Андрей Лазарчук - Приманка для дьявола

• Название: Приманка для дьявола
• Автор: Андрей Лазарчук
• Жанр: Научная Фантастика

«Опоздавшие к лету» – легендарный концептуальный цикл произведений одного из ведущих мастеров отечественной интеллектуальной фантастики Андрея Лазарчука, писателя удостоенного ВСЕХ возможных премий этого жанра, присуждаемых в нашей стране.

«Проклятое время в проклятой стране».

Антиутопия – как «реализм грядущего».

«Мир описанный Лазарчуком болен и нам его посетителям а на самом деле пациентам требуется лекарство».

Цитировать можно долго. Пытаться понять – еще дольше. Но проще – набраться мужества и попытаться просто ВОЙТИ в жесткий жестокий трагический мир «Опоздавших к лету».

---

– Я не помню, – говорит Эрик беспомощно. – Я шел с вокзала… и все.

– Понятно, – говорит человек и встает. – Хотите спать?

– Наверное, – говорит Эрик. – Хочу.

– Спите, – говорит человек, и Эрик засыпает.

Пошел дождь, перестал и опять пошел – мелкий, злобный, холодный. От него никак нельзя было укрыться, Эрик ерзал, ворочался, наконец проснулся. Капли били по дребезжащему подоконнику. Был уже, кажется, вечер. Сразу засосало под ложечкой – и от голода, и от чувства, что что-то осталось несделанным. Эрик осторожно встал. Ноги держали, хотя и ломило во всех суставах, да и мышцы гудели, как провода под ветром. В палате была еще одна койка – пустая, даже без матраца. Туалет был здесь же: туалет, умывальник и даже душ. Эрик стянул с себя пижаму и пустил самую горячую воду. Струи проникали до самой селезенки, вымывая из организма последние воспоминания об утреннем холоде. Он растирался шершавым полотенцем, когда дверь палаты открылась.

– Больной! – сказал чей-то полузнакомый голос. – Ты куда пропал?

– Иду! – откликнулся Эрик.

Он влез в пижамные штаны и, запахивая куртку, вышел из душа. На незастеленной кровати сидел худощавый, не слишком молодой – за сорок – человек с запоминающимся лицом: огромный выпуклый лоб, переходящий в лысину, живые глазки за очками, слегка приплюснутый нос, светлые усы и бородка – светлые, редкие и не слишком обязательные, а потому, наверное, и неухоженные. Была на нем светло-серая рубашка с короткими рукавами и застиранные до белизны джинсы.

– Полное выздоровление? – поинтересовался он, и Эрик вспомнил этот голос: когда он просыпался, голос задавал вопросы.

– Вы доктор? – спросил Эрик.

– Да, – сказал тот. – Про вас я уже все знаю. Меня зовут Леопольд Петцер, я доктор медицины, психоневролог. Мы сейчас находимся в больнице Общества спасения на водах – я у них изредка консультирую, сегодня, в частности. Пока вы тут спали, я попытался восстановить события вчерашнего вашего дня… Эрик! Слушайте, можно говорить вам «ты»? Так лучше… Значит, дела обстоят… м-м… есть одно обстоятельство, я скажу еще какое, которое заставило меня тобой заинтересоваться. Так вот: все, что я делал, я делал по собственной инициативе, и только. Что бы я ни узнал – дальше меня дело не пойдет. Без твоего, разумеется, согласия. Ни полиция, ни сам господь бог не узнают от меня ничего. Можешь мне не верить, можешь запираться – тогда я тебе не сумею помочь. А тебе нужна помощь, не так ли? Ладно, ты пока думай, а я буду говорить. Значит, по порядку: в седьмом часу вечера Эрик Томса вышел из дома, одетый несколько теплее, чем того требовала погода. За два часа до этого девушка Эрика Томсы вышла из его квартиры в весьма расстроенных чувствах. В восемь часов Эрик приходит к матери своего близкого друга и узнает от нее, что друг погиб, а через десять минут выбегает вон. Наконец, в двенадцать часов ночи его видят на вокзале, он чем-то расстроен, говорит, что провожал подружку, и уходит куда-то. Наконец, в семь часов утра его снимают с того, что называется волноломом, – на самом деле это конец одной из канализационных труб, но сейчас это неважно, – так вот, его снимают с этого волнолома в километре от берега, снимают в бессознательном состоянии, причем на голове у Эрика Томсы шлем, принадлежащий некоему Алексу Ференцу, без определенных занятий, который ночью подвергся – я говорю об Алексе – нападению банды неизвестных подростков и получил легкие телесные повреждения. Наконец, в найденной на берегу сумке обнаружены документы на имя Эрика Томсы и железнодорожный билет на поезд, отходивший в двадцать три сорок… денег вот, к сожалению, не оказалось… Далее: поскольку Эрик Томса был, так сказать, слегка заторможен, то черепно-мозговая травма у него не исключалась, и ему был сделан рентгеновский снимок черепа… и вот, Эрик, увидев этот снимок, я, мягко говоря, опупел…

Эрик чувствовал, что внутри у него все натягивается, натягивается – и вот сейчас лопнет, и тогда уже не будет ничего. Доктор же совершенно спокойно взял с кровати черный конверт и извлек из него пленку: два черных снимка, череп анфас и в профиль, и – Эрик не сразу понял, что это касается его, – в черепе ярко-белый паучок: округлое тельце, отдельно – головка на тонкой шейке, и два десятка стрельчатых ножек, коротеньких и длинных, очень длинных…

– Это… я? – выдавил из себя Эрик.

