Михаил Левицкий - Варяжские гнезда

• Название: Варяжские гнезда
• Автор: Михаил Левицкий
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00263-1

В очередной том серии вошли роман К. Холта «Тризна по женщине», в котором по-новому трактуется история знаменитого викингского корабля из погребального кургана в Усеберге, «Сага об Эрике Светлооком» Райдера Хаггарда (1856-1925) о жизни в Исландии X века и «Варяжские гнезда» М. Левицкого о происхождении скандинавов.

---

Белокурые, голубоглазые готы, народ не менее крупный, чем славяне, еще более отличались от греческих и римских войск. Шлемы их были украшены рогами и крыльями. Для нападения им служила «фрамея» – не слишком длинное копье с узким и коротким острием. У правого бока висел прямой или серповидный нож. Многие были вооружены молотами, топорами, секирами и палицами. Целые отряды несли огромные луки и колчаны, наполненные длинными оперенными стрелами.

За войсками ехали колесницы. На одних стояли или сидели военачальники. На других, больших размеров, сидели и лежали раненые. Многих раненых несли на носилках, и люди, несшие их, часто отдыхали. Здоровые же воины весело смеялись и разговаривали. Многие пели песни. По временам во главе некоторых отрядов проходили музыканты, греческие или римские, играя каждые свое. Шум стоял в воздухе невообразимый. Пролегающая через степь дорога была так же оживлена, как лучшая римская и афинская улицы в праздничный день.

Путники вошли в городские ворота. Танаис был одним из больших городов Босфорского царства. Это было складочное место товаров всех сармато-скифских земель и Малой Азии. Стоял он на правом берегу реки, против места нахождения нынешнего Азова. Пристани были расположены вдоль обоих главных рукавов реки Дона, из коих северный разделяется на три, а южный – на два выхода. Все пять были судоходны и частой расчисткой предохранялись от обмеления. Поэтому от города до устьев все рукава были всегда полны движущихся вверх и вниз по реке или ожидающих на якоре времени удобной разгрузки судов. Город был обнесен каменной стеной с многочисленными башнями. Глубокие рвы соединяли оба рукава реки и препятствовали неожиданному нападению на город.

Улицы были узкие, как во всех городах греческой постройки, но мостовые выложили из широкого, обтесанного по одной поверхности камня.

Дома, почти исключительно одноярусные, были каменные, кирпичные и мазанные из глины и соломы. Большая часть имели плоские крыши. Но многие сарматы делали крыши на четыре ската и крыли их соломой или черепицей, часто разноцветной. Окна всех домов выходили на двор или в сад, находящийся позади каждого дома. Все же стены, обращенные к улице, за редким исключением, были заняты лавками всяких товаров, содержимых купцами всех возможных народностей.

Главная площадь, или Агора, была собранием прекрасных мраморных храмов Зевса Громовержца, Феба, Артемиды и Посейдона, владыки морей. В священном лесу, на горе выше города, славяне-угличи имели капище Перуна, которому в военное время приносили в жертву часть своих военнопленных. На левом берегу был священный лес сарматов, приносивших туда по определенным дням заветный меч, изображавший бога войны, которому они приносили в жертву коней.

В этот день на Агоре собирался весь народ города и окрестностей, без различия племени и вероисповедания, для присутствования при благодарственном молении по случаю спасения царства от опасности. Как площадь, так и улицы, ведущие к северным городским воротам, были наполнены горожанами, вышедшими приветствовать победителей. Толкались рядом греки в хламидах и хитонах, римляне в тогах и сарматы в широких штанах от бедра до щиколотки, с телом от шеи до пояса прикрытым только длинным плащом без рукавов, сколотым на плече брошью. Рубашки, довольно длинные, до колена, были у немногих, более богатых; у большинства под плащом было голое тело. Женщины их, полные, белые и румяные, отличались длинной и широкой одеждой с длинными рукавами, у локтя перевязанными лентой или перехваченными обручем. Головы у всех, замужних, девиц, даже девочек, повязаны были пестрыми, ярких цветов платками. Тут же встречались готы в узких рубашках и длинных штанах, с густыми длинными распущенными волосами и их жены. Персы, в длинных широких одеждах; понтийцы с остроконечными мешкообразными, загнутыми то вперед, то на бок шапками; евреи в ярких нарамниках, с голубыми, шерстяными кистями по углам, – все это вместе представляло донельзя пеструю толпу. Все волновались, толкались, кричали каждый на своем языке.

Наконец показался передовой отряд конных сарматов. Полевые значки их представляли длинные шесты с змеиной головкой, от которой шло, извиваясь, кожаное, набитое паклей тело змеи. За ними шли музыканты. Далее, отряд за отрядом, с разнообразными значками впереди, следовали все разноплеменные царские и союзные войска. В середине их, в колесницах, запряженных четверками резвых красивых коней, въехали царевичи и главные военачальники. Крики восторга оглашали улицы и площадь. «Да здравствует царь Савромат! Да здравствуют царевичи Ржешкупор и Котысь!» – слышалось повсюду.

