Татьяна Лунина - Когда забудешь, позвони

• Название: Когда забудешь, позвони
• Автор: Татьяна Лунина
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзикнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-025652-3, 5-271-09631-9, 5-9578-1120-3

Шесть лет в тишине и покое женского монастыря — и возвращение домой, в безумную круговерть столичной жизни!

Туда, где для когда-то блестящей телесценаристки открываются весьма своеобразные «новые перспективы» торговки-челночницы!

Туда, где единственный друг и единственный мужчина, еще не забывший, что значит «любить и защищать женщину», — бывший ученый, ныне «с низов» проходящий путь к богатству и положению «крутого нового русского»! Это — наша Москва.

Как же непросто здесь выжить!

Как же трудно здесь стать счастливой!

---

— Нет.

— А кто ж тебя так наряжает?

— Сама, — улыбнулась Васса. Непосредственность Баланды забавляла. В ее поведении теперь было больше детского интереса, чем нахального любопытства склочницы.

— Ну и правильно! — одобрила та, наклоняясь к упакованной добыче. — Сама о себе не позаботишься — никто не позаботится. — И, пыхтя, приподняла сумку. — Черт, тяжелая!

— Подожди, — остановила труженицу Василиса, — я помогу.

— Давай, — охотно согласилась та, — в два кулака сподручней.

У низкого окошка выстроилась очередь. Последним оказался небритый, помятый тип с мутными глазами и перегаром за версту.

— Мать, — засуетился он вокруг Баланды, — ты, это, присмотри за моими-то, я на минутку. Лады?

— Иди уж, — вздохнула «мать», — только учти: не успеешь — ждать не буду.

— Как штык, мадам! — обрадовался помятый. — Пять минут — и я опять у ваших ног!

— Фигляр, — презрительно фыркнул пожилой мужчина в тирольской вязаной шляпе, — не успел пустые сдать, а уже побежал за полной.

Баланда промолчала, видно, дискуссии в очереди сегодня не привлекали.

— Ты работаешь? — спросила Васса.

— Нет. — И с горечью добавила: — Сократили, само собой, и до пенсии не дали дожить. Теперь у них там в почете молодые и ретивые. Как в той песне: судьба ласкает молодых да рьяных. Помнишь «Собаку на сене»? Какой фильм, какие актеры и что за чудное было время! — На ее глазах вдруг выступили слезы. Она досадливо вытерла их кулачками и беззастенчиво соврала: — Аллергия, глаза чешутся. Ладно, Василек, иди, что тебе тут со мной торчать? Спасибо за помощь.

От этого неожиданного, забытого «Василек» перехватило горло. В коме, который не давал дышать, скаталось все: молодость, обласканная дружбой и любовью, посиделки в Останкинском баре, бесконечные «сценарии эфирного дня» и прозрачная вертушечная дверь второго дома на Королева, 12. Перед Вассой, пытаясь сохранить достоинство, стояла не жалкая немолодая женщина — привет из прошлого. И этот «привет» заслуживал участия.

— Нет, — улыбнулась она, — подожду. Потому что хочу пригласить тебя на чай. Когда-то я пробовала твой мятный, попробуй теперь мой жасминовый.

У Баланды полезли на лоб глаза. За всю жизнь это был первый случай, когда ее звали в гости. Не снисходительно, нехотя, заодно с другими, а уважительно, персонально, с просительной интонацией. Она покраснела как маков цвет и принялась тщательно снимать с рукава старомодного драпового пальто налипшие в трудовом процессе соринки.

— Не знаю, — бормотала в сторону, — у меня еще столько дел. Соседка ждет. Кота завела, тоже ждет.

— Пойдем, Тамара, — тихо позвала Васса, — чайку попьем, повспоминаем, поговорим о жизни. Ничто не посылается без смысла, может, и наша встреча не случайна. А коты — не собаки, они вполне самодостаточны и легко справляются с одиночеством.

— Только не мой! — загордилась Баланда. — Базиль терпеть не может, когда я ухожу, и вечно пакостит: то порвет, то нальет, то расцарапает.

Она с охотой переключилась на кота, и к тому времени, когда они переступали порог квартиры, Василиса знала об этом домашнем тиране все.

— Раздевайся, проходи, устраивайся. Я сейчас!

Стол был накрыт за пять минут. Все честь по чести: и вино, и закуска, и чай с конфетами. Выпили за встречу, посплетничали о нынешних телезвездах — жалкой пародии на прежних. Через час гостья оттаяла и разоткровенничалась.

— Знаешь, когда меня турнули, я была в большой обиде и злилась страшно. На Гаранина, его, кстати, тоже «ушли» на пенсию, на эту перестройку дурацкую, на демократов, на Ельцина, которому, как идиотка, в рот заглядывала. Жалела, что вовремя на Российский канал не слиняла, туда ведь многие переметнулись. А потом думаю: кой черт на весь мир злиться? В конце концов, я тоже не подарок — ко всем придиралась, считала себя умнее других, а тексты писала, как и остальные, не лучше. Но, правда, и не хуже. Таких, как я, не любят и при любом удобном случае от нас избавляются.

— Ты не ошибаешься?

— Нет, — вздохнула Баланда, — я себе цену знаю. Чего уж там, надо хоть на старости лет быть перед собой честной. Я после телевидения многое перепробовала: и объявления расклеивала, и чужие полы мыла, теперь вот дворником на соседнем участке пристроилась, — доложилась она. — А ты знаешь, как трудно туда попасть? Меня знакомая привела, а так хрен прорвешься.

— И много платят?

Дворничиха назвала сумму, намекнув, что заработок — эластичный и зависит от удачи. И тут Васса себе удивилась.

— Я буду платить в полтора раза больше, пойдешь ко мне работать?

