Леонид Кокоулин - Затески к дому своему

• Название: Затески к дому своему
• Автор: Леонид Кокоулин
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1992

Новая повесть известного писателя Леонида Кокоулина, автора романов «Колымский котлован», «В ожидании счастливой встречи», «Пашня», «Подруга», «Огонь и воды», детской книги «Андрейка», – о русском крестьянине, вековом его умении жить в ладу с природой, людьми, со своей совестью. Юный сибиряк Гриша Смолянинов идет с отцом на зимний промысел, исподволь перенимает от него не только навыка трудной и полной радости жизни в таинственной и неповторимой Прибайкальской тайге, но еще и особое восприятие красоты. Запоминаются десятки удивительных в своей точности и конкретности подробностей охотничьего быта. Западают в душу неторопкие разговоры отца и сына о корнях своего крестьянского рода, о смысле жизни. И возникают между отцом и сыном доверие и дружба, и ведут затески к домашнему очагу, к духовному единению.

---

Анисим поднялся от берега, приглядел подходящее место, вошел под разлапистые кедры, как под крышу, не то что ветер, даже свет слабо проникал. Выбрал площадку под шалаш, обрубил кустарник, расчистил под костер место, подрубал и скатывал в рулон мох и все думал, как устроена природа.

Всю эту народную и лесную мудрость стремился Анисим передать сыну, благо слушатель он хороший да и вопросы задает по делу.

– Папань! Где ты?

Гриша подходит со своим топориком.

– А когда белковать пойдем?

– Мы и так в тайге, – не торопится с ответом Анисим. Ему жаль покидать мир таинственного. – Я вот думаю, шалаш или балаган ставить.

– А чем отличается шалаш от балагана?

– Как чем? Шалаш на скорую руку, три кола поставил на конус, сверху травой обложил или лапником, лапник под бок, котомку под голову – ночь коротай, дрожжи продавай. От ветра, от дождя или снега защитит. Балаган – уже из жердей, их покрывают корьем или травой. И стол, и нары, и печь, бывает, ставят, так что выбирай.

– Зимовье раздумал ставить?

– Пошто? И зимовье поставим. У костра не высидишь.

– Зимовье рубить, времени много надо, – решает Гриша, – на скорую руку если, то шалаш. Может, разделимся, а, папань? Я на берег.

– А стоит ли распылять силы, – засомневался Анисим. – Но если настаиваешь, так давай, – взялся Анисим за топор.

Гриша со своим топориком побежал на берег. Он высмотрел по вершине сухостоину: если свалить, раскряжевать, пожалуй, хватит на плот, на одного. Продрался сквозь кусты, ударил топориком по комлю – дерево зазвенело, отдался удар в руки. «Лиственница, – догадался Гриша, – куда такую на плот? Тяжелая». Гриша задумался. Валить ли? Может, на берегу поискать подходящее бревно. Гриша осмотрел спутанную и жесткую, как проволока, траву. Не найдя подходящего бревна или хотя бы подручного хлыста, выбежал к воде. Есть и около воды деревья, с корнями принесенные паводковой водой. Гриша потюкал топориком, без пилы не взять. Глянул на солнце. Забрался на карчу – посмотрел на отца. Тот уже и площадку очистил, и остов шалаша стоит треугольником. У Гриши заныло сердце: сколько времени топчусь без пользы. Вот-вот солнышко сядет. Гриша скатился с карчи. Он решил отрубить хотя бы вершину дерева, что прибило к берегу, хоть и сучьев на ней много, однако топорика не увидел.

Гриша по своему следу сбегал до сушины и обратно, поднял голову, топорик воткнут в карчу. Глянул на солнце, засуетился. Без пилы делать нечего, и клев пропускает. Он лихорадочно заработал топором, пытаясь сбить с этого дерева сучья, но сучья мореные пружинили, как железные. Гриша и фуфайку сбросил, и шапку – тюкал, тюкал топором, пока сумерки не спустились, тогда только направился к отцу. Анисим тесал бревно, неподалеку стоял шалаш, как копна, бревно выходило из-под топора гладенькое и белое, как яичко.

– Ты чего, папань, его так оглаживаешь? Кто его тут увидит? – Гриша пытался вопросом спрятать неловкость.

– Работай, сынок, всегда с душой, сердцем, и самому будет благостно, – не выпуская из рук топора, пояснил Анисим.

– Папань, возьмешь меня в напарники? Без пилы там худо.

– Становись рядом, теши. – Но, вскинув голову, спохватился: – Дров на ночевку, однако, надо… Да ужин приставлять засветло. Лучще кедровых дров не бывает, и дух от них отменный, и жар устойчивый, и не стреляют углем, не то что елка – бьет навылет.

Анисим и в тайге любил дрова по «калибру», аккуратные чурбаки, а не навалом хлысты, как чаще всего и кладут таежники. Анисим не любил такой костер.

А Грише уже хотелось нырнуть в шалаш и на постель из стланика. Но что скажет отец? Получалось, вроде отлынивал от дела. Теперь жалел Гриша, что решил быть сам по себе. Вдвоем бы и шалаш смастерили, и плот спустили на воду, и сейчас бы наверняка он тайменя выволок.

– Ну как, Гриша, тайменя подсек? – подает пилу Анисим. Он уже стоит на колене перед сухостоиной.

Гриша хватает пилу за ручку и тянет к себе.

– Да ты не дергай так, а то выдернешь пилу вместе с рукой.

