, протерла глаза, но его уже не было, хотя она могла поклясться в том, что он только что сидел на ее постели.

Он был в плаще с капюшоном и сидел спиной к ней, так что она не могла видеть его лица. Но у нее не было ни малейших сомнений в том, что это был он.

Он говорил о прошедших днях и рассказывал ей легенды и саги, как он это часто делал.

Она вся переполнилась счастьем, видя его рядом с собой, она протянула руки, чтобы прикоснуться к нему…

И тогда он исчез.

Внезапно она закричала. Она вспомнила, что, перед тем, как исчезнуть, он повернулся и посмотрел прямо на нее. И она заметила, что у него не хватает одного глаза.

Один! Именно так он являлся к Олаву Трюгвассону, сидел на его постели и рассказывал сагу за сагой. Она знала, что он мог менять обличие и пытался отвратить людей от Бога и вернуть их обратно к язычеству.

Перекрестившись, она стала бормотать «Отче наш». Тем не менее, она не чувствовала себя в безопасности и испуганно озиралась по сторонам.

И если раньше она пыталась вспомнить лицо Эльвира, то теперь она старалась прогнать от себя видение с пустой глазницей и издевательской улыбкой.

Тем не менее, оно преследовало ее как во сне, так и наяву; время от времени ей хотелось снова увидеть его, и это пугало ее. Она понимала, что не должна была этого желать; она сопротивлялась этому, но постепенно сопротивление ее ослабевало, тогда как желание росло, превращаясь в страсть.

Днем бывало не так плохо: стоило ей перекреститься и произнести имя Христа, как видение исчезало. Но по вечерам, лежа в постели, она сгорала от желания поддаться этому видению. И она начала верить, что он и в самом деле вернется к ней, если она порвет с христианством.

И вот однажды ночью он явился; она не знала, было ли это во сне или наяву. Все существо ее трепетало от такой невыносимой тоски, о которой она сама даже не подозревала.

Это был Эльвир, со всеми присущими Эльвиру качествами, и в то же время это был Один. Она же была Сигрид и в то же время Герд и Фригг; Герд, спящей землей, которую весна еще не пробудила к жизни; и Фригг проснувшейся, теплой, плодородной землей.

После этой ночи она почувствовала себя словно парализованной. Днем она не осмеливалась даже креститься, боясь прогнать видение. И если в ней и был страх перед Божьим наказанием, она больше не обращала на это внимания.

Но по-настоящему она испугалась в церкви, во время мессы в честь святого Якоба[2].

Когда священник Йон произнес слова: «Sanctus, Sanctus, Sanctus, Dominus Deus Sabaoth!» и небесные врата отворились для душ праведников, она увидела на хорах, на месте изображения святого Иоанна, изображение Эльвира. И она увидела не святого, а самого Эльвира: Один с пустой глазницей самодовольно улыбался ей.

Она с трудом удержалась от крика. Стоя на коленях, она рыдала.

Она не вставала с колен во время всей службы, и когда все было закончено, она продолжала так стоять некоторое время; ей необходимо было придти в себя и вытереть слезы, прежде чем показываться людям на глаза.

И даже услышав, что кто-то остановился возле нее, она некоторое время не поднимала глаз.

Это был священник Энунд; он помогал проводить службу. Увидев ее заплаканное лицо, он простер над ней руку и осенил ее крестным знамением.

— Benedicat te omnipotens Deus!

Но она вскочила и, напуганная своей собственной грубостью, воскликнула:

— Нет!

Энунд сел на сидение Кальва.

— Могу я чем-то помочь тебе? — спросил он.

Она тоже села, закрыв лицо руками.

— Кальв поспешил уехать, — сказал он.

Она понимала, что он думает над тем, что заставило Кальва так поспешно уехать, и считает его отъезд причиной ее отчаяния. И она посмотрела на него сквозь слезы.