Нора Лофтс - Джентльмен что надо

• Название: Джентльмен что надо
• Автор: Нора Лофтс
• Жанр: Морские приключения

Романтическая история сэра Уолтера Ралея, рассказывающая о его морских путешествиях, открытиях и о его королеве.

---

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

УАЙТХОЛЛ. 30 ЯНВАРЯ 1582 ГОДА

Королева Бесс была в своей спальне,

И была она средних лет…

Ему было тридцать. Даже этот его возраст был ему на руку, если говорить об отношениях с королевой Елизаветой, которая в свои сорок девять, явись Ралей юношей, нашла бы его слишком молодым для себя: она еще не впала в старческий маразм, когда только мальчик мог бы угодить ей. Теперешний Ралей вот уже десять лет прожил в условиях, частенько жестоких, всегда опасных, и жизненный опыт отложил свой отпечаток на его лице. Его высокий лоб оставался поразительно белым там, где на него падала тень от шлема, а по контрасту черные глаза и обветренные щеки казались особенно темными. Он был высок и тонок, но тонок не как какой-нибудь долговязый мальчишка, а как человек, проведший немало времени в седле и поживший в свое удовольствие. И одет он был по ее вкусу: роскошно, богато, в ушах его и на пальцах сверкали бриллианты, от волос пахло духами.

Склонив голову, он преклонил колена перед королевой, и сердце ее зашлось.

Такое случилось с ней лишь однажды, очень, очень давно, прежде чем она задумалась об искусстве управлять государством и стала рассматривать свое тело как залог в политической игре. Это был суровый зрелый мужчина, который пришел в спальню девушки позабавиться с нею и оказался втянутым в куда более серьезную игру. И заплатил за это своей жизнью Его звали Томас Сеймур [16]. Поцелуи, которыми она покрывала его жесткий, улыбающийся рот, были такими же роковыми, как поцелуи Медузы; потому что Тайный совет, который в те времена возглавлял недалекий, анемичный Эдуард [17], был уже достаточно прозорливым, чтобы по достоинству оценить девственность Елизаветы. Сеймур положил свою голову на плаху, и его последняя мысль принадлежала ей королеве. Он написал ей письмо, в котором рассказал, как лучше справиться с подозрениями ее брата и министров. И она последовала совету мертвеца и благодаря своему уму победила. И теперь она вместо Эдуарда возглавляла Совет, и кто посмел бы сказать ей хоть слово упрека, если бы ей Понравился какой-то человек?

А Ралей понравился ей и своей осанкой, и своим сходством с тем далеким возлюбленным, и способностью неожиданно появляться перед ней сразу после своих мужских деяний. Она взмахнула своей необычайно красивой рукой (рукой, нарисованной на игральной карте бедного Гэскойна, обреченного так никогда и не увидеть королеву), и все ее посетители исчезли. Тяжелые, бархатные занавеси тихо прошелестели и закрыли дверной проем.

Елизавета велела Ралею подняться, сесть на стул и говорить с нею. Она не подала виду, что он ей понравился: это было не в ее привычках. Приоткрыв рот, но совсем немного: она всегда помнила о своих испорченных зубах, — королева принялась расспрашивать его. Что там делается, в этой Ирландии? Чего эти ирландцы хотят на самом-то деле? Елизавету глубоко волновало то, что часть ее народа упорно не хотела воспринимать английское правление. Как идет подавление восстания? В чем сэр Хэмфри лучше лорда Грея? Оказалось, у Ралея на все вопросы были готовы ответы. Он описал ей страну со всеми ее природными контрастами: ее равнинами, холмами и необычайно зелеными полями. Уолтер рассказал ей о народе, ее населяющем: даже по отношению к своим они бывали коварны. Они были суеверными, невежественными, бедными и фанатичными людьми, но, отстаивая свои идеалы, становились потрясающими воинами. О своих подвигах он не сказал ни слова. Впереди, как он почувствовал, еще предстояли дни: завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Но Елизавета в своей удивительной манере вдруг резко повернула разговор на самого рассказчика. В сражении у брода действительно участвовало двадцать ирландцев? Как именно он со своими пятьюдесятью солдатами сумел захватить в плен пятьсот? Ралей, не принижая своих достоинств, но и без хвастовства рассказал ей обо всех произошедших событиях. В комнате становилось душно. По ее приказанию Ралей отодвинул занавеси на окне и немного приподнял зарешеченное окно. Он стоял в некотором отдалении от Елизаветы и смотрел на нее. И на какое-то мгновение королева вдруг оказалась наравне с потаскушкой из гостиницы и с изнывающей от любви к нему девушкой из Бэлли-ин-Хаш. Она подошла и встала позади него, и они теперь смотрели наружу вместе. За окном над городом нависала бархатно темная ночь, и в оконном стекле отражались они оба: он, Ралей, и королева. Кровь бешено стучала в висках королевы. Вот человек, для которого она хотела бы быть только женщиной во всем ее женском величии, но вот парадокс: таким человеком должна была быть она сама, со всем набором легенд, уже созданных о ней.

