Леонид Кокоулин - Затески к дому своему

• Название: Затески к дому своему
• Автор: Леонид Кокоулин
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1992

Новая повесть известного писателя Леонида Кокоулина, автора романов «Колымский котлован», «В ожидании счастливой встречи», «Пашня», «Подруга», «Огонь и воды», детской книги «Андрейка», – о русском крестьянине, вековом его умении жить в ладу с природой, людьми, со своей совестью. Юный сибиряк Гриша Смолянинов идет с отцом на зимний промысел, исподволь перенимает от него не только навыка трудной и полной радости жизни в таинственной и неповторимой Прибайкальской тайге, но еще и особое восприятие красоты. Запоминаются десятки удивительных в своей точности и конкретности подробностей охотничьего быта. Западают в душу неторопкие разговоры отца и сына о корнях своего крестьянского рода, о смысле жизни. И возникают между отцом и сыном доверие и дружба, и ведут затески к домашнему очагу, к духовному единению.

---

– Сей момент, подсветим костерком и приладим… – Анисим собрал обналичку, гвозди в карман, за топор – и в дверь. И Гриша за отцом следом поспешил.

Хоть льдина и смотрелась бельмом на глазу, а подогнали, окантовали обналичку, в кружевную оборку вставили, и ожил глаз.

– Папань, дома такую же на свое окно сработаем. Ладно? – Гриша и с одной стороны, и с другой забежит.

– Ладно-то, ладно… да обосабливаться нехорошо, что соседи скажут?

– Пусть завидуют.

– От зависти многие беды и проистекают, сын. Зависть, она, как ржа, подтачивает… не завидуй, сын, сердце надорвешь.

– Я никогда и не завидую, – заоправдывался Гриша.

– Ну вот и ладно, вот и хорошо, – собрал инструмент Анисим и, ссутулясь, вошел в зимовье.

Гриша убрал к трубе лесенку, затушил костер. Сквозь ветки месяц тронул карниз зимовья, и пала на снег тень, похожая на скворечник.

Гриша привалился на лесенку, постоял и вспомнил, что завидовал он Октябрину Глотову, когда тот прикатил к клубу на велосипеде. Не только он, весь поселок собрался – хоть за руль подержаться… Гриша вошел в зимовье. В потемках разулся и ощупью на нары, отец уже лежал. «Будет случай – скажу папане, что завидовал», – решил Гриша. И вскоре уснул. Открыл глаза: отец, как всегда, на чурбачке против топки сидит.

– Вставай, Григорий, умывайся да побежим.

– У меня, папань, предчувствие – волк сидит…

– Сон, что ли, видел?

– Не сон, а сидит. – Гриша через силу натянул ссохшиеся за ночь бродни, потоптался около нар, обмял обувку. Взял со стола приготовленную на умывание кружку с водой, горстью из мешка нагреб в карман орехов – заодно и белку покормить.

– Хорошего понемногу, сын… – Анисим стал разливать чай.

Гриша и без объяснения понял, к чему клонит отец. Собираться пора домой.

И радостно на душе, и тревожно, и не поймешь – чего больше.

– Да не суетись, ешь хорошенько, – придвинул жаркое Анисим.

– Да ты что, папаня, под нос… достану. Не у мачехи рос.

– Заждались нас, – протянул голосом Анисим. – Если смотреть с нашего бугра, так и не шибко загостились, а им-то показалось – знаю как. Мать, поди, все глаза проглядела.

Анисим допил свою кружку.

– Сегодня, однако, котелок с собой не понесем. Налегке туда и обратно – заберем капкан…

– А волки?

– За волка – баран, за волчицу – два… Придется брать, – посмеялся Анисим. Подождал, пока Гриша наденет фуфайку, и тогда задул коптилку. Анисим с топором за опояской, Гриша с ружьем за плечом – встали на лыжи и по небитой лыжне, как по барабану, пошли.

Все бы ничего, да рукавички выносились – руки у Гриши от холода заходят. Он и пальцы в кулак сжал и придерживает около бедра, чтобы не потерять рукавички.

– Какие-нибудь изменения замечаешь, Григорий?

Гриша окинул взглядом округу.

– Все на месте, горы не сдвинулись. Разве только ворон прибавилось – горланят.

– То-то и оно.

И снова добавил ход.

На свороте к капкану Анисим уже поджидал Гришу.

– Ну, так как насчет предчувствия?

– Говорил же, – не отступает от своего Гриша.

Как только вышли на прямую через речку, Анисим увидел, что вокруг колодины снег сбит.

Анисим остановился, передернул на пояске с поясницы на живот топор и протянул руку за ружьем, перезарядил его пулей. И пошел на изготовку.

– Папань?!

Анисим обернулся.

– Я-то с чем? – развел Гриша руки.

– Н-да. Обезоружил. Нечего сказать. Дак тебе что, топор или… – показал Анисим ружье с надеждой, что Гриша откажется.

– Ружье, – подошел Гриша, чтобы взять ружье.

– Тогда придется тебе вперед идти…

– Пойду, – согласился Гриша.

– Постой, Григорий, – как бы вспомнил Анисим, – осмотримся…

– А чего смотреть? Капкан вот здесь стоял – потаск тянется в лес, по следу и идти.

Анисиму и возразить нечего. И опять же, а ну как затаился волк, да, скажем, на волоске нога в капкане. Бросится на парня, а тот не успеет выстрелить или хуже того – промахнется…

– Слушай, Гриша…

– Папань, ты чего крутишь? Разогрелись, а теперь…

– В том-то и дело, что кручу, – признался Анисим. – Кто его знает, что у него на уме…

– Мы-то друг у дружки не все знаем, а ты захотел…

– Ладно, давай развернем наступление в цепь, – вышел из положения Анисим. – Не торопись только…

Буровил целик Гриша с одной стороны, Анисим – с другой, а след волка посередке. Втянулись с берега в лес – и все чаще останавливался, разметывая снег, волк, раскидывая со слюной кровь.

