Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея

• Название: Ковчег детей, или Невероятная одиссея
• Автор: Владимир Липовецкий
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-325-01633-1

Литературно-историческим подвигом назвал эту книгу президент Российской Телевизионной Академии Владимир Познер. Действительно, автор «Ковчега детей» Владимир Липовецкий потратил двадцать пять лет жизни на то, чтобы по крупицам собрать свидетельства об одной из самых удивительных историй XX века. Истории о том, как восемьсот петроградских детей в 1918-1920 годах по воле обстоятельств совершили полное кругосветное путешествие.

Вывезенные на лето из голодного Петрограда на Урал, дети оказались отрезаны начавшейся Гражданской войной, и только вмешательство Красного Креста помогло избежать трагедии. Ребятам пришлось путешествовать более двух лет. Через китайскую территорию они добрались до Владивостока, затем на японском судне пересекли Тихий океан, побывали в Америке и Европе и лишь потом, через Финляндию, вернулись домой. В эту историю трудно поверить — но все это чистая правда. Правда, подкрепленная воспоминаниями участников, письмами, документами и фотографиями. Правда, которая теперь становится известна всем.

---

…На пароходе есть душевнобольной мальчик. Медицинские сестры боятся, что он выпрыгнет за борт. За ним нужен постоянный надзор. Эверсол обратился за помощью к старшим колонистам: не найдутся ли добровольцы, чтобы присмотреть за мальчиком? Почти все, кто в это время находился в трюме, подняли руки. Выбрали шестерых. Они будут дежурить, сменяя друг друга.

…Тридцать семь подростков ведут себя плохо. Не слушаются воспитателей. Воруют из продовольственного склада овощи и фрукты, сладости и консервы. Генри Вудс, преподаватель физкультуры, предложил построить на палубе изолятор и помещать туда самых дерзких. Эверсол не согласился. Это создаст на пароходе тягостную атмосферу. Да и вряд ли послужит исправлению. Надо придумать другое, чтобы задеть самолюбие.

Эверсол собрал всех сорванцов и сказал следующее:

— Я врач. И уверен, что ни один мальчик не должен себя вести так, как вы, если он здоров. Следовательно, буду обращаться с вами, как с больными детьми. Начиная с сегодняшнего дня, если кто-то станет вести себя плохо, я уложу такого мальчика в постель. Ему будет отказано в выходе на палубу, он не сможет смотреть кино. Даже в туалет будет ходить в сопровождении сестры милосердия или санитара. И так — до самого берега. Но и это еще не все. В Нью-Йорке его поместят в госпиталь. На все время пребывания в этом американском городе.

— Как ваша беседа? — спросил Бремхолл.

— Кажется, впервые я увидел на лицах этих сорванцов настоящее волнение, — сказал Эверсол. — Мне их даже стало жалко. Но я повторил, что не шучу. И что долг врача заставляет меня поступить именно так, а не иначе!

— И что они вам ответили?

— Попросили дать им последний шанс для исправления.

«Йоми Мару» спускался все ниже по глобусу, а температурный столбик поднимался все выше. Только за один день семнадцать детей получили тепловой удар.

От Ани Сужай не отходит брат Илья. Он прикладывает к ее лбу мокрое полотенце. А для Веры Шмидт полотенца мало. За ней ухаживает близкая подруга Оля Агасильд. Время от времени она смачивает простыню.

Теперь колонисты смогли оценить по достоинству подарки, полученные в Муроране, — соломенные шляпы и веера.

В трюмах непрерывно крутились вентиляторы… Матросы натянули над палубой брезент и устроили душевые, куда поступала морская вода… Мальчишки расхаживали в шортах и легких рубашках… Детям подавали холодный чай и лимонад… Но ничего не помогало. Жара была сильнее.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ СО СКОРОСТЬЮ ТРИДЦАТЬ МИЛЬ В ЧАС

Не только пассажиры «Йоми Мару» страдали от жары. Феде Кузовкову было не легче. Впрочем, обо всем по порядку.

Проводив пароход, Федя быстро зашагал к складу, где его терпеливо ждал Кузовок. Собаке тоже хотелось проститься с «Йоми Мару». Там она оставила много друзей. И знала не хуже боцмана все палубы, трапы и судовые закоулки. Знала даже шлюпку, куда нужно запрыгнуть, если случится тревога. Но раз маленький хозяин не взял ее с собой на пристань, значит, на то есть причина.

Гул толпы проникал в полуоткрытые окна склада вместе с шумом прибоя. Отдельные возгласы, звуки судового оркестра, а затем и прощальный гудок «Йоми Мару», показавшийся Кузовку болезненно грустным, — все это наполнило собачье сердце тоской. Кузовок начал скулить. Все громче и громче… Но вовремя вспомнил Федин наказ — не выдавать себя.

Известно, что собака, будучи нашим защитником, и сама нуждается в защите… Собачье сердце тоже любит и страдает. У четвероногого существа своя боль и надежды, свои воспоминания и судьба — от рождения до смерти. А глаза умеют не только видеть, но и плакать. Кузовок вдруг представил себе, как в эту минуту Федя поднимается на пароход, чтобы остаться там, а его оставить здесь.

С Кузовком такое уже случалось однажды, когда прежний его хозяин в спешке покидал Владивосток. А что может быть хуже, чем из собаки домашней превратиться в уличную. В бродяжку, которую любой может пнуть ногой…

Кузовком овладело отчаяние. Он забыл обо всех наставлениях и уже готов был выпрыгнуть из окна. Но, к счастью, услышал шаги, торопливые и знакомые.

