Олег Кузнецов - Дальний поиск

• Название: Дальний поиск
• Автор: Олег Кузнецов
• Жанр: Детектив

---

— Не повезёшь, стало быть, нас в Рудный на обчее посрамление? — обрадованно залебезил старик.

— Не до вас. Но в понедельник чтобы сами явились в милицию, в третий кабинет. Перевоспитывать вас будем. Ох и что же это директор-то наш? И куда запропастился?

В избушке не хватало одного Георгия Андреевича. Ещё затемно, когда все спали, он, оставив записку: «Буду часа через два», встал на лыжи и куда-то отправился. Куда? Мернов ударом ноги отворил дверь и, проследив направление лыжни Белова, уходившей через ручей и затем, кажется, вверх, к тому месту, откуда они накануне спустились, предположил не без раздражения:

— Неужто на тигрюшкины следы опять пошёл любоваться? Нашёл тоже время!

— А ты, Иван Алексеич, не майся, — сказала Агния. — Написано тебе на бумаге: через два часа.

— Не через два часа, а часа через два — это большая разница. Дались же ему эти следы!

— Георгий Андреевич знает, что делает. Задание у него от самих академиков.

— Академиков! Шибко понятливая стала! Карабин-то проворонила, раззява! И горя тебе мало! А знаешь, что за потерю боевого оружия бывает? Директора снимут, вот что.

— Дык… — От ужасной угрозы Агния потеряла дар речи и, видя, что Мернов собирается добавить ещё что-то язвительное, в испуге захлопнула дверь.

— Втюрилась, видать, в Андреича, а ему и замечать некогда, — усмехнулся участковый и принялся нетерпеливо вышагивать перед избушкой.

За этим занятием он провёл, по-видимому, немало времени. Проторённая им тропинка сделалась твёрдой, утоптанной, и день успел посветлеть и разгуляться, когда вдали наконец показался Георгий Андреевич с длинной палком-посохом (по-местному — кабаргонзой) в руках. Подойдя, сказал устало:

— Извини, задержался…

— Не в том беда. Без оружия ходишь, а тут… Зато небось разгадал про тигрицу всё, что хотел? Чем она там занимается?

— Ранена в мякоть левой задней ноги. Зализывает сейчас рану, лечится, как умеет, а если не вылечится, станет голодать и… Мать она, где-то у неё тигрёнок, уже довольно большой, но бестолковый. Так что ситуацию и сам можешь понять.

— Неужто ты все это по одному следу узнал? — изумился Мернов.

— Да, след, первые пять километров… Ещё этак бы тысячу километров, и у меня будет объективная картина биологии тигра.

— Размахнулся! Тыщу вёрст натропить! А не боишься: ты за тигрюшкой, а она тебя — ам! Тыщу вёрст!

— Натропить, описать, систематизировать, сделать соответствующие выводы… Например, как регулировать охоту в нашем крае. Что нужно: полный запрет или ограничения? Или вот проблема: сколько тигров тайга без ущерба для себя прокормит? Тыща вёрст… Это только для первого случая.

Мернов призадумался, пытаясь прикинуть объём предстоящей Белову работы, с сомнением покачал головой.

— Да-а… Как говорят старухи, помогай тебе бог. Мне и самому не мешало бы получить маленько божьей помощи! Голова от мыслей трескается: как Щапова взять?

— А ты попробуй учесть одно обстоятельство. Пушнину он у Хлопотина отобрал? Он её кому-нибудь продаст или… так отдаст…

— На Таньку намекаешь, на супругу? Такой случай я уже обдумал.

Дверь избушки отворилась, выглянула Агния.

— Георгий Андреич, чаю не пили! Второй раз подогреваю.

Смиренно замерло Терново, подчинясь снегам, стуже темноте. Если бы не яркий прямоугольник окна канцелярии, то могло бы показаться, что тут, посреди тайги, вовсе и нет никакого человеческого жилья. Но окно сияет щедрым светом пятилинейной лампы, да и в других домах кое-где, если приглядеться, вздрагивают огоньки — где лампадка, где коптилка, где допотопный жирник: время ещё не ночное — вечернее. Нельзя сказать, что и на улице крохотного посёлка полное безлюдье: быстрая, словно бесплотная, фигурка (ни одна собака не залаяла) проскользила от дома к дому и приникла к освещённому окну. С минуту — никакого звука. Потом как бы со стоном прорвалось частое, трепетное дыхание.

Сквозь стекло, лишь понизу забелённое снежными узорами, Татьяна увидела, что, сидя за столом, Георгий Андреевич писал: и мысли его, и чувства сливались воедино, и все в его лице было до отчаянья непонятно Татьяне. Но что? Белов вдруг поморщился, нахмурился и, бросив в сердцах ручку, с досадой посмотрел в окно. Татьяна едва успела юркнуть в сторону.

