Владимир Контровский - Последний из бледнолицых

• Название: Последний из бледнолицых
• Автор: Владимир Контровский
• Жанр: Научная Фантастика

Вторая половина XXI века, 2068 год. На берегу великого озера Онтарио Натти Бампо, тёзка Зверобоя, героя Фенимора Купера, принимает свой последний бой. Белая раса, насладавшаяся жизнью и забывшая о том, что любой народ живёт только до тех пор, пока продолжает себя, совершила демографическое самоубийство и угасла. Её место заняли другие расы, и последние белые старики обречены окончить свои дни в резервации расовых реликтов.

---

– Сюда! Скорее! Спасите! – закричала она, призывно размахивая обеими руками.

Подростки бросились врассыпную, и в это время брошенный кем-то из них камень – последний! – с дьявольской точностью попал ей прямо в висок. Камни – не пули, Джейн так и отделалась бы испугом да парой царапин-ссадин, если бы не этот острый и увесистый осколок гравия…

…Тело стало вдруг чужим и бессильным, а небо начало быстро-быстро разваливаться на куски. Нет, Джейн не вспомнила всю свою жизнь со всеми её радостями, не вспомнила она и ласки Натаниэля. Последней мыслью, промелькнувшей в её гаснущем сознании, было: «Я не успела сделать в этой жизни что-то очень важное… Кэролайн… Прости меня, моя девочка…»

…Джейн погибла нелепо и глупо, хотя разве внезапная насильственная смерть – да и вообще смерть – бывает умной?

* * *

Виновных не нашли – разве найдёшь в муравейнике именно того муравья, который так больно укусил? Натаниэль выслушивал соболезнования соседей, знакомых и сослуживцев – когда искренние, когда продиктованные правилами приличия, – и молчал: внутри него медленно растекалась, заполняя и затопляя душу, гулкая и немая пустота. Он любил Джейн, любил, несмотря на всю несхожесть их натур, но только сейчас, потеряв жену, понял, насколько он её любил. Ему было больно – нестерпимо больно, так больно, что Нат хотел тут же взять винтовку, отправиться туда, где погибла Джейн и уложить нескольких первых попавшихся ему на глаза обитателей этого района – независимо от их пола и возраста. Он не сделал этого только потому, что прекрасно понимал полную бессмысленность такого поступка. И у него оставалась Кэролайн – значит, жить ещё стоило.

…Ночь Нат провёл без сна. Он лежал на спине, глядя в потолок невидящими глазами, словно силясь найти там ответ на безответный вопрос: «За что?». Он даже не заметил, как в его комнату проскользнула Кэролайн – Натаниэль понял, что она здесь только тогда, когда девочка прижалась к отцу всем своим худеньким, вздрагивающим от рыданий тельцем. Он гладил её плечи и рыжеватые – точь-в-точь как у Джейн – волосы, пытаясь утешить. Утешить молча – нужных слов у него не было. «Мамочка… – прошептала вдруг Кэролайн, – мамочка…». Впервые дочь назвала так свою холодную и прагматичную мать – назвала тогда, когда её уже не стало…

Через месяц «мама Роза» попросила расчёт.

– Я уже не нужна вам, мистер Бампо, – сказала она, пряча глаза. – Кэрри подросла, и ей уже не нужны мои заботы. А у моей младшей дочери родился четвёртый ребёнок, и она просит меня помочь. Я привыкла к вам, мистер Бампо, и к вашей малышке, но… Отпустите меня, мистер Бампо, – я вам больше не нужна.

– Хорошо, миссис Фуэго, – ответил Натаниэль, внимательно глядя на старую добрую женщину, столько лет бывшую для Кэролайн второй (если не первой) матерью – Но… у вас ведь есть и ещё какая-то причина уйти от нас?

– Да, мистер Бампо, – призналась «мама Роза» после минутной заминки, – есть. Среди наших… – она снова замялась. – Ну, вы понимаете, о ком я говорю… Они начали на меня косо посматривать – мол, хватит служить белым господам. Нехорошие времена наступают, мистер Бампо, – я не хочу быть тут, когда на улицах начнут стрелять…

– Хорошо, миссис Фуэго, – повторил Нат. – Вы, наверно, по-своему правы. Хотя мне жаль, мама Роза, – мы с Кэролайн так к вам привыкли, особенно Кэрри.

– Храни вас Господь, мистер… Натаниэль, – голос мексиканки дрогнул. – И вас, и вашу девочку. Храни вас Господь! – И с этими слова «мама Роза» по-матерински поцеловала Ната в щёку, покрытую двухдневной щетиной – после гибели Джейн Натаниэль перестал бриться по выходным, когда ему не надо было никуда идти.