Как мог он подумать, что Федя забыл о нем?! Не в силах сдержать радости, Кузовок принялся прыгать и кружить вокруг хозяина. А затем, встав на задние лапы, а передние положив мальчику на плечи, начал лизать ему лицо.

— Тебя никто не обидел? — спросил Федя, отстранив от себя голову собаки и заглядывая ей в глаза. — Ты только скажи… Убью, если кто тронет!

Кузовок вместо ответа подошел к сумке, которую все это время охранял, и, ухватившись зубами за ручку, подвинул ее к Феде.

Сумку подарила все та же Дженифер. Была она на колесиках — незаменимое качество в дороге, и вместила в себя все необходимое. Даже одеяло.

— Мы ведь еще не завтракали, — сказал Федя. — Чуть потерпи. Ну-ка угадай, чем я тебя сейчас угощу?

Он расстегнул сумку, куда не преминул заглянуть и Кузовок. А заглянув, взвизгнул от предвкушаемого удовольствия. Мальчик ловким движением с помощью специального ножа открыл банку мясной тушенки. Большую ее часть отдал собаке. Себе же оставил на донышке.

Съев мясо, Кузовок с не меньшей жадностью вылакал из чашки воду и стал в выжидательную позу: что дальше? Чем они займутся после завтрака? В последнее время он перестал понимать хозяина. Зачем было оставлять пароход? За исключением нескольких штормовых дней (Кузовок плохо переносил морскую непогоду), остальное время на «Йоми Мару» было замечательным. Даже лучше, чем на берегу. Вдоволь вкусной еды и много, очень много друзей.

Кузовок не мог высказать своих соображений. А будь такая возможность, человек все равно их не примет. Кузовок давно с этим смирился. Теперь главное различие, которое он делал между людьми, — как они к нему относятся, добрые они или злые.

Прошедшую ночь Федя провел беспокойно. Не только потому, что спал на бетонном полу, застланном тонким одеялом, в окружении лопат, носилок и ведер из-под цемента. Ничего страшного! Он не был «принцессой на горошине». И если на то была нужда, мог уснуть даже стоя, прислонившись к какой-нибудь стене. Хотя за несколько месяцев, прожитых в колонии, успел привыкнуть к относительному комфорту. А главное, к беспечности, когда другие думают о твоем быте и завтраке. Теперь придется вернуться к тому времени, когда он сам себе был хозяином.

Уснуть мальчику мешал не жесткий бетон, а мысль о том, как сложится новое его путешествие. Хорошо бы начать, как это делает всякий нормальный человек, с билетной кассы. Но в кармане всего-навсего семь долларов. Да и те скоплены с превеликими стараниями. Куда больше беспокоила полиция. Там, на вокзале, она расставлена едва ли не возле каждой двери и вагона. Не стоит ей попадаться на глаза. На «Йоми Мару» его уже не вернут. К этому времени пароход покинет американские воды. А вот в приют для малолетних бродяг — точно отправят. Что будет тогда с собакой?

Но есть и другой способ добраться до Нью-Йорка — на товарном поезде.

— Надеюсь, ты наелся?.. Вот тебе еще водичка. А мне надо уйти. Не обижайся, Кузовок. Это ненадолго, — Федя помахал собаке рукой и снова направился к причалу.

В своем костюме и добротных башмаках он был похож на примерного мальчика, который не замышляет ничего дурного. Просто пришел проводить отца в рейс.

Феде сразу повезло. Недалеко от склада, где они с Кузовком провели ночь, кран опускал на открытую железнодорожную платформу большие ящики. Они были разного размера, что не позволяло грузчикам ставить их вплотную друг к другу. Так что среди ящиков получались пустоты и даже проходы — настоящий лабиринт. Забравшись туда, можно остаться незамеченным.

Теперь надо узнать, куда пойдет груз. И снова повезло. На одном из ящиков Федя прочел станцию назначения — Чикаго. Не так уж и далеко от Нью-Йорка.

Мальчик ни на минуту не забывал о собаке. Вот почему, довольный результатами своей разведки, сразу вернулся на склад.

— Видишь, Кузовок, я сдержал слово. Вернулся быстро. Знаю, знаю… Тебе здесь не нравится. Потерпи. Осталось ждать немного.

«А кто еще способен терпеть и ждать больше, чем собака», — наверное, ответил бы пес, владей он человеческим языком.

Теперь торопиться некуда. Можно следить за погрузкой издалека. Даже из окна, откуда хорошо просматривается причал. Надо погодить до сумерек.

— Прошу, не отлучайся. Держись рядом, — наставлял Федя свою собаку перед тем, как они покинули склад. — Нет, уж лучше я одену тебе поводок. Так надежнее…

За другой поводок он вел, точнее, катил сумку. Шесть ног и четыре колеса… Совсем нелегко, если у тебя и другие заботы.

Кузовок нервничал. Он ревновал. Уж слишком много внимания Федя уделяет сумке. Неужели хозяин не понимает, что, одновременно ведя их за поводок, унижает его, Кузовка, достоинство. Он даже готов вцепиться в сумку зубами. Но вспомнил, что там, внутри, хранится тушеное мясо — самое любимое его лакомство после сахарной косточки.