Грише стало жарко, захотелось сбросить рукавицы. Но след вдруг повернул и поднырнул под развесистую ель.

– Осторожнее, – сказал Анисим, подошел и, подняв ветви, заглянул под ель, но ничего не увидел, след уходил вглубь. «Легковатый волок привязал», – упрекнул себя Анисим, но, судя по всему, и волчина матерый. Гриша с Анисимом обошли ель и снова стали на след, но и десяти шагов не сделали, как Гриша вскинул ружье.

– Погоди, Григорий, – остановился Анисим.

Он все осматривал след, который тянулся за снежный бугор, но кинул взгляд, куда Гриша целился, и вдруг увидел окровавленную волчью пасть. Волк догадался, что за ним идут, вернулся по своему следу навстречу, увидел людей, затаился.

– Стреляй, – негромко скомандовал Анисим.

Грянул выстрел, всполошившись, заорали вороны. И волк потух, ткнувшись мордой в снег, только хвост еще выдавал судорогу.

К зимовью охотники возвращались на исходе дня. Мороз еще добавил, выжимая наледь, и она чадила грязным туманом, наполняя пойму реки. Небо освинцовело, и тяжелые темные тучи, словно на мели, лежали на лесистых склонах гор.

– Фу ты, думал, ошиблись. Не наше зимовье, – поднимаясь от реки, засмеялся Анисим.

– Смотрится, – остановился и Гриша.

– Не великая затея, а как красит… а?!

В закатном солнце резные наличники ярче оттеняли белизну бревен, и зимовье светилось.

– Не жалко покидать?

– Мы же не насовсем…

– Ну, тогда самовар поставить или костер оживлять?

– Костер-то, наш-то? – усомнился Гриша.

– Соберемся и с рассветом айда… или у тебя другое мнение?

– Я как ты, давай спички.

– Спички! – Анисим с лица даже сменился.

– Что с тобой, папань?

– Побудь здесь. – Анисим стремглав бросился в зимовье.

Гриша вошел за отцом.

– Так и есть. Остались ни с чем. Как еще зимовье не спалил…

– Ты чего, папань?..

– А то. Растоплял утром печку, спички положил вот сюда, на каменку, и забыл. Накалились и вспыхнули – вот и весь сказ.

– А на столе коробок был, – пошарил Гриша по столу. – Вот он, – жиденько побрякал коробком Гриша.

Анисим схватил у него из рук коробок.

– Это не те – остаток. Тот я достал утром.

Анисим высыпал на ладонь из коробка четыре спички.

– Не густо.

– Но и не пусто, – досказал Гриша, – чего паниковать?

Анисим хотел сказать, что без огня в такую пору в тайге – верная погибель, но промолчал. И то правда, теперь-то что руками махать.

– А я разве паникую? Одной спичкой можно миллион деревьев спалить, а из одного дерева, говорят, миллион спичек выходит, Гриша. – Он ссыпал снова в коробок спички. Пошарь, Гриша, в каменке, может, осталась какая искра, – попросил Анисим.

Гриша почти влез в каменку.

– Нет, папань. Живое тепло есть, а загнеты нету.

– Ну тогда – вот она спичка, на сегодня и на завтрашнее утро она же.

Гриша взял спичку, коробок – и в дверь. Анисим хотел остановить, дескать, растопляй каменку. Но осадил себя. «Каменку-то мы с собой в дорогу не возьмем».

Гриша расчистил старое огнище, собрал с обочины обгоревшие веточки, сучочки, уложил их шалашиком, содрал с краю сухой мох, накрыл шалашик. Надергал с березки ветренки, смял в пухлый комок, подсунул под шалашик и, мысленно перекрестившись, заслонив собой шалашик, чиркнул спичку. Сквозь мох потянулись белые струйки дыма, проглянул красный глазок и тут же прострелил мох стрельчатый огонек.

Анисим пришел с речки с полным котелком и попросил:

– Григорий Анисимович, не одолжите огонька на разжигу – взаимообразно?

– Бери, Анисим Федорович. Другой бы отказал, а я – душа нараспашку…

– Премного благодарствую, – сдержанно, с уважением ответствовал Анисим. Он перегнул вдвое сырую ветку, как щипцами подхватил пылающую головешку – и скорым шагом в зимовье. Гриша с котелком пошел следом за отцом. Анисим растопил печку, приставил к огню котелок, подождал, пока закипит. Заварил травкой, собирая на стол, поинтересовался:

– Ты замечал, Григорий, какое разное мясо у дичи? Хоть возьми того же глухаря, да и косача, и куропатку – мясо у них темное, а вот у рябчика, как у курицы на грудке, – белое… – Он положил перед Гришей попку глухаря.

– Ты не сказал, папаня, отчего рябчик наособицу.

– Лепешку пошто не берешь?

– А сам? В дорогу бережешь?

– До лепешек еще дойдет, – принялся Анисим за крылышко. Смачно обсосал студенистый бульон. – Про рябчика, признаться, я и сам в догадке. Птица как из яйца вылупилась, так и полетела… Ну ладно, – дохрустел косточками Анисим и встал из-за стола. – Дожевывай да приходи к костру. – Когда Гриша пришел, Анисим обезжиривал шкуру волка. Распластав ее на колодине, соскребал ножом сало, подрезанное мясо.