Джон Карр - Патрик Батлер защищает

• Название: Патрик Батлер защищает
• Автор: Джон Карр
• Жанр: Классический детектив

Не менее изощренное убийство — классическое «убийство в запертой комнате» — совершается и в романе «Патрик Батлер защищает», разгадывать которое берется блестящий адвокат Патрик Батлер.

---

— Наверх, милорд. Джонни вас проводит. — Лысый мужчина кивнул на посыльного, потом взглянул на Хью. — А этот джентльмен?…

Батлер снова оглядел Хью так, будто он был примерно ровесник посыльного, что сильно его разозлило.

— Мой юный друг. Да. Он со мной. Не волнуйтесь. Посыльный звучными криками расчистил дорогу в угрюмой толпе, привилегированная компания поднялась по узенькой лестнице слева и пошла по коридору, шепотом обмениваясь репликами, как боксеры в легком спарринговом бою. Однако Хью решил прояснить еще один вопрос.

— Слушайте! Вы что-нибудь узнали от Пэм?

— Нет. Можете мне не верить, но она слишком умна. Я решил притвориться, будто в самом деле считаю ее такой пустоголовой, какой она прикидывается. А вот вы вполне можете что-нибудь узнать.

— Я?

— Она в вас крепко втюрилась, старина. Никогда себя так не вела. Впрочем, эта девица отлично знает, чего хочет. Развлекайтесь, но, повторяю, не забывайте о папаше. С другой стороны, ваша Элен…

— Что Элен?

— Я в самом деле нахожу ее привлекательной.

— Вот как! Неужели?

— Решительно. Ей, правда, не тридцать пять. Хотя ждать не долго. Догадываюсь, что она опытнее, чем кажется. Надеюсь, не возражаете, если я попробую выяснить?

— Постойте минуточку! Я ведь с ней обручен…

— Правда? При вашей последней встрече мне так не показалось. Будьте спортсменом.

— Слушайте!…

— Ш-ш-ш. Не повышайте голос, старина.

Пока Батлер успокаивал Хью, посыльный, чисто по привычке, забарабанил в дверь гримерной.

За дверью послышалось шевеление, отрывистый шепот, шорох. Открывшая дверь дама — безусловно, мадам Фаюм собственной персоной — встретила их приветливой лучистой улыбкой.

Фигура действительно замечательная. Джонсон не ошибся, назвав ее «французской пышечкой». Хотя, судя по смуглой коже, родилась мадам ближе к французскому Марокко, чем к Парижу, возможно, в ней была доля мавританской крови. Она уже сняла сценический грим с хорошенького оживленного лица с широкими ноздрями и красиво очерченными губами, но обычная косметика была почти столь же яркой, как театральный грим, подчеркивая блестящие черные волосы и живые, несколько навыкате темно-карие глаза. Вместо театрального костюма на ней был плотный халат, алый с золотом, под которым, видимо, ничего больше не было, кроме чулок, и туфли на высоком каблуке.

Мадам мгновенно продемонстрировала визитерам искреннюю признательность и удовольствие, постукивая визитной карточкой по прекрасным зубам. Потом превратилась в образец корректности.

— Monseigneur le marquis?[21] — обратилась она к Батлеру с легким реверансом. — Je suis bien flattee, monseigneur.[22]

— Mais pas du tout, chere madame![23] — промурлыкал Батлер, сняв шляпу, и поднес к губам протянутую руку.

Мадам Фаюм приняла поцелуй серьезно, торжественно, после чего с улыбкой подала руку Хью. Тот, чувствуя себя последним идиотом, повторил процедуру.

Она вдруг обратила внимание на посыльного, глазевшего во все глаза.

— Джонни! — Контральто наполнилось притворной суровостью. — Гадкий мальчишка! Уходи сейчас же! Убирайся…

Посыльный, скорчив безобразную гримасу, втянул в плечи голову и шмыгнул в дверь.

И все-таки, несмотря на радушие и оживление, несмотря на то, что мадам источала сексуальную привлекательность столь же сильно, как аромат «Шанель» номер такой-то, Хью первым делом почуял надо всем этим некую тень. Точно, точно! И сразу вспомнил ее убитого мужа, который наверняка выглядел рядом с ней совсем крошкой.

«Бедняга! — подумал он. — Видно, никто даже не думает о несчастном Абу…»

Мадам Фаюм быстро оглянулась, осторожным движением закрыла дверь, и все трое остались стоять в коридоре. Потом она обратилась к Батлеру нежным, но бесстрастным тоном:

— Я огорчена… Сильно! Очень. Ах! Зачем вы дважды присылали карточки какого-то дурацкого лорда, которого не существует, когда мне ужасно хочется познакомиться с великим Патриком Батлером? А?

Тот на мгновение опешил.

— И зачем, — допрашивала мадам Фаюм, — послали в фойе расспрашивать обо мне своего шофера, безобразная физиономия которого всем отлично известна, раз вы повсюду его посылаете? Думали, мне не расскажут?

— Вы прекрасная артистка, дорогая мадам, — усмехнулся Батлер. — Если бы вы провалились сегодня, то расколотили бы мебель в щепки и никого не желали бы видеть. А после столь потрясающего успеха…

Зубы мадам Фаюм сверкнули в короткой улыбке, темно-карие глаза вспыхнули, засверкали.