Ралей со скрипом водил рукой по стеклу. Елизавета наблюдала за ним. На темном фоне нацарапанные буквы казались белыми. «Мне бы наверх, да боюсь сорваться». Королева любила и не раз прибегала к подобным завуалированным выражениям, которые можно было толковать по-всякому. Она в свою очередь нацарапала на стекле ниже его свою фразу: «Если тебе не хватает духу, то совсем ни к чему карабкаться вверх». Что бы все это значило?

Через некоторое время Ралей собрался уходить. Потаскушка в гостинице сказала ему: «Приходи еще». Дженис сказала: «Мы больше никогда не увидимся». Сколько еще женщин, помимо этих двух, расставались с ним со словами надежды или отчаяния? Елизавета была королевой Англии; она сказала: «Сопровождайте меня завтра».

Белые царапины оставались на стекле, и каждому, кто на следующее утро отодвигал в сторону занавесь, они говорили о том, что взошла новая звезда.

ГЛАВА ПЯТАЯ ХЭТФИЛД. 10 АПРЕЛЯ 1583 ГОДА

Леди, которую Время всегда заставало врасплох…

Елизавета прогуливалась по террасе в Хэтфилде. Стоял ясный апрельский день. Свежий ветерок гнал по бледно-голубому небу редкие облака. Словно галионы проплывали они, то и дело накрывая солнце, так что королева попадала из тени в свет и снова в тень. Внизу на газоне желтые нарциссы, склоняясь под порывами ветра, будто солнышки, освещали ярко-зеленую траву, и зеленая листва легкой паутиной покрывала кусты боярышника.

Она ждала Ралея, которого не видела вот уже два месяца; королева хорошо себя чувствовала; в государственных делах не было ничего такого чрезвычайного, что могло бы тревожить ее; но то и дело она останавливалась в глубокой задумчивости и снова шла вперед, кусая губы и капризным жестом всплескивая руками, так что кольца и браслеты начинали звенеть на них. Нельзя быть старой в такое утро. Воздух насквозь пропитан флюидами молодости. Сам ветер прилетел сюда из юных стран Запада. Это утро и сознание того, что Ралей уже скачет к ней, вызывали трепетную дрожь в ее груди под украшенным драгоценностями корсажем. Но у нее была ясная голова, и она была достаточно честна перед собой, чтобы понимать, что эта дрожь не к лицу ей — ни по ее возрасту, ни по положению.

Кроме того, в то утро она читала. Бывают же люди, счастливо наделенные таким умом, что им достаточно одного взгляда, чтобы проникнуть в самую суть написанного; но когда такому человеку пятьдесят, а кругом цветет весна, ему лучше не вдаваться в содержание прочитанного или, проникнув в его существо, постараться сразу забыть о нем если прочитанное вот о чем:

Красота — лишь цветок,
И морщины ее поглотят;
Радость — света поток;
Королевы уходят всегда
Молоды, хороши как алмаз;
Забит прахом Еленин глаз…

Стихи расстроили ее. Молодой и прекрасной она была когда-то. Теперь, пока ее не оденут, она не смеет взглянуть в серебряное зеркало. Ни мудрость, ни острый ум, ни ее слава, которую белопарусные корабли разносят по всему свету, ничто не сможет предотвратить окончательное разрушение ее женской сущности. Женщины-бедняки и просто глупые женщины в ее возрасте посвящают свою жизнь другим — своим детям, внукам. Она же бесплодна — цветок, слишком долго ждавший, когда к нему прилетит шмель, — и она отойдет в мир иной, так ничего и не оставив после себя.

Тот апрельский день стал началом длинной череды размышлений, которые омрачили остаток дней Елизаветы и отразились на поведении королевы: соотнесенное с ее возрастом, оно навсегда стало притчей во языцех.

Но тут, как всегда совершенно неожиданно, необъявленным на террасу взошел Ралей. Как раз в это время тучка набежала на солнце, и тень от нее упала на тот конец террасы, где находилась королева, он же стоял освещенный солнцем с головы до пят. И когда Уолтер направлялся к ней, тучка тоже передвигалась — будто он нес ей солнечный свет. Елизавета стояла неподвижно, протянув к нему обе свои руки. Но предательскую дрожь не могли скрыть ни ее сила воли ни чувство собственного достоинства. Увидев свою королеву, Ралей не позволил себе улыбнуться, как это было в Бэлли-ин-Хаш. Он и сам не заметил, как глубоко тронула его сердце какая-то странная ее печаль, и его душа, как тонко настроенная арфа, откликнулась на нее чистой нотой — не музыкальной, словесной. «Леди, которую время всегда заставало врасплох», — подумал он. И ни он, ни кто-либо другой, столкнувшись с этой реальной и достаточно банальной трагедией, так и не нашли ничего лучшего для выражения ее сути.