– Ты, парень, – сказал доктор.

– А – это?..

– Вот и я хотел бы знать… – сказал доктор. – Я так понимаю, что для тебя все это… м-м… слегка неожиданно, так?

– Мягко говоря… – Эрик вдруг почувствовал, что темнеет в глазах, и вцепился в спинку кровати. – О, черт… доктор…

– Воды дать?

– Ладно… сам… не девочка…

– Сиди. Сейчас.

Доктор принес воды, Эрик стал пить и услышал, как зубы стучат о край стакана. Гадость какая…

– Ложись-ка, – сказал доктор. – Ложись, ложись. И не вставай.

Так и будем говорить. Отдышался?

– Да, – сказал Эрик.

– Так где ты мог подцепить эту штуку?

– Без понятия.

– Тебе делали операцию на черепе?

– Да нет же! Вообще не делали никаких операций!

– М-м… Ладно, давай на ощупь. С какими-нибудь клиниками, лабораториями, чем там еще… дело имел?

– Да ничего такого… подождите. Я ведь подопытный в проекте «Цереброн». Но там мне ничего такого не делали, это точно!

– «Цереброн», говоришь. Слышали… Скользкая штучка этот проектик. Расскажи подробнее.

– Да нечего рассказывать! Нас собирают, человек двадцать, и две недели мы сидим по классам и подвергаемся всяческому тестированию…

– Подробнее: какому тестированию? Что больше всего запомнилось?

– Ну… ну, всякому. Сажают, например, перед экраном, на экране что-нибудь показывают, то что-то абстрактное, то хронику, то стриптиз какой-нибудь, а потом появляются вопросы, короткие и очень ненадолго, и надо ответить «да» или «нет» – «да» под правой рукой, «нет» под левой; а потом, например, кнопки меняют местами и смотрят, как быстро приспособился к изменениям… И остальное в том же духе.

– Понятно. Вот ты сказал: человек двадцать. Это всегда одни и те же люди?

– Нет, постоянных пять человек, остальные меняются.

– Тех четверых ты знаешь? Вы общаетесь?

– Там?

– Нет, в промежутках между… м-м… сессиями.

– Как-то даже в голову не приходило.

– Но ты их помнишь? По именам можно назвать?

– Конечно. Это… погодите… черт, заклинило. Ну, помню же всех! Фу ты, дьявол…

– Понятно. Не старайся, бесполезно. В общем, Эрик, без вариантов: эту штуку тебе вживили именно там, вероятно, еще в самый первый раз.

– Да не было же ничего такого!

– Скажем иначе: ты ничего такого не помнишь. Правильно?

– Может быть… А зачем?

– Ну, наверное, кого-то очень сильно интересовало, что именно происходит у тебя там, под крышкой, – доктор постучал себя пальцем по лысине. – А может быть, еще для чего-то. Что с тобой происходило за последние сутки?

И тут в Эрике наконец сдвинулся какой-то рычаг, сорвался приржавевший тормоз: он сел и начал лихорадочно, перескакивая с одного на другое, рассказывать о вчерашнем кошмарном дне и сегодняшней кошмарной ночи, о том, как оскорбил Элли, а потом боялся полиции и прорывался куда-то – черт знает куда – уехать, путая след, о драке на путях, о том, как напал зачем-то на мотоциклиста и как оказался в море, он рассказывал – и становилось легче, что-то вытекало из него, легче – но и тревожнее, страшнее, погибельнее…

А до того, что было до того? – спрашивал доктор, и Эрик пытался припомнить, но не мог. Что это было за письмо? Какое письмо? – не понимал Эрик. Хозяйка говорит, что ты получил письмо в казенном конверте без обратного адреса. Не помню… ничего не помню…

– Давай сделаем так, – сказал наконец доктор. – Пока у тебя в башке эта хреновина, надо соблюдать максимальную осторожность. Я тебе сейчас сделаю укол, ты уснешь, и я тебя вывезу отсюда и спрячу. Боюсь, здесь тебе находиться небезопасно. А потом мы подумаем, как жить дальше.

– Зачем укол? – испугался Эрик.

– Послушай, старик, – сказал доктор, – у тебя в мозги встроена машинка, которая не то читает там что-то, не то пробует писать. Отключить я ее могу только вместе с мозгами. Будут вопросы?

– Извините, доктор, – сказал Эрик. – Я просто не знаю, как надо себя вести в такой ситуации.

– А то, можно подумать, я знаю… – проворчал доктор.

Он вышел из палаты, и тут же Эрику стало страшно. Страх был противный, липкий, холодный. Эрик подошел к окну – на окне были решетки. В панике он бросился к двери – вошел доктор со шприцем в руке.

– Спокойно, Эрик, – сказал он. – Пока все в порядке.

– Да, – сказал Эрик. – Да. Сейчас… – он опять изо всей силы ущипнул себя за укушенное запястье. Боль была не слишком сильной, от морской воды все зажило. Но все равно стало чуть лучше.

Доктор увидел это и, кажется, понял.

– Учишься управлять собой? – спросил он, усаживая Эрика на кровать и садясь рядом с ним.