Совсем другая картина открылась ей, когда она, заслышав за стеной голоса и несколько удивлённая этим, решилась снова заглянуть в окно. Теперь вся большая комната была перед ней, и оказалось, что Георгий Андреевич вовсе не в одиночестве. За дальним столом, приобняв найдёныша Юрку, сидела Агния; там, как видно, занимались учёбой: раскрытые тетрадка и книжка лежали на столе. Возле печки примостился старик Огадаев, который, нацепив очки, чинил пим. Перед висевшим на стене зеркалом стоял взятый на днях на должность объездчика Никита Хлопотин и примерял новую форменную фуражку, а сам Георгий Андреевич стоял рядом с ним и, посмеиваясь, вроде бы подтрунивал над парнем: дескать, до времени, когда фуражку можно будет носить, ещё дожить надо. Собственно, они все там в эту минуту с весёлым интересом следили за Никитиной примеркой. Впрочем, не все… Девчонка эта, недоросток, смотрела вовсе не на парня, а на директора, и такая влага сверкала и переливалась в её глазах, что Татьяну наконец-то озарило: соперница!

Больше не смогла смотреть Татьяна. С яростью оттолкнулась от стены, и, уже не таясь, пошла прочь. Её походка странно потяжелела — заскрипел от быстрых шагов снег. Где-то гавкнула собака.

Злая бессонница напала на Татьяну. Не лежится ей ни на левом боку, ни на правом, а ночь одинокая ещё вся впереди…

И вдруг — показалось или на самом деле? — звякнула щеколда калитки. Затаив дыхание, Татьяна прислушалась и дождалась нового звука, уже совсем определённого: стукнула в сенях дверь. И голос, от которого, если бы и спала, подскочила как ужаленная: «Отвори…»

Вошёл грузный, застонали половицы.

— Лампу разожги да поставь на пол.

— Захар! С ума ты сошёл! Тебе кто велел приходить! — бурно зашептала Татьяна. — Поймают! Мернов три ночи на чердаке сидел у Савелкиных, тебя караулил!

— Караулил, а теперь не караулит, небось простыл. Вот я и пришёл, — спокойно отозвался Щапов и, сев на лавку, со стоном вытянул ноги. — Пимы с меня сыми. Или нет. Прежде дай молока топлёного, душу погреть.

— С солдатами он теперь заявится, так и знай! — почти на крик сорвалась Татьяна.

— Ну так что ж. В тайге токо таёжному человеку ход, а все иные-прочие завязнут.

— Хорохоришься! Найдутся и похитрей тебя! Что удумал! В милиционера стрелять! Карабин упёр, это надо! А слухи-то, а слухи какие про тебя! Вполовину поверить, и то уж душегуб получаешься! Ты бы хоть карабин-то им подбросил, и вины бы твоей стало поменьше…

— Карабин — где надо. Я теперь вот с этим хожу, — медленно расстегнув полушубок, похлопал ладонью по невидимому во тьме обрезу. — А слухам про меня ты тоже верь, и другие пущай верят и боятся. Мне так надёжней.

— Дык что ж это, господи!

Как ни мало радости испытала Татьяна от ночного визита, но жена есть жена, и все приказы мужа быстро исполнены: лампу засветила, достала из печи плошку тёплого топлёного молока и стянула с Захара пимы.

— Баньку бы… Вша заела, — с наслаждением шевеля пальцами ног, сказал он.

— Поумней ничего не скажешь? Да ежели в такой час я баню затоплю, назавтра до самого Ваулова каждая собака будет знать, кто ко мне приходил. Нет уж, корми насекомых. Чугун воды есть в печке — достану.

— Ладно. Обойдусь пока и без лишней сырости. Сухость, она зато для здоровья полезней.

— Во-во, зверюгой тебе жить, а не как люди.

— Нужда. Временно, — ничуть не осердясь, философски сказал Захар. — Ничего. Дай срок, в шёлковой рубахе и при галстуке опять ходить начну. Ужо махнём с тобой в один такой город, какой я на примете имею, купим дом каменный и всего такого прочего. Заживём припеваючи.

— С тобой напоёшься. Каких токо песен?

— Али ехать отдумала?

— Опять ты за своё. Я и думать не надумывала! Все ты за меня решаешь. Такие ли времена, чтобы мне куда-то ехать? Тут у меня корова, жалованье какое-никакое, свой доход есть, а в городе что будет? На фабрике работать да на паек существовать? Или про золото, что ли, про своё опять талдычить будешь? Где оно? Ни разу я его не видала и верить тебе не обязана. У тебя, может, одна горсточка, а ты хвост распускаешь, будто миллионщик.

— Хо-хо, глупая баба, у меня золота стоко — держать в руках тяжело. Может, и миллионщик — это как его продать.

— Во-во, ты уж напродавался. На четыре года — за колючую проволоку. Теперь меня прельщаешь. Оно, конечно, я баба видная, оборотистая, справилась бы, не как ты. Но токо вот тебе мой последний сказ: рассыпь ты передо мной хоть цельный пуд золота, и я не нагнусь. Не желаю! И на том покончим. Харчей тебе соберу и сей же час уходи, за-ради бога, куда-нибудь подальше. Я твёрдо решила: эта встреча у нас последняя.