Саша Карнеги - Знамя любви

• Название: Знамя любви
• Автор: Саша Карнеги
• Издательство: ННН
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-87927-028-9

Историческая мелодрама известного английского писателя переносит нас в далекий XVII век, повествуя об удивительной судьбе юной польской красавицы-аристократки. Захваченная в плен, она попадает в турецкий гарем. Освобожденная казаками, она встречает Емельяна Пугачева. После драматического романа с будущим великим мятежником она попадает в Санкт-Петербург, где оказывается принятой при императорском дворе Елизаветы. Она вновь встречает того, кого любила с юных лет, но хитросплетения политических интриг мешают возлюбленным соединиться...

---

Заморосил мелкий дождик, вскоре сражающиеся заскользили по мокрой глинистой почве. Друзей Генрика скрывали клубы дыма, плотной пеленой накрывшие все вокруг. Рядом с ним отбивался от пруссаков Пингау.

– Мы все же захватим с собой на небо парочку прусских свиней, – воскликнул он, обхватывая обеими руками штык, вонзившийся ему глубоко в живот. Генрик уложил на месте убийцу Пингау и продолжал отчаянно рубить направо и налево, пока у него не отнялась рука и не отказало дыхание.

Тут он заметил, что полковое знамя закачалось, онилось и упало. С помощью шпаги он прорвался тому месту, где с пробитым легким упал Жак. Генрик снял знамя над своей головой.

– За честь Франции, – закричал он, как ему казалось, громовым голосом, на самом же деле не громче кваканья лягушки. – Бейте пруссаков! О Боже, бейте же их!

Король прусский Фридрих направил своего коня на холм Янус, а достигнув перевала – чуть в сторону от стоявших неподалеку батарей. Он нагнулся в седле вперед и, не двигаясь, зорко вглядывался, словно некая длинноклювая птица, в кипящий дымный котел сражения над собой. Только огонек, зажегшийся в холодных глазах короля, выдавал его истинные чувства. Время от времени он отдавал короткий приказ связному, подлетавшему к нему на взмыленном коне. Изредка Фридрих поглядывал на плачущее небо. На широких полях треуголки короля собиралась дождевая вода, заполнив их, она начала капать на плечи темно-синей форменной шинели, которая уже промокла насквозь. Вскоре стемнеет и наступит ночь – единственное, что может спасти французов.

Острые глаза Фридриха шарили по противоположному склону влево от него, где перестраивалась прусская конница. Его люди повсюду взяли верх. Только отдельные участки сопротивления задерживали полное поражение французских полков. Красной каменной стеной неколебимо стоял швейцарец Пуату. Далее вправо недисциплинированный сброд под командованием хлыщеватых офицеров, присланный Ришелье, сражался, как тысяча дьяволов, а прямо под Фридрихом упорное сопротивление полка де Майи сдерживало наступление гренадеров – элитных частей прусской армии. Необходимо сломить эти очаги сопротивления, только тогда будет достигнута победа по всему фронту.

Король вышел из оцепенения и выпрямился.

– Мои поздравления генералу Зейдлицу! – пролаял он и ткнул кнутом в сторону ручья. – Добить этих!

– Слушаюсь, сир.

Зейдлицу не надо было повторять дважды. Черный от порохового дыма, без шапки, он, сощурившись из-за дождя, во главе эскадрона галопом помчался по берегу ручья. Заслышав тяжелый топот его конницы, прусские гренадеры отступили с поля брани, оставив его в полное распоряжение конников.

Союзнические полки Прованса и Пьемонта приняли на себя первый удар, повергший их в полную панику. Их ряды дрогнули, они откатились назад, туда, где дрался полк де Майи.

– Ни шагу назад! Стоять! – Но голос Генрика тонул в грохоте канонады и шуме сражения. Мимо него проносились, бросая оружие, возникавшие из-за плотной завесы дыма люди с лицами, перекошенными от ужаса перед саблями и могучими копытами.

– Sauve qui peut![12] – вопила тысячеголосая толпа, ибо это уже была не армия, а насмерть перепуганная толпа.

– Жалкие трусы! – всхлипнул Генрик. – Жалкие ничтожные трусы!

Он изо всех сил всадил шпагу в брюхо скакавшей мимо лошади, уловил свист сабли, рассекшей воздух рядом с его ухом, затем почувствовал сильный удар в бок и упал навзничь на дрожащую землю. Так он и остался лежать, не живой и не мертвый, в грохочущих сумерках, закрыв руками лицо в ожидании скорой смерти и невольно прислушиваясь к непрекращающемуся топоту конских копыт вокруг себя.

Отступление французов с поля брани под Росбахом обернулось полным поражением союзников. Обуглившаяся земля на месте сражения превратилась в кровавое болото, на котором валялись трупы убитых и тела раненых. Кирасиры на протяжении двух страшных миль преследовали и добивали спотыкающихся измученных людей, пока их не скрыл спасительный мрак.

Вместе с ночью на маленькую долину опустился густой туман. Он заглушил умоляющие о помощи стоны раненых, которые под черными струями ледяного дождя лежали или беспомощно ползали между пропитавшимися влагой трупами убитых.

