Юзеф Крашевский - Старое предание (Роман из жизни IX века)

• Название: Старое предание (Роман из жизни IX века)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.

В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.

Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.

В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:

Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.

Но судьба всё равно свела их….

По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

---

Певец кончил, воцарилась тишина.

— Ещё спой, — закричал Смерд, — не скупись, старик!

Слепец снова ударил по струнам.

— Эта песня с Хорватских гор, — сказал он, — она хоть длиннее, да помоложе, так, может, больше придётся вам по сердцу.

И зазвучал иной напев — смелей и пламенней, и слова полились быстрее, только белые глаза певца жутко поблёскивали.

«Висла, Висла, мать родная,
Что так мутны твои воды?»
«Как же мутными не быть им,
Если падают в них слезы?»
Люди на берег приходят,
Молят о спасении,
А спасенья нет им…
Под горой дракон в пещере,
Что увидит — похищает,
Что похитит — пожирает…
Когда с голоду бесится,
Вся гора дрожит от рыка…
Когда сытый дышит в яме,
Сеет мор своим дыханьем…
День и ночь покоя нету,
В поле пусто, люди скрылись,
В страхе в лес бежали звери…
Все дракон опустошает,
Душит старых, душит малых,
Никогда не сыт добычей
И, рыча, заразу сеет…
Как же истребить дракона?
Меч проткнуть бессилен шкуру.
Палкой череп не проломишь,
И рукой не сдавишь глотку,
Не разят его и громы.
И вода не поглощает,
И земля не погребает.
В замке Крак[23] сидит невесел,
Щиплет бороду в тревоге,
Думу думает, понурясь.
«Как мне сжить со света змея,
Как сгубить дракона злого?»
Семь раз в небе месяц вырос,
Семь раз снова он растаял,
Вот Крак Скубу призывает:
«Скуба, друг, внемли, что молвлю:
Заколи вола, овечку,
Требуху их выбрось в воду,
Да возьми смолы горячей,
Набери и серы жгучей
Да углей, от жара красных.
Этим всем набей их шкуры
И в пещеру брось дракону,
Когда с голоду взревёт он,
Пусть дракон поглотит пламя
И сожжёт себе утробу.
Пусть страшилище издохнет!»
Крака мудрое веленье
Скуба тотчас же исполнил.
Заколол вола, овечку,
Да набил смолой и серой
И в пещеру потащил их.
С голоду дракон ярится,
Пасть несытую разинув.
«На-ка, змей-дракон, попробуй!»
Змей схватил, и рёв раздался,
Сотряслась гора, и башни
В старом замке покачнулись.
Угли жгут утробу змея,
Все нутро сжигает пламя.
Змей из ямы выползает,
Мчится к Висле, хлещет воду.
Хлещет, хлещет, весь надулся,
Вдруг взревел и с треском лопнул.
Крак идёт с мечом из замка,
Рубит голову дракону
И на шест её втыкает.
«Вот, гляди, народ мой милый,
Кончились твои страданья».
Птицы весть несут, ликуя,
По полям летит с ней ветер,
Чтобы вышел пахарь с плугом,
А пастух бы стадо выгнал.
Веселились дети в поле —
Нет уже дракона боле.
На горе, над ямой змея,
Терем высится из камня,
Крак-король в нём мудро правит,
Перед ним четыре края,
Все четыре покорил он.
Борода его седая
Вьётся по груди, густая,
И колени закрывает.
А когда земли коснётся,
Смертный час его настанет.
Он не грустен и не весел,
Что покинет королевство:
С ним живут его два сына
И красавица — дочь Ванда[24]
Борода земли коснулась.
«Ну, знать, время помирать мне.
Королевство поделите,
Дочь приданым не обидьте
И живите в братской дружбе».
Плачь, народ, отец твой умер!
Слезы льёт народ, и тело
На гору несёт Ляссоту[25]
На костёр его сажает,
Тризну с жертвами справляет,
Пепел Крака собирает.
Все по горсти да по горсти
Землю сыпали, покуда
Не возрос курган высокий.
Королевство поделивши,
Крак и Лех страною правят…
Половиной Крак владеет,
Лех — второю половиной.
Лех на Крака смотрит в страхе:
Ох, задумал злое братец.
«Едем, братец, в лес на зверя,
Поохотимся мы славно,
Едем вместе в бор дремучий…
Не загоним ли оленя,
Не пристрелим ли медведя…»
Сели на коней, а Ванда
С башни молит их не ездить:
«Кровь во сне мне ночью снилась,
Утром ворон чёрный каркал…
Вы людей с собой возьмите:
Зверь-то дикий, лес дремучий!»
Крак смеётся: «Нет, сестрица,
Не страшны нам лес и звери».
Вот в дремучий лес въезжают.
Встал меньшой с коня и молвит:
«Брат старшой, прощайся с жизнью,
Всей страной хочу я править».
Молвив, молот в Крака мечет,
Кровь со лба багрянцем хлещет,
Брат на землю повалился, —
Как же быть тут с телом брата?
В землю класть — разроют волки,
Труп его узнают люди.
Меч взял, четвертует брата,
Рубит мелко на кусочки,
Зарывает на распутьях.
Он песком их засыпает
И утаптывает землю.
Звезды и луна смотрели,
Да видал их лес дремучий.
Звезды выдавать не станут,
Леса шум никто не слышит.
Едет в замок Лех и плачет, —
Рвёт свой плащ, ломая руки.
«Горе мне: родного брата
Зверь загрыз в лесной чащобе.
Видите — в крови одежда,
Но — увы! — не спас я Крака».
Долю братнину присвоив,
Лех один стал править в замке.
На распутьях, там, где тело
Под песком зарыто Крака,
Лилии чистые белеют.
Ветер клонит их, колышет
И, как стонут лилии, слышит:
«Тут, в песке, могила Крака,
Он убит рукою брата».
Кто б ни шёл там, слышит в страхе
Стон иль странный сказ о Краке.
Вихрь песок с него свевает,
Люди тело поднимают
И уносят его в замок,
Где старейшины собрались.
«Пусть уйдёт братоубийца
Прочь отсюда на край света.
Ванда лишь одна осталась,
Что дала обет безбрачья.
Пусть же будет королевой!»
«Как же быть мне королевой,
Если я богам поклялась
Навсегда остаться девой?..»
«Ванда моря, Ванда леса
И полей всех королева, —
Так поёт народ, взывая, —
Крака дочь да правит нами».
На границе притаился
Немец, как в норе лисица,
Весть летит к нему, как птица:
Дева царствует в столице,
Не корону носит — венчик.
И в руках не меч, а прялка;
Мужа взять она не хочет!
Ридгар войско собирает
К битве с безоружным краем.
Он ведёт его к границе,
Шлёт послов своих к девице:
«Ванда, будь моей женою,
Иль твой край огнём, мечом
Весь разрушим, весь сожжём!»
Уж в полях чернеют рати,
Лесом копья вырастают,
Кони ржут, щиты блистают,
Вновь послы — к ним вышла Ванда.
«Я богам своим поклялась
Никогда не выйти замуж.
Вы с войной? И я рать кликну,
Пусть решает бой кровавый».
С тем ушли послы, а рать их
Тотчас край весь затопила.
Меч подняв, в венке из лилий,
С светлым ликом едет Ванда.
«Где же, немец, твои силы?»
Где войска его стояли,
И следа их не осталось —
В лес и в горы все бежали.
Ридгар злой один остался.
Он клянёт богов и рок свой,
Меч хватает, грудь пронзает.
«Ну, твоя удача, Ванда!»
Возвратясь с победой, дева
В замок свой народ сзывает.
В белом платье и в веночке
Их с цветком в руке встречает
«Мир вам всем, отцы честные!
Час настал мой, завещала
Жизнь богам я и исполню
Свой обет, расстанусь с жизнью
Чтоб руки моей не ждали
Те, что царства пожелали,
И с мечом не нападали.
Так ведите ж меня к Висле,
Где в волнах бездонный омут».
И сокрыла Висла деву…
На берег народ сбежался,
Все жалеют королеву,
Все курган ей насыпают,
Плача, песнь о ней слагают.
Да пошлют вам боги здравья,
Мне же песнь мою оставят…

