В.И. Карпец - Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)

• Название: Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)
• Автор: В.И. Карпец
• Жанр: История

Сегодня совершенно ясно, что в истории и культуре России жизненны и очевидны только две сквозные идеи — о Церкви и о Царстве. Если их так или иначе нет, налицо черты вторичности, подражания, печать чужого. Но еще хуже то, что и эти две сокровенные идеи русской истории сегодня почти полностью превращены в пародию (хотя мы и знаем, что Церковь врата адовы не одолеют). Более того, современный мир весь и есть пародия. Монархию невозможно восстановить. Всякая попытка восстановления — все равно чего — «монархии», «советской власти» или «истинной демократии» — с неизбежностью оборачивается и обернется гнусной и жуткой пародией. Но Царство бывает явлено. Как и в каких внешних формах — Бог весть. Оно может быть явлено вдруг — во исполнение обетований, данных века назад, святым и старцам, явлено не благодаря, а вопреки нам нынешним. Это область чуда — когда невозможно ничего, возможно все.

---

Средневековый мир прекрасно знал о мистической связи цены крови с богатством государства, его золотым запасом. Не случайно знаменитый алхимик XV века Николай Фламель, один из немногих, действительно обретших вещественное золото, помещает изображения из своей Книги Фигур Иероглифических на воротах парижского Кладбища Невинных Младенцев, посвященного жертвам Царя Ирода. С другой стороны, своего рода Иродом навыворот средневековье почитало Святого Императора Константина. Одна из легенд о его Крещении рассказывает о том, что Император был неизлечимо болен, и врачи прописали ему только одно средство — омовение в невинной детской крови. Для лечения привезли младенцев во множестве со всех концов империи и, когда для царя уже приготовили ванну, он сжалился над слезами матерей и отменил убийство, избрав вместо него Святое Крещение с последующим причащением Тела и Крови Христовых. Предсказание исполнилось буквально, но в ином образе, как это бывает со всяким предсказанием. Так или иначе, Святое Тело и Святая Кровь легли в основание Нового Рима — Византии, империи простоявшей ровно тысячу лет.

Кровь невинных младенцев приравнивается Церковью к крови воинов, за веру, царя, и отечество живот положивших. В последовании православной панихиды прошение о упокоении младенцев и воинов идут одно за другим. Именно кровь русских воинов, погибших во второй мировой войне, была мистическим основанием экономического могущества СССР и стран Восточного блока, основанного на абсолютно произвольно выбранном, ничем не обеспеченным и неконвертируемом рубле. Как это не невероятно звучит для позитивистского сознания, но подлинной причиной краха великой державы, в том числе и превращение «неотмирного» сталинского рубля в брежневский «деревянный» стало изменение цены крови — дозволение детоубийства во чреве после смерти вождя.

Как бы там ни было в ХХ веке, но гипотетически возможно положение, когда цена крови столь высока (потенциально — бесценна), что золотого запаса государства вообще может не понадобится. И самое интересное, что так было, причем в нашей отечественной истории. Речь идет о «безмонетном периоде» ХI-ХШ веков, когда на Руси… вообще не было денег! Историки строят самые разные предположения о причинах этого — от идеи о всеобщем натуральном обмене до ошибок «глобальной хронологии». Так или иначе, но никто не может отрицать, что в ту пору не было и речи об «отсталости» Русского государства, ни о его изоляции — европейские династии считали за честь породнится с Домом Рюриковичей-Мономаховичей, а Новгород был местом, где укрывались от многочисленных узурпаций иноземные государи — от Олафа Святого Норвежского до венгерских принцев. Отсутствие денег в таком государстве могло быть связано только с одним — бесценностью крови самих князей Рюриковичей, не требующей обеспечения «золотым запасом». Этот высочайший род сам был золотым запасом Руси, точнее самой Русью — ведь одно из значений слова Русь, Рус — золото или солнце. Поразительный свет на данную проблему проливают работы современного русского историка Романа Багдасарова, исследовавшего иконографический документ царского родословия Руси — так называемое «древо Иесеево» Архангельского собора Московского Кремля. Оказывается, что русские князья и цари — Рюриковичи состояли в духовно-генеалогическом родстве с царями Давидом, Соломоном и Самим Спасителем, а также и с «внешними мудрецами» — Гермесом Трисмегистом, Пифагором, Зороастром, Орфеем. Но это и есть священная, бесценная царская кровь, Sang Royal, Sang Real, Святая Грааль (именно так, в женском роде даже еще в XIX веке именует Святую Чашу «Полный Православный Богословский Энциклопедический Словарь»), которую стремятся взыскать (quester) на западе герои Готье Мапа, Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха. Замалчивание этого, открыто признаваемого в средневековье, факта в Синодальный период, равно как и более ранние (одни историки утверждают, что при Иоанне Грозном, другие — что при первых Романовых) заштукатуривание «Древа Иессеева» создало в России как династический, так и финансовый тупик (а они, как оказывается, неразрывно связаны), который пытались преодолеть сначала Император Павел Указом о престолонаследии и введением серебряного рубля, а затем, Царь-Мученик — золотого. Но даже обеспечение национального богатства металлическим золотом решает проблему только отчасти, хотя это все-таки лучше, чем абсолютно нечестивый банковский процент, обеспеченный «воздухом». И тогда становится понятным и то, что отсутствие этого «обеспечения бесценным» и было главной причиной краха всех попыток создания «магической автаркии» от буржуазного мира, как в Германии, так и в СССР. Они были неудачны в той же степени и мере, в какой любая магия (и алхимия) несоизмеримы с Евхаристией.