Жертвоприношение и торжественная молитва были совершены при громадном стечении народа. Не присутствовали на нем только одни евреи, удалившиеся в дом своего старейшины Елеазара бень-Охозии, которого у дверей уже ждали учителя еврейские и почетнейшие из граждан для совместного моления и благодарения Всевышнему.

После совершения всех обрядов в храмах, царевичи вышли на площадь и благодарили всех воинов, участвовавших в бою, и помянули особо всех наиболее отличившихся.

– Здесь ли витязи, спасшие меня и мой отряд? – спросил князь Котысь. – Одного я вчера благодарил, но сегодня желаю видеть и всенародно воздать хвалу его доблести. Другого же, к великому моему огорчению, вчера не сумели отыскать в стане после битвы.

– Он здесь, благородный князь, – отвечал Фредлав Сигге, подводя к царевичу молодого Вадима.

– Благодарю тебя, храбрый воин, – сказал царевич. – Прими от меня награду, этот меч, украшенный золотом. Ты достоин его носить как один из смелейших между нашими храбрецами. Но где другой молодец?

Кунигунд отвечал:

– Балта, вопреки приказанию моему, не явился в мой отряд. Знаю его я как исправного воина, а потому опасаюсь – не случилось ли с ним какой беды.

– Но в погоню он послан не был? – спросил царевич.

– Не был. Но он мог сам ей увлечься или ночью попасть в засаду. Он молод и горяч, и это-то меня и тревожит.

– Жалею, что не могу видеть его еще раз, – произнес Котысь, – но ты, почтенный Кунигунд, передай ему еще раз мою благодарность.

Вечером царевичи с пантикапейцами отправились в путь, а отряды были распущены и стали выступать из города. Вадиму только это и нужно было. Сев опять на коня, он помчался к городку Нордериха.

ТАЙНА ФРИГГ

Стариков Нордериха и Аласвинту молодой витязь застал грустными и встревоженными.

– Погоня за хищниками была славная, – сказал ему готский вождь. – Много команов мы положили в степи и остановили на съедение волкам и воронам. Но дома посетил нас гнев богов. Дочь хотела меня встретить, взяла с собой четырех дев и на ладье спустилась по реке до дубового леска. Там на них напали беглецы-разбойники. Скрываясь от преследования мужей, они не постыдились напасть на девушек. Но наши, сами знаешь, не таковы, чтобы без боя сдаться. Выпустили несколько стрел и вступили в рукопашную. Разбойники бежали, и ни одного не удалось поймать и на кол посадить перед воротами городка. Но бедная моя храбрая девочка вернулась домой вся израненная.

– Ее жизнь в опасности? – воскликнул Вадим.

– К счастью, нет! – сообщила Аласвинта. – Теперь она сидит в саду. Пройди к ней. Она будет рада тебя видеть. Очень она скучает, что работать не может. Обе руки поранены.

Фригг сидела в саду на скамейке. Раны на щеке и руках были перевязаны полотном, и более глубоко порезанная правая рука была на перевязи. Простое голубое платье сидело на ней ловко и изящно. На шее было ожерелье из золотых пластинок. В левое ухо вдета серьга с блестящим яхонтом.

Скучая от бездействия, она вполголоса напевала грустную песенку.

– Здравствуй, витязь, – приветствовала она гостя. – Хорошую меня видишь?

– Рана – прибыль твоя; то прямая украса мужам, говорят готы, – сказал с улыбкой воин. – Но и дева, славно сражавшаяся с разбойниками, уподобляется самому доблестному из мужей. Ты же мне всегда мила, и какие бы следы ни оставили на твоем прекрасном лице и на твоих милых руках полученные раны – я их буду целовать. От какой-нибудь царапины не уменьшится краса твоя, но и то знай, не одну твою красу люблю я, а всю тебя, какая ты есть.

– Знаю, – горячо воскликнула девушка. – Знаю, милый, дорогой. И я тебя люблю. Если отец не отдаст меня тебе волей, я сбегу от него. Но подожди. Я еще надеюсь укротить его гордость. Теперь у меня красоты убудет, и поклонники знатных родов реже станут заезжать на наш двор. Старый Горанд меня лечит, прикладывая травы, размоченные в масле и вине, и говорит, что кроме рубца на ладони правой руки, нигде никаких следов не останется, но это меня не заботит, если даже обезображение меня может сблизить с тобой. Я же тебе поведаю мою тайну.

– Какую?

– Отец и мать не знают истины. Раны я получила ради тебя.