— Я всех потрясла, правда? — просияла она. — Да, черт побери! — И объявила совсем другим, многозначительным тоном: — Вы мне нравитесь. Вы тоже… — Мадам оглянулась на Хью. — Как вас зовут?

— Моя фамилия Прентис. Хью Прентис. Искрившиеся глаза сощурились, накрашенные ресницы почти сомкнулись.

— Прен-тис? — повторила она почти точно с такой интонацией, с какой к Хью обращался ее покойный муж. От этого воспоминания по спине у него побежали мурашки. Ее лицо вновь омрачилось. — Прен-тис, говорите? Но ведь это… — Мадам замолчала, передернув пышными плечами, и добавила: — Ну, не важно. Вы — это вы. — Она посмотрела на Батлера. — И вы — это вы. Что мы здесь стоим? Нет-нет-нет, заходите! — И распахнула дверь гримерной.

Там не оказалось никаких театральных костюмов. Комнату, где царил ужасающий беспорядок, вполне можно было б принять за ее личный номер в отеле, если бы не отсутствие окон. Единственная лампа ярко горела над засыпанным пудрой туалетным столиком, на котором в данный момент прежде всего бросались в глаза большая открытая банка с кольдкремом и выцветшее полотенце. На краю стола слева стояла огромная ваза с красными и белыми гвоздиками.

Хью сделал три шага следом за Батлером, обошел стоявшую сбоку вешалку и замер на месте.

Неподалеку от туалетного столика сидел его дядя, мистер Чарлз Грандисон Прентис.

Хью открыл рот и закрыл, не вымолвив ни слова. Мадам Фаюм кивнула на цветы в вазе, собралась что-то сказать, но, увидев выражение лиц Батлера и Хью, промолчала.

Дядя Чарлз, в своем превосходно сшитом смокинге с белой гвоздикой в петлице и обычной гигантской сигарой в руке, сидел столь же мирно и безмятежно, как в гостиной какой-нибудь леди. Он был среднего роста, плотный, но не толстый. Из-за слишком тяжелого подбородка нижняя губа почти накрывала верхнюю под короткими седыми усами. Редкие седые волосы, стриженные ежиком, никогда полностью не закрывали скальп.

Лицо его, как обычно, ничего не выражало.

В мертвой тишине он поднялся, надел пальто, взял в одну руку шляпу, в другую трость. Перчаток на нем не было.

— К сожалению, мадам Фаюм, — проговорил он гортанным невыразительным голосом, — уже поздно, я должен идти. Доброй ночи. Надеюсь, не забудете?

— Нет! — воскликнула она. — Jamais![24]

— А, так я и думаю, — кивнул дядя Чарлз, сунув в рот сигару. — Еще раз доброй ночи.

Хью, наконец, обрел дар речи.

— Дядя Чарлз! — вскричал он. — Мне говорили, что вы в театре, а я не поверил… Наверно, выздоровели от простуды?

Дядя Чарлз задержался, вытащил изо рта сигару и спокойно взглянул ему прямо в лицо.

— У вас передо мной преимущество, сэр, — вежливо, но холодно ответил он. — Я вас никогда раньше не видел и не желаю видеть впредь.

Поклонившись мадам Фаюм, коротко, довольно презрительно кивнув Батлеру, старший мистер Прентис вышел из гримерной. Дверь за ним тихо закрылась.

Ошеломленный Хью уставился в пол. Барристер гневно побелел и выпрямился. Мадам Фаюм села спиной к столику, положила ногу на ногу и тоже стала вглядываться в пол столь упорно, что блестящие черные, коротко стриженные волосы свесились ей на глаза.

Теперь Хью понял. Все от него отреклись. Сначала Моника с Джимом, потом дядя Чарлз. Осталась одна… Нет, и Элен он тоже потерял. Сам во всем виноват.

В этой гримерной, в отличие от других, даже зимой было слишком жарко. Откуда-то из полной пустоты прозвучал голос Батлера.

— Не вешайте нос, мой мальчик, — проговорил ирландец с какой-то смертоносной уверенностью. — Обещаю, и дня не пройдет, как старый проклятый мошенник очень сильно пожалеет, что отказался от собственного племянника.

— Ох, нет! Не ругайте его.

— Стало быть, вы обожаете старика? — сухо уточнил Батлер.

— Нет… Мы никогда особо не ладили. С его стороны это вполне естественно. Моника любит светскую жизнь, я ее терпеть не могу. Конечно, дядя Чарлз сноб… и закон плохо знает. Но никакой он не мошенник! На свой лад он очень порядочный человек.

— А каково ваше мнение, мадам Фаюм? — с чрезвычайной любезностью поинтересовался Батлер.

— Мое? — Она слегка подняла голову, тряхнув черными волосами. — Никакое. Откуда мне знать?

— Что, например, делал здесь нынче вечером этот проказник?

— Спрашивал о письме. И больше ничего. Ах, будь тут что-нибудь важное, разве я впустила бы вас? — Мадам Фаюм широко раскрыла глаза.