Пила с легким шепотом вписалась в окружность ствола, а когда дерево расслабилось, Анисим вынул ее из реза.

– Встань, Гриша, мне за спину, – попросил Анисим. Он топором подсек сухостоину. Дерево, прочеркнув макушкой по закатному лиловому небу, хряснуло о землю, да так, что и речка, и горы, и распадок откликнулись троекратно.

– Ну вот, – воткнул в свежий срез топор Анисим. Откашлявшись, посмотрел как бы с сожалением на сухостоину. Она лежала острой иглой без сучьев и коры.

– Давай-ка еще маленько, зашли с вершины. – Анисим подал Грише конец пилы. «Вижить, вижить» – и отлетели первые чурки. А чем ближе к комлю продвигались пильщики, тем пила труднее грызла неподатливый комель. И как Гриша ни нажимал на пилу, дело не убыстрялось.

– На сегодня хватит, – сказал Анисим, когда отвалилась очередная чурка. – Теперь займемся извозом. – Анисим взвалил себе на плечо от комля первую чурку и с топором в руке пошел торить дорогу. Гриша попробовал вторую поднять, третью, четвертую – чурки не поддавались, только та, что у самой вершины, стронулась. Он поставил ее вначале на попа, а потом на плечо и почувствовал, как вдавились в мох и отяжелели ноги. Он слышал, как отец сбрасывал с плеча ношу и расчищал дорогу. По мху нелегко идти, а через валежины перешагивать еще труднее. Гриша старался не отставать от отца, но с каждым шагом чурка становилась все тяжелее, впору хоть бросай, но Гриша не бросил. Сделали первую ходку. Сумерки заштриховали лес, и только речка еще светилась на перекате.

– Уху стряпать или сухарницу? – спросил Анисим.

Гриша взял нож, котелок и побежал к реке, он знал, под какой камень положил отец его улов, сунул руку под камень – рыбы не оказалось. Гриша осмотрелся: может, не тот камень? Нет, тот. И ниша под ним вроде погребка, ведро рыбы войдет.

Гриша ощупал погребок.

– Папань, – крикнул он. – Ты куда убрал рыбу?

Топор перестал стучать.

– Как куда? Там должна быть.

– Нету.

Поленья отстучали; как видно, отец скидал их в кучу, и он появился на берегу.

– Правильно смотришь, – сказал он, подходя. – Этот камень. – Анисим встал перед камнем на колено и пошарил под ним, достал хвост. – Похоже, горностай попользовался, оставил нас без ухи, – предположил Анисим, высматривая следы. – Бегает зверек, – как бы одобрил Анисим.

– А может, соболь, папань? Или еще кто?

– Да не должно бы. Рядом стучали… Тогда, скорее всего, выдра… Утром разглядим. – Анисим зачерпнул в котелок воды, и они пошли к шалашу.

– Папань, а может, росомаха? – притушив голос, спросил Гриша.

– Рассвет покажет.

– Может, мне посидеть у камня с ружьем?

Анисим промолчал. Подошли к шалашу, он поджег приготовленные на костре дрова, повесил на таган котелок.

– Ночью-то кого увидишь? Послушать разве. Тогда костер гасить надо, – запоздало ответил он на просьбу Гриши.

Костер разгорался, отбросил темноту к шалашу, а за шалашом она изогнулась и затаилась черной кошкой.

– Кто же это мог быть? Если хвост у рыбины отгрыз, значит, небольшой зверь?.. А может, папань, правда выдра? Она любит рыбу.

– Что ей, мало свежей? – расставляя кружки, себе противоречил отец. – Но опять же голову съела – ее повадка.

– Вот бы хорошо добыть, – вдохновился Гриша.

– Кому что, а рыбаку поплавок, – усмехнулся Анисим. – Выдру добыть фарт надо… Осторожный зверь, без ловушки не подловишь.

Котелок зафыркал, отозвался шипением костер, и Анисим позвал Гришу за стол. Отсвет от костра метался по столу, выхватывая то котелок, то ложки, то кружки. Гриша разложил и положил в свою кружку сухари, а Анисим плеснул на них кипятком из котелка. Вкусно запахло прижаренным хлебом.

– По такому случаю, – Анисим положил перед Гришей белый комочек сахара величиной с наперсток.

– Хочешь, в сухарнину клади…

– Вприкуску. А тебе, папань?

– Я в сухарнину, – Анисим бросил свой кусочек, помешал ложкой в кружке.

– А я люблю голый сахар…

– Губа не дура, – посмеялся Анисим.

– Язык не дурак, – переиначил Гриша поговорку с сахаром за щекой.

Отужинали. Гриша из-за стола и взялся за топор – рубить от костра к речке мелкий кедрач.

– А это зачем? – поинтересовался Анисим.

– Чтобы видно было речку.

– Можно выйти да посмотреть. Без надобности зачем губить кедрач? Да и по ноге попасть легко при этом свете…

Гриша остановился.

– Да тут целый лес, – потыкал он в стороны топориком. – Рубить не перерубить.

– А разве после нас люди не будут жить? Ты не собираешься жениться?

Гриша опустил топорик.

– Я еще не дорос.

– Дорастешь. – Анисим вернулся к костру, за ним и Гриша. Придвинулись, чтобы хватило теплом от костра, сели за чурку. – Для того и я около тебя, чтобы ты мог расти. – Анисим нежно положил руку на плечо Гриши и, застеснявшись душевной сердечности, перевел разговор на другое. – Почему стланик держится на голых камнях?