Так или иначе в двадцать первый век мы вступаем на фоне катастрофически падающей цены крови — сверх-геометрически возрастающего уничтожения взрослых людей (во имя все тех же «прав человека») плюс абсолютная свобода всех видов умерщвления во чреве. Иродова суть либерализма сегодня очевидна для всех, в том числе самих либералов. Крушение доллара и евро так же неизбежно, как и крушение «деревянного» рубля. Просто одно произошло раньше, а другое произойдет позже. Электронные деньги, о которых так много сегодня пишут и говорят, вообще не будут обеспечены ничем, то есть тьмой кромешной. Именно тогда и появится лженаследник Христа, «фальсификатор крови», ставящий свою печать признавшим его за такового. Однако эта последняя фальсификация приведет и к последнему экономическому краху. Когда голодные придут к узурпатору и потребуют хлеба, он скажет им: «Чего вы хотите от меня? У меня нет хлеба для вас».

Тогда цена жизни, цена крови упадет до нуля. Как говорил Преподобный Серафим Саровский «ангелы не будут успевать принимать души». Но нуль тождественен бесконечности. Бесчинное бесценному. «Камень, егоже небрегоша зиждущие сей бысть во главу угла». «Это и будет (а на самом деле уже есть) Второе Пришествие Царя Царей и Господа Господствующих, сверхтрансмутация Святой Крови в золото Нового Иерусалима.

РОДОСЛОВИЕ КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО

К сказкам нашим мы привыкли и считаем их обычно «пережитками язычества», к которым даже и недавно ставшие таковыми «новоязычники» относятся не очень серьезно. Но если язычество, по крайней мере, в привычном смысле этого слова, то есть поклонение рукотворным идолам, не столь уж древне и традиционно, и, быть может, хронологически даже совпадает с распространением христианства, то не можем ли мы взглянуть на сказки, хотя бы на некоторые, в обратной перспективе, как на некие следы событий, связанных с участниками евангельского благовестия, в «языческом» сознании? Но тогда все они обретают для нас абсолютно неожиданный, более того, актуальный смысл, оборачиваются не в прошлое, а в будущее.

«Смерть моя — в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц в железном сундуке сидит, сундук на крепкий замок закрыт и закопан под самым большим дубом на острове Буяне, посреди моря-океяна», — рассказывает в одной из основных редакций знаменитой нашей сказки Кощей Марье Моревне, упорно не желающей быть ему женою. Повествование это, влагаемое в уста зеленого старика, освобожденного Иваном Царевичем из огня в железном котле, указывает на его совечность земному, тварному миру, на его первоматериальность. «На Буяне острове, — писал А. Н. Афанасьев, — сосредотачивались все творческие силы природы, как в вечно полном и неисчерпаемом источнике. Он лежал на океане, матери всех морей, из которого вышла земля. Буян потому и остров, что находится среди беспредельного океана. Как и когда создался Буян-остров, предания молчат». (А. Афанасьев. Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. Изд-во «Индрик», М., 1996, с. 24). Между прочим, на этом вневременном острове действительно, как в сказке о Кощее, растет «дуб мокрецкий», который «ни наг, ни одет», то есть и засохший, и живой, с отпрысками, не развившийся, а ветры из «тутошнего», проявленно-тварного мира, приносят под этот дуб семена, зародыши, остающиеся «от суровости нечистой силы мороза — для новой жизни» (там же, с. 24 и 28). Что это за семена на острове — не «всякой ли твари по паре», взятые Ноем в спасительный ковчег — тоже остров? Но что же тогда есть смерть Кощеева? Яйцо — это семя, бросаемое в землю, которую средневековые химические философы называли и красною глиной, и торфом, и «чернью чернее черной черни» (nigro nigrius nigrum). Онтологически земля эта тождественна воде, точнее, это и есть сама вода, но только единосущная земле и предшествующая библейскому «разделению вод». Но во всех вариантах сказки Кощей именуется «царем», а в некоторых редакциях это царь, владеющий золотом: «там царь Кощей над златом чахнет»… Французский исследователь XIX столетия Фабр д` Оливе в своей уникальнейшей книге «Восстановленный Гебраический Язык» указывает на то, что слово malach, melech, moloch (царь) с изменением огласовки начинает обозначать «божественную эманацию», «вечную сущность», «эон», или даже «ангела» (Fabre d`Olivet. La Langue Hebraique Restituee. Lausanne, 1985. р. 19-20). Естественно, равносущна и обратная инверсия, не от царя к ангелу, но от ангела к царю. Само же слово эон имеет двойной смысл: с одной стороны — это исторический цикл, с другой — «вечное время» или «неподвижное движение», то есть состояние «между» временем и вечностью, в котором, согласно православным представлениям, пребывают как ангелы, так и души в ожидании Суда, Кризиса, только уже не водного, а огненного. Эонически неподвижным пребывает и «остров Буян» с его «мокрецким дубом», то есть райским древом, раздваивающимся на древо жизни и древо ведения только уже в раздвоенном сознании раздвоившегося (на мужа и жену) человека. Там, под этим еще единым древом покоится и яйцо, в котором «смерть Кощеева», а следовательно, и его рождение, и, между прочим, и его родословие: яйцо — утка — заяц — сундук = замок, то есть яйцо — птица — зверь — замок. Тот же самый Фабр д’Оливе рассказывает, что гебраическое корнесловие «рая на востоке» тождественно «неразмыкаемой оболочке» или «чреву беременной» (ibid. р.75). Но кто же тогда этот самый зеленый старик из котла, об истоках которого «предания молчат»?