Прикрепленная к ДЭЗу уставилась на нового работодателя.

— К тебе?! Ты что, новая русская?

— Нет, — успокоила с улыбкой та, — просто я больше года не была в Москве, выпала из жизни. Мне нужен помощник, грамотный, толковый, на которого можно положиться. — Плела она, изумляясь себе все больше. — Необходима информация: газетная, радийная, телевизионная. Всякая! Какова конъюнктура на рынке труда, чем сейчас выгодно заняться человеку моей квалификации. — Гостья слушала бредовый экспромт с разинутым ртом. — Короче, я собираюсь открыть свое дело, и мне нужен секретарь. Пойдешь?

— Ага! — выдохнула без колебаний Баланда, не сводя с возвращенки восхищенных глаз. — Только не надо — в полтора, плати столько же, но с премией. — И поспешила добавить: — Если заслужу.

Заслужила. Первый порыв, основанный на нелепой жалости, оказался верным и оправдывал себя с лихвой. Именно благодаря бурной деятельности помощницы фикция с открытием собственного дела превращалась в реальность. Ландрэ засыпала своего «босса» ворохом газетных вырезок, докладных записок и устных сообщений. Этот информационный поток принес эгоистичную идею пополнить себя еще одной каплей. Попросту говоря, перебрав все возможные варианты будущей трудовой жизни, Васса остановилась на единственном: создать газету. В абсурдной, на первый взгляд, мысли было немало разумного. Во-первых, образование: это на телевидении выпускница Полиграфического института оказалась залетной птицей, готовили-то ее для газетного дела. Во-вторых, наличие кругленькой суммы, положенной в банк после продажи магазина. В-третьих, Вадим, муж Лариски, прожженный газетчик, который, хоть и далеко, всегда подскажет, если что. И на пару с Баландой, пришедшей в восторг от авантюрного замысла, они рьяно принялись за дело. Перво-наперво следовало узнать: сколько стоит. Узнали. Узнанное повергло в шок. Даже если продать квартиру и себя (?!) — денег не хватит. С другой стороны, сдаваться не хотелось, и, поахав денек, на другой неугомонная пара продолжила теоретическую разработку. В конце концов, не всегда практика утирает нос теории, часто случается и наоборот. Приличная базовая сумма имеется, а горшки обжигают не боги. Васса не сомневалась, что варианты денежной минимизации отыщутся, на худой конец, возьмут кредит в банке. Стали определяться с концепцией, здесь пришлось поломать голову. В итоге решили велосипед не изобретать, а сделать газетный вариант дамского чтива: мода, погода, немножко о культуре, полезные советы, чуток о политике и, конечно, сплетни. Словом, информационная солянка, приправленная пряным соусом толков. При виде этих ингредиентов, заполнивших три печатных страницы, Васса пришла в ужас: кто же сможет переварить такое немыслимое блюдо!

— Васенька, — с жаром развеивала ее скептицизм Баланда, — ты напрасно сомневаешься! В Москве сейчас полно нуворишей, а на их содержании еще больше глупых бездельниц, праздных сучек, которые изображают друг перед другом светских леди. Чтобы быть в курсе событий — политики и культуры — им достаточно поскакать по верхам. Наша газета станет для них палочкой-выручалочкой: и с претензией, и обо всем, и понемногу. И мозги свободными ум при деле.

— Думаешь?

— Уверена!

— Хорошо, а как назовем?

— Что?

— Газету!

От перевеса своей правоты помощница загордилась и взмыла в небеса, а потому не сразу сориентировалась в вопросе.

— А-а-а, — разочарованно протянула она, не успев насладиться «полетом», — так это мы сейчас сообразим, в две минутки выдадим.

Не помогли и сто двадцать две. Название вредничало, пряталось, мелькая молнией на задворках лексической памяти, и никак не хотело осчастливить собой двух «асов» газетного дела. Наконец первая скрипка не выдержала.

— Все! Сейчас моя разбухшая голова лопнет и…

— …мы останемся без мозгового центра, — подхватила на той же ноте вторая и задвигала стулом. — Ладно, пойду я. Утро вечера мудренее, авось завтра придумаем.

После ее ухода Васса заварила чай, включила торшер, приудобилась в кресле и уставилась перед собой с полной чашкой в руке. Фоном для белых, вышитых шелком штор на окнах служила темнота, которая прятала человека. Живого, не придуманного, необходимого — единственного. Кто никак не хотел ее отыскать и не находился сам. Смешно! В одной из крупнейших столиц мира, напичканной разного рода службами, техникой и людьми, словно в выжженной жаром пустыне, живут двое. Безголосые, бестолковые, беспомощные. Среди миражей и собственных теней — и никого, и ничего больше. Одна память да разум, который готовится к бунту. Почему все случилось так поздно? Так внезапно и так быстро оборвалось? Как будто столкнул вечный хаос пару частиц — и тут же оттолкнул друг от друга, словно испугался их будущей мощи. Эти редкие встречи десяти лет, оказывается, упали семенами не на бесплодную почву — проросли, дали всходы и теперь требовали собрать урожай. Но собирать, похоже, некому. Некому брать в охапку, теребить, заботливо поглядывать, подправлять, отдавать и требовать — чтобы жить. Не обязательно под одной крышей, без нужды ежедневно, не посягая на свободу — просто знать, для чего придуман телефон, и зачем вечера длинные, и откуда берутся силы, и как вкусно вино в бокале, когда пьешь вдвоем. Борис Глебов отличался от остальных, как восковая свеча от лучины: и та, и другая освещают, но одна горит с трепетом, другая — с треском. Чувство к человеку, спасшему когда-то жизнь, было совсем не похожим на пылкую влюбленность в мужа. Первая любовь пробуждает чувственность, последняя — будоражит ум и не дает заснуть телу.