На северном берегу ручья блуждающими огоньками горели факелы – это пруссаки разыскивали своих раненых среди множества трупов, распростертых на болоте или плавающих в красной воде.

Этим же богоугодным делом, также с помощью факелов или сполохов пламени, отбрасываемых горящими деревнями, занимались и несколько французов. Пруссаки их не трогали – им было ни к чему добивать своих былых врагов, ставших пленниками победы Фридриха. Как боевая сила они более не существовали, а как горстка физически и морально сломленных людей никакой опасности собой не представляли.

Среди них был и Луи де Вальфон.

Генрик чувствовал во рту вкус крови. Каждый его вздох сопровождался острой колющей болью в боку. Подняться он не мог – не хватало сил. Но к нему все-же частично вернулось сознание – он ощущал биение капель дождя на своем лице, дрожал от холода, страдал от боли в ранах. Тьму прорезал свет факелов. Ему померещилось, что он слышит дикие крики турок... что видит клинок сабли, располосовавший его лицо. Волочиск горит... Казя! Где ты, Казя? Ему казалось, что она стоит над ним, ласково улыбается, произносит слова, которые не достигают его слуха. Она протягивает ему руку помощи, но он все равно не может подняться. Не покидай меня! Вернись, Казя, вернись! Но Казя растворилась в розовой ночи, и на месте ее лица возникли другие. И раздался другой, не Казин, голос из Парижа, который произнес: «Если мужчины столь ребячливы, что им нравится играть в войну, то пусть знают – при этом можно и ушибиться». Прозвучал искусственный ломкий смех. Мужской голос снова и снова звал Анну-Марию. В голове у Генрика чуть прояснилось. Со стоном он приподнялся на локте и осмотрелся. Среди каких-то темных нагромождений ходили люди с горящими факелами в руках. Время от времени они останавливались и оттаскивали раненого в сторону. Со всех сторон слышались стоны и мольбы раненых.

– Луи! Жак! – Голос Генрика был настолько слаб, что он и сам его почти не слышал. С противоположного берега ручья доносилось пение – это пруссаки возносили хвалу тому самому Богу, который допускает, чтобы он, Генрик, промокший и беспомощный, лежал на сырой земле. Лил дождь не очень сильный, но упорный. Раненые, по крайней мере, не будут страдать от жажды. Генрик сделал попытку перевернуться на другой бок, но невыносимая боль в сломанных ребрах не позволила, и он занял прежнее положение, положив голову на безногий труп французского капрала.

Если его ждет близкая смерть, то, ради Всевышнего, – лишь бы скорее. Но из большой рваной раны на бедре Генрика жизнь вытекала медленно. Значит, ему суждено умереть в мундире чужой армии, на берегу ручья в Саксонии. Но он не побежал с поля брани. Его дед мог бы им гордиться. И Казя тоже. Он почувствовал, что сознание опять ему изменяет, и вторично позвал своих друзей.

Луи де Вальфон услыхал свое имя.

– Сюда! Скорее!

Луи склонился над Генриком, при свете факела вглядываясь в его лицо.

– Лежи спокойно! – приказал он и поднес к запекшимся губам Генрика маленькую фляжку с коньяком. Напиток огнем охватил внутренности Генрика. Он содрогнулся всем телом, но сразу почувствовал прилив сил. Кровотечение из раны на ноге удалось остановить.

Луи обтер с его лица дождевую влагу, а кто-то принес два мундира, снятых с трупов, и накрыл ими Генрика.

– Мы тебя заберем как только рассветет, – обещал Луи.

– Жак! – прошептал Генрик. – Он где-то здесь поблизости. Вы не нашли его? Он...

– Да, – ответил Луи. – Мы нашли Жака.

– Он мертв?

– Нет. Вернее, еще нет.

Жак Бофранше лежал в нескольких ярдах от Генрика. Луи, приблизившись, осветил его факелом, и Генрик увидел, что Жак, или то, что от него осталось, лежит на груде мертвых тел.

– О Боже!

– Мы сделали все, что могли, месье, – сказал один из спасителей, – но для него будет лучше, если он умрет.

В неверном свете колеблющегося пламени факела Генрик разглядел кровавое месиво, в которое превратилось лицо Жака, раздробленную руку, залитый до пояса кровью мундир. Одной ноги не было, а из зияющего на месте рта отверстия вырывался жуткий мяукающий стон. Единственный оставшийся глаз неотрывно смотрел с мольбой на де Вальфона. Уцелевшая рука время от времени слабо содрогалась.

Луи повернулся и, взглянув на Генрика, беспомощно пожал плечами и опустился на колено рядом со своим несчастным другом. Теперь их троица снова соединилась и, как это нередко бывало и раньше, друзья остались как бы наедине. Окружающий кошмар был забыт. Луи гладил окровавленные волосы друга, чувствуя под пальцами биение обнаженного мозга. Затем он вытащил из кобуры пистолет. Жак сохранившимся глазом провожал каждое его движение и пытался что-то сказать, но не мог – у него не было языка.