Бетина Крэн - Последний холостяк

• Название: Последний холостяк
• Автор: Бетина Крэн
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033205-Х, 5-97I3-0771-1, 5-9578-2780-0

Очаровательная молодая вдова леди Антония Пакстон славилась тем, что умела выдавать юных девушек за знатных и богатых холостяков. Всего-то и нужно – поставить мужчину в обстоятельства, при которых он, как истинный джентльмен, обязан жениться на случайно скомпрометированной девице! И все шло отлично, пока Антонию не постигла «страшная месть» – многоопытный обольститель и сердцеед Ремингтон Карр намерен любой ценой соблазнить и скомпрометировать решительную красавицу. Антония принимает вызов…

---

Очнувшись и открыв глаза, она увидела, что граф смотрит на нее с огромной нежностью, и прошептала:

– Ты слышал, как бились в одном ритме наши сердца?

Ремингтон обнял ее за плечи, поцеловал, и все повторилось сначала. Ничего подобного она еще никогда не испытывала.

Охваченные страстью, они слились в бесстыдной любовной пляске, то изгибаясь и напрягаясь, то расслабляясь и погружаясь в бездонную пучину блаженства. Изголодавшиеся по плотским наслаждениям, любовники наверстывали упущенное с завидным рвением и вдохновением, пока не насытились и не утомились. Но еще долго сладкие ощущения и приятные воспоминания о совместных полетах в заоблачные выси вызывали у них обоих дрожь.

Наконец Ремингтон, лежавший на боку рядом с Антонией, улыбнулся и произнес:

– Ты просто чудо, моя прелесть!

Антония блаженно зажмурилась и прильнула к нему. Он обнял ее, погладил по волосам, поцеловал в кончик носа и тотчас же погрузился в глубокий сон.

Глава 19

Спустя некоторое время Антония проснулась и почувствовала восхитительную боль в чреслах и тепло, исходящее от прижавшегося к ней большим и сильным телом Ремингтона. Он открыл глаза, оперся на локоть и, обласкав ее взглядом шоколадных глаз, промолвил: – я решил, что ты будешь спать до вечера!

– И что бы ты в этом случае, интересно, делал? – сонным голосом спросила она, коснувшись кончиком указательного пальца его губ.

– Остался бы возле тебя, чтобы охранять твой сон и покой и любоваться тобой, – сказал он.

От этих слов по всему ее телу распространилось приятное тепло. Она подняла голову и промолвила:

– Я так благодарна тебе за трогательную заботу о Клео! Ты вдохнул в нее жизнь! Я потеряла тетушку Гермиону и страшно боюсь потерять и Клео… – Антония закрыла глаза и уткнулась лицом в его грудь.

Он улыбнулся и обнял ее.

– Но рано или поздно это случится, дорогая, Клео прожила долгую и насыщенную интересными событиями жизнь. Но, как она верно заметила в разговоре с тобой, никто в этом мире не бессмертен. Мне кажется, что и ей не хочется жить вечно. Антония, все твои домочадцы достигли преклонного возраста. Ты задумывалась, что станет с тобой, когда все они уйдут в иной мир? Как ты будешь тогда жить?

Она села и нахмурилась, озабоченная нарисованными Ремингтоном мрачными перспективами ее одинокой жизни в опустевшем доме. И действительно, что она станет делать, когда все ее подруги уйдут, одна задругой… Сердце ее сжалось от ноющей боли, губы задрожали, глаза увлажнились.

– Не печалься, дорогая, – сказал Ремингтон. – Ты не останешься в одиночестве, с тобой буду я. Мы всегда будем вместе…

На сердце у нее потеплело, она поняла, что нуждается в нем, как в солнечном свете, воздухе, тепле и смехе. Вчера он, словно бы почувствовав это на расстоянии, примчался сюда, чтобы успокоить и приласкать ее, разделить с ней хлопоты и печаль, помочь Клео преодолеть кризис. А сейчас они разделяют радость и наслаждение. И нет в целом мире другого мужчины, с которым бы она хотела познать то, что познала с ним. Даже со своим супругом, сэром Джэффри, ей не доводилось ощущать ничего подобного.

Быть может, секрет особой сладости их соития заключается в том, что она влюблена в него? А он, в свою очередь, любит ее? Следя за игрой эмоций на ее просветленном лице, Ремингтон затаил дыхание, боясь нарушить одним неосторожным жестом или словом очарование момента. Он сказал уже достаточно, теперь ей требовалось время, чтобы свыкнуться с его мыслями. Легкая печаль Антонии уступила место радости, она взглянула на Ремингтона с нежностью и любовью, и он понял, что теперь у них все сложится хорошо.

– Знаешь, – сказала она, – я поняла, что заблуждалась, говоря, что не нуждаюсь в тебе. Ты мне нужен, как хлеб и вода.

Это было даже больше, чем ему хотелось бы услышать. Он обрадовано улыбнулся и поцеловал ее. Она с жадностью отозвалась на его поцелуй и обвила руками его плечи. Он крепко прижал ее к себе и спросил:

– Значит, я тебе нравлюсь? И ты нуждаешься во мне? Что же осталось? Осталось только поверить мне!

Он погладил ее по спине, она задрожала, и он сказал:

– По-моему, эта проблема нами уже решена.