Когда старик стал петь о Ридгаре, сидевший неподалёку Хенго засопел и запыхтел так, что тот его услышал. Едва кончив песню, слепец схватил палку и, опираясь на неё, попытался встать. Его подняли Самбор и дружинники.

— Что с тобой, старик? — спросил Смерд.

— Чужого я почуял, — дрожащим голосом отвечал Слован, — перед чужаком пел… Словно мёд лил в лужу!

Он насупил брови и, беспокойно бормоча, заторопился, подгоняя палкой поводыря. Никто не посмел его удерживать. Старец удалился, прижав рукой струны, чтоб они не издали звука, и сомкнув губы, чтоб не вырвался голос.

V

После ухода старика все бросились к лошадям: пора было в путь. Тотчас пришлось вброд переезжать реку, и Герда подсадил Самбора на свою лошадь. На противоположном берегу зеленело засеянное поле, огороженное засекой, но за ночь его истоптали медведи. Лес тут был редкий, и то и дело попадались обгорелые пни. Дальше пасся табун лошадей, его охранял вооружённый человек с заткнутым за пояс рогом и биркой в руке. Снова потянулась роща, и только за ней открылась бескрайная ширь полей. Отсюда уже видно было большое озеро, в котором отражалось заходящее солнце. Над гладью вод кружились стаи птиц, у берега покачивались два или три чёлна, ещё несколько скользило вдали.

Подняв глаза, Хенго и Самбор увидели высокую и стройную серую башню, горделиво возвышавшуюся среди полей. Она стояла на самом берегу, угрюмая и страшная, а вокруг, у подножия её, теснились срубы пристроек, службы и избушки.

— Вот княжеское городище! — воскликнул Смерд, оборачиваясь к немцу и с гордостью показывая на башню. — Мы вовремя приедем, там ещё не лягут спать.

У спутников его заблестели глаза. Самбор взглянул на городище и приуныл, лошади припустились резвей, и ему пришлось догонять их бегом. Немец зорко посматривал исподлобья.