От остальной прислуги Нат тоже вскоре отказался – их всех нанимала Джейн, и они напоминали Натаниэлю о ней. Да и не было особой нужды в помощниках – Кэролайн уже сама умело справлялась со всем автоматизированным домашним хозяйством. Она заказывала продукты, которые им привозили прямо на дом, а потом программировала кухонный компьютер, управлявший плитой, микроволновой печью и всеми прочими овощерезками-кофеварками, на приготовление тех или иных блюд. Полы подметал робот-пылесос, стиркой тоже занималась машина. Кэролайн оставалось лишь сменить постельное бельё да протереть пыль в углах, но ни отец, ни дочь – по молчаливому уговору – не дотрагивались до картин, развешенных когда-то Джейн, и до статуэток, расставленных ею. И на этих предметах, помнящих руки ушедшей хозяйки, мало-помалу скапливалась пыль, словно вещи медленно седели…

А потом внезапно умер Бобби. Именно внезапно – пёс был хоть уже и в преклонных годах, однако на здоровье не жаловался и прежней прыти не утратил.

Собака издохла ночью – под дверью комнаты Кэролайн. Почему умный пёс выбрал именно это место для того, чтобы переселиться в лучший мир? Может быть, он чувствовал, что его обожаемая маленькая хозяйка всего через несколько лет навсегда покинет этот дом, и хотел преградить ей дорогу? Кто знает…

Отец и дочь остались вдвоём.

А жизнь – жизнь шла своим чередом.

* * *

Друзей у Бампо не было – понятие «дружба» не очень котировалось в прагматичном обществе XXI века, однако после гибели жены он сблизился с двумя своими коллегами по работе – с язвительным и сухощавым программистом Ричардом Мэрфи и с финансовым аналитиком Джоном Колдуэллом, флегматичным и добродушным толстяком. Все трое были одногодками, и их судьбы оказались чем-то схожими: Мэрфи развёлся несколько лет назад, а Колдуэлл принадлежал к породе закоренелых холостяков. А разностью натур они, как это нередко случается, только дополняли друг друга. Приятели частенько проводили уик-энды в доме Ната за пивом (с добавлением стаканчика-другого-третьего виски) и за неспешными разговорами о разном. И как-то раз, после того как объёмистая бутылка «Red Label» уже показывала дно, Натаниэль рассказал им о том, как ему хотелось взяться за оружие в чёрный день похорон Джейн.

– Глупости это, Нат, – резюмировал его рассказ Мэрфи. – Чего бы ты добился? Попал бы под суд, и больше ничего! Времена покорения Дикого Запада с его законом мистера Кольта и благородными шерифами прошли давным-давно. Конечно, ты бы в конце концов выкрутился – месть, состояние аффекта, и всё такое, – вот только эти прощелыги-адвокаты изрядно высосали бы из тебя деньжат.

– А жаль, что те времена прошли, – задумчиво проговорил Колдуэлл, глотнув пива. – Парни, куда мы катимся? Их, этих браун-скинов[11], развелось столько, что патронов не хватит – даже если разрешили бы отстрел.

– Не изображай из себя наследника «Ку-клукс-клана», Кол, – досадливо поморщился программист. – Да, стрелять надо было, но только из другого ружья, и не холостыми патронами, как мы привыкли это делать, а боевыми!

– Не понял тебя, Дик, – поднял бровь финансовый аналитик. – Из какого такого ружья надо было палить направо и налево?

– Из того, что у тебя в штанах, Джон, – невозмутимо ответил Мэрфи. – И ты верно подметил: и направо надо было палить, и налево. Детей надо было делать, вот что, и как можно больше. Посчитай сам – ты же у нас хорошо разбираешься в математике, верно? – если у ста супружеских пар рождается по одному ребёнку, то в следующем поколении детей будет уже не сто, а всего пятьдесят; ещё через одно поколение – только двадцать пять. И это я ещё пренебрегаю погрешностями вроде бездетных пар и убылью людей детородного возраста из-за болезней и несчастных случаев. А дальше сообрази – через сколько поколений на Земле не останется ни одного белого человека? Мода-то на детей у нас прошла уже давно!

«А ведь он прав, чёрт бы меня побрал, прав, – думал Нат, слушая Ричарда. – Что там говорила по поводу детей моя Джейн? И наверняка так думала далеко не она одна – вон он, результат, бегает по нашим улицам…»

– Ну, прямо, – проворчал Колдуэлл, – нашёл корень всех бед! Я что ли, должен был рожать этих детей? Иметь или не иметь бэби – тут, как ни крути, последнее слово за женщиной. А мы что? Наше дело несложное…

– То-то ты даже от этого несложного дела отлыниваешь всю жизнь, – съязвил Дик, набулькивая себе в стакан с кубиком льда очередную порцию «скотча». – Феминизм, охрана чести и достоинства женщины от сексуальных домогательств – мы дружно поём это песню вот уже лет пятьдесят. Вот и допелись, и доохранялись, умники! А теперь вступает в действие закон природы – энергично размножающаяся популяция человекообразных животных подавляет и вытесняет другую, пренебрегающую основным инстинктом. Всё очень просто. Да ещё смешанные браки – мы растворяемся в арабах, неграх, китайцах. Их кровь заменяет нашу – пройдёт ещё лет сорок, и на Земле не останется ни одного чистокровного белого, а вместе с нами уйдёт и вся наша культура. Наши женщины охотно ложатся в постели биологических победителей и рожают здоровых метисов – тут чутьё им не отказывает!