– Ты так считаешь? – Антония покраснела, вспомнив, сколько злых слов она высказала ему, ослепленная гневом. – Ты полагаешь, что я теперь тебе верю? И что же дает тебе основание для этого? – крепче прижимаясь торчащими сосками к его поросшей волосами груди, пролепетала она.

– Вот это! – ответил Ремингтон, дотронувшись пальцем до ее груди.

Антония посмотрела на палец и свои нагие груди и вздрогнула от нестерпимого вожделения. Никогда прежде ей не доводилось видеть мужскую руку, ласкающую ее обнаженное тело, ощущать терпкий запах мужского тела, млеть от его прикосновений. Она замерла, наслаждаясь охватившими ее сладостными ощущениями, и непроизвольно раскинула в сторону руки.

Ремингтон положил ладонь ей на лобок и произнес, теребя пальцами колечки ее волос:

– Антония, ты прекрасна! Я тебя обожаю!

– Признаться, я чувствую себя несколько неловко голой… – пролепетала она, стыдливо опуская ресницы.

– Грех стыдиться Божьего дара, – возразил Ремингтон. – Ты вправе гордиться своей неземной красотой. Неужели ты чувствовала бы себя спокойнее, если бы на тебе сейчас было надето платье, застегнутое на все крючки и пуговицы? Сдается мне, что твой бывший благоверный никогда не видел тебя голой. Надеюсь, он тебя не обижал?

Она промолчала.

– Значит, он, как истинный джентльмен, заставлял тебя ложиться в постель в ночной сорочке, с несколькими рядами пуговиц, разумеется, – не унимался расшалившийся Ремингтон.

Антония зарделась и отвернулась. Однако ощущение чего-то твердого, упершегося ей в бедро, придало ей смелости, и, поколебавшись, она поведала ему свою заветную тайну:

– Если честно, то спустя короткое время после нашего бракосочетания сэр Джеффри вообще перестал тревожить меня по ночам…

– Как? Он с тобой не спал? Я в это не верю! Что же произошло? – изумленно спросил Ремингтон.

– Это уже не имеет значения, – побледнев, ответила Антония. – Почему тебя это интересует?

– Потому что я хочу знать, что может быть тебе неприятно, Антония. Как я догадываюсь, он принуждал тебя делать нечто, что вызывало у тебя омерзение.

– Да нет же, успокойся! – раздраженно воскликнула она и попыталась отодвинуться от Ремингтона.

Он почувствовал, что вот-вот вызовет ее на откровенность, и не только не отпустил ее, но для пущей надежности накрыл ее своим телом и вдавил в перину. – Не надо, только не сейчас, – неуверенно пролепетала она.

– Тогда ответь мне честно, к чему он тебя склонял? – упорствовал Ремингтон.

Антония сдалась и, вздохнув, сказала:

– Он хотел, чтобы я вела себя в постели более сдержанно.

Ремингтон даже не сразу сообразил, что она под этим подразумевает. А догадавшись, вскричал:

– Как? Неужели ему не нравился твой темперамент?

– Да, оргазм происходил у меня чересчур бурно, на его взгляд. И это его смущало! – Антония отвернулась и замолчала.

Ремингтон погрузился в размышления о странностях человеческой натуры. Он знал, что некоторые мужчины полагали неприличным любое бурное проявление их женами своих эмоций. Эти ханжи утверждали, что излишняя раскрепощенность растлевает и развращает женщин и поэтому потворствовать их моральному разложению мужьям не следует. Такие лицемеры приберегали свои пылкие чувства и страстные ласки для падших красоток, в полной мере вкушая с ними всю сладость безудержного разврата. Супругам же своим они снисходительно предоставляли возможность исполнить так называемый супружеский долг. Таков был, очевидно, и старый муж Антонии, решивший на склоне лет осчастливить бедную сиротку, сделав ее женой, и тем самым искупить свои многочисленные прежние грешки.

– Старый осел, – в сердцах подытожил он вслух. – Он прекратил посещать твою спальню, испугавшись твоих искренних чувств?

– Мне это пришлось не по вкусу, – призналась Антония, – и как-то раз, собравшись с духом, я сама пришла к нему и стала демонстрировать свое обнаженное тело…

– Ты надеялась таким образом возбудить и соблазнить его? Ну, и тебе это удалось? – спросил Ремингтон.

– Мне удалось лишь вызвать у него праведный гнев, – с горечью ответила Антония. – Он застегнул мою сорочку на все пуговицы и отправил обратно в мою спальню, как чересчур расшалившуюся плохую девочку.

– С тех пор ты так и осталась «застегнутой на все пуговицы», – сделал печальный вывод из ее рассказа граф. Теперь ему стало понятно, почему она так болезненно отреагировала на его попытку срезать ножницами пуговицы с ее платья. – Что ж, радость моя! Как ты догадываешься, вероятно, я не разделяю его воззрений на интимные отношения супругов. Мне претят притворная скромность и ханжеские ограничения, я не нахожу ничего неприличного в естественной реакции женщины на наслаждение, не имею ничего против ее попыток совратить меня и порой сам не прочь пошалить. Сейчас мы проведем один любопытный опыт. Вставай!