Юзеф Крашевский - Старое предание (Роман из жизни IX века)

• Название: Старое предание (Роман из жизни IX века)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.

В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.

Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.

В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:

Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.

Но судьба всё равно свела их….

По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

---

Немец промолчал.

— Ваш ведь это князь, не чужой, — наконец, сказал он, — народу нужен глава и вождь, а то… что он станет делать, если нападёт враг?

— Да хранят нас от этого боги! — воскликнул старец. — Мы знаем одно: покуда мир, до тех пор у нас и воля. Придёт война — и за нею следом неволя. А кому от войны корысть? Не нам, а князю нашему и его холопам. У нас враг сожжёт хаты, угонит скот, а они невольников и добычу захватят себе. Дети наши погибнут, а кто падёт на войне, тому и курган не насыплют, а слетятся вороны и расклюют его тело… Он вздохнул.

— Видно, могуществен князь… тот, что в городище живёт? — спросил Хенго.

— Боги могущественнее его, — проворчал Виш, — да и у народа, когда надо, хватает силы… А мне и дела до него нет, я плачу дань, какую он велит, — и знать никого не хочу, ни князя, ни всего племени Лешеков[13].

— Вы сами себе господин, — льстиво сказал Хенго.

— Верно, — подтвердил Виш. — А не дадут мне тут жить по своей воле, что же? Как отцы наши уходили, так и я уйду со своими в другое место, куда ещё не дошли война и неволя. Вспашу новую межу на чёрных волах и стану жить.

Ехидная усмешка едва заметно скользнула по губам немца.

— Эх, да что там! — воскликнул он. — Вот если бы вы мне растолковали да показали дорогу на Гопло[14] к княжескому терему, я бы, пожалуй, потащился туда… взглянуть и на те края.

Хозяин подумал с минуту.

— Отчего же? Попытайте счастья, — сказал он. — Из ваших там уже не один побывал, и, верно, не одного вы там встретите. У князя жена родом из немецкой земли, так и он хотел бы нами править на немецкий лад.

Старик встал с камня.

— Солнце ещё не село, ноги у вас не болят? — спросил он. — Подымемся на гору вон за этим лесом, оттуда далеко видно… Там я легко укажу вам дорогу… Хотите пойти?

Немец оставил лук и пращу в доме и, оказавшись почти безоружным, колебался.

— Как? С голыми руками? — спросил он.

— Я тут на своей земле, — сухо ответил старик, — меня тут и зверь почитает. Кроме этого, — прибавил он, доставая из-за пазухи рог, — иного оружия мне не надо. Едва только звук разнесётся по лесу, дома сразу его поймут.

Они отправились. От ручья отлого тянулась в гору зелёная лужайка, ведущая к лесу. Старик отыскал в засеке лаз и тропинку. Вскоре они очутились в глухой тёмной чаще, но и тут Виш, хотя не видно было и следа дороги, двигался уверенно, как у себя дома, почти не глядя по сторонам. Хенго пробирался за ним, оба шли молча. Невысокий холм, поросший лесом, постепенно и незаметно подымался вверх. В густых зарослях тучами вспархивали птицы с ветвей, на которых уже примостились на ночь. Казалось, они сердились на старого хозяина, нарушившего их покой. Мелькнули синие крылья сизоворонки; брюзжа, взлетела сорока в белой юбке и, то присаживаясь, то срываясь из-под ног, пустилась их провожать, продолжая браниться. Притаившаяся за деревом лиса вильнула жёлтым хвостом, прошмыгнула мимо и исчезла в норе. В ветвях пробирались белки, с такой ловкостью перепрыгивая с одной верхушки на другую, что их едва можно было разглядеть. Старик то и дело поднимал голову к бортям, которых было множество на деревьях; последние запоздавшие пчелы возвращались с лугов со взятком, спеша укрыться до росы, чтобы не отяжелели крылья.

Так они шли, все более углубляясь в чащу. Немец, не привыкший ходить пешком, с трудом поспевал за старцем. Вдруг лес расступился, открыв плоскую вершину холма, поросшую густой травой. Посреди широкой ровной поляны возвышался могильный курган, с которого видно было далеко вокруг, насколько хватал глаз. Вид был величественный и прекрасный… Взирая отсюда на свои владения, Виш поистине мог себя чувствовать господином. Окинув взглядом лежавшие у их ног неизмеримые просторы, Хенго остановился в восторженном изумлении. Перед ними простиралась долина, почти вся покрытая лесом. Заходящее солнце заливало её ярким сиянием, а лучи его цеплялись за верхушки деревьев, отражающихся в золотых озёрах и в поблёскивающих среди лугов лентах рек. С высоты весь этот край, весь мир казался сплошным дремучим лесом, широким, как море, и, как морская гладь, синеющим вдали. И, словно волны, колыхались верхушки ближних деревьев… Сквозь темно-зеленые сосны и ели кое-где пробивалась майская зелень лугов, молоденьких золотистых лип и берёз. Дальше, среди тесно сбившихся деревьев, глаз уже ничего не мог различить, кроме вершин, над которыми кое-где одиноко устремлялись ввысь макушки старых исполинов. Оттуда доносился глухой, едва уловимый шум… Только в двух местах к небу подымались сизые клубы дыма, не тронутые ни малейшим дуновением ветерка… На небосклоне длинными полосами стлался вечерний туман.

Виш показал немцу направо.

— Вон там… на ваших лошадях вы к концу дня легко туда доберётесь. Держитесь ближе к реке, а как пересечёте впадающие в неё ручьи, ищите брод и переходите на другую сторону.

Он хотел было ещё что-то сказать, когда слух его, привыкший улавливать и понимать малейший шорох, привлёк какой-то отдалённый звук. Он остановился и, опустив голову, стал прислушиваться.

Теперь и Хенго услышал доносившийся из долины глухой топот, который, казалось, приближался. Виш нахмурился и, показывая рукой направление, спросил:

— Поняли? А теперь, — прибавил он, — идёмте: боюсь, мы выманили волка из лесу. Я слышу топот… Кто-то едет, не иначе, как княжьи холопы, отъявленный сброд, уж эти никогда не уходят с пустыми руками. Слуги его и посланцы… Зачем? Одним только им ведомо. Куда? Не иначе, как к Вишу, у которого припрятан старый мёд…

С юношеской стремительностью старик повернулся и, почти не замечая немца, двинулся вниз той же дорогой, по которой они поднимались сюда. Но теперь он шёл быстрее, и вскоре, выйдя из лесу, они увидели сквозь редеющие деревья зелёный луг, а за ним едущих вдоль реки всадников. Хенго с любопытством уставился на них.

Впереди ехал предводитель, за ним по двое в ряд ещё четверо… В первом легко было узнать старшего: статный конь и пышный убор изобличали княжьего слугу. Это был широкоплечий малый с длинными волосами, падавшими на жирный загривок. На голове у него красовалась шапка с белым пером. Одежда из светлого сукна была оторочена алой кромкой, на боку висел меч в ножнах, за плечами — лук, торчавший над головой, и лубяной колчан со стрелами.

Спутники его были увешаны мешками и вооружены, кроме луков и пращей, ещё и секирами, которые они держали в руках. При виде всадников Виш потемнел, как ночь; поспешно выхватив из-за пазухи рог, он трижды кряду протрубил, оповещая домашних о приближении чужих.

Услышав звук трубы, всадники поскакали живей, а первый стал озираться по сторонам, ища виновника…

С высокого берега реки, по которому они ехали, он мог увидеть Виша, но тот и сам не замедлил показаться и пошёл наперерез незваным гостям.

— Ух! Гады проклятые! — бормотал он про себя. — Драконы ненасытные… Опять княжий холоп — разрази их гром! — Он обернулся к немцу. — Вам это на руку, и вас и тюки ваши они, наверное, охотно заберут, а вот мне…

По лицу Хенго нельзя было разобрать, рад он или не рад этой встрече.

— Так-то оно так, — сказал он, — но если мне будет грозить беда, вы как гостя не дайте меня в обиду!

— Только бы они самого меня не обидели, — буркнул Виш. — Пять человек их тут — не так уж страшно, мои молодцы вмиг бы их связали, но, вздумай они мне мстить, так в городище их наберётся в десять раз больше.

Они зашагали быстрее.

Княжий слуга, ехавший впереди, остановил коня, не то узнав старика, не то угадав в нём хозяина. Однако и старший и его спутники меньше смотрели на Виша, чем на немца. Они учуяли в нём чужого, а от чужого всегда можно было хорошо поживиться.

Подойдя ближе, старец поклонился Смерду [15] тот и не подумал ему ответить. Кивнул им и Хенго, но лицо его побледнело: он почувствовал, с какой жадностью глаза их уставились на него.

— Кого это вы ведёте, хозяин? — спросил Смерд. — Чужой? Откуда? — Остальные всадники тотчас обступили его кольцом.

— Я с Лабы, купец, человек я смирный, тихий и не чужой, — сказал, немного осмелев, Хенго. — А не чужой, потому что уже не раз бывал тут с товаром… Везде меня свободно пропускали…

— Знаем мы этих смирных! — смеясь, вскричал Смерд. — Знаем… А зачем вы разведываете дороги по стране, ищете броды на реках и делаете зарубки на деревьях? Чтобы потом повести…

— Он смирный человек, — медленно отозвался Виш, — не трогайте его, я переломил с ним хлеб.

— А мне что до этого? — гневно воскликнул Смерд. — Князь строжайше запретил чужим таскаться по стране. Он поедет с нами.

— Я поеду с вами по доброй воле, господин мой, — поспешно сказал Хенго, — и, когда паду ниц перед князем, сумею снискать его милость, ибо он справедливый государь… Я тут сам-друг с мальчишкой… что ж я могу сделать худого?

— Связать ему руки! — крикнул Смерд. — А там будет видно.