Петр Муравьев - Полюс Лорда

• Название: Полюс Лорда
• Автор: Петр Муравьев
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992

В своем творчестве Петр Александрович Муравьев, а человек он многообразных дарований (экономист-управленец, литературовед-руссист, писатель и живописец), следует заветам Великой Русской литературы. В его романах, пьесах, рассказах встают, может быть, главные вопросы, которыми мучились и мучаются лучшие русские писатели: как сделать правильный нравственный выбор в жизни, как остаться в мире меняющихся ценностей самим собой, как быть человеком? Герои произведений Муравьева русские эмигранты с их надеждами и верой, с их слабостями и ошибками. Там, где же их нет, все равно возникает тема России, ее отблеск, ее дух. Там возникают вечные русские вопросы о смысле жизни. Таков роман "Полюс Лорда" – остросюжетный, художественно разработанный, где Муравьев испытывает влияние Достоевского. Но согласитесь, что это не худшее влияние, которое приносит автору романа глубинный психологизм и нравственную огранку всех поступков героя.

Мы открываем для нашего читателя писателя, чье творчество созвучно нам, наполнено обаянием той России, так непохожей на нашу нынешнюю Родину, которая ушла от нас в другой мир.

---

Смит, внешне во всяком случае, не был украшен ни одной из названных добродетелей. Маленький, старенький, с круглой лысой головой, сладенькой мордочкой и подслеповатыми глазами, глядящими поверх очков, он больше походил на скромного бухгалтера, оставшегося на службе сверхсрочно.

Да и встретил он меня почти испуганно, словно я проник в помещение через окно.

– Здравствуйте, здравствуйте!… – растерянно затарахтел он. – Вы ведь мистер Гринфильд?…

– Нет. Я – Алекс Беркли… Звонил вам утром. Смит хлопнул себя по лбу.

– Да, да, Беркли, конечно, вот здесь и записано. Пройдемте ко мне в кабинет!

Когда мы уселись, я объяснил цель моего визита. Слушая, Смит одобрительно тряс головой и радостно улыбался, будто я рассказывал веселую историю. Когда я закончил, он спросил:

– Так вы хотите узнать об этом человеке?

– Да, это именно и привело меня к вам.

– Отлично, вы не пожалеете об этом, потому что мы… – Смит остановился на полуслове и затем прибавил: – Вы, конечно, понимаете, что услуги подобного рода стоят немало?

***

Последующие дни потянулись страшно медленно. Они как тени не оставляли после себя следа и как тени непомерно удлинялись к вечеру, когда, за пределами служебного круга, я оставался с самим собой.

Думать ни о чем не мог, а то, что заполняло сознание, скорей походило на бред поврежденного рассудка. Возможно, этот бред и спасал меня от гнета времени, который в противном случае совершенно придавил бы меня к земле.

Да и в чем, как не в мечтах, подчас совершенно нелепых, искать утешения человеку, чья судьба, как жизнь Кащея, запрятана в сейфе частного детективного бюро?

Когда я по вечерам бродил по улицам, я, наверное, напоминал пьяного или наркомана, потому что прохожие осторожно меня обходили. Останавливался у витрин кинематографов и подолгу засматривался на картинки, где судьбы героев определялись ими самими.

Вон на той, например, двое сходятся в поединке. Оба в широкополых шляпах, с длинными пистолетами в руках, оба полны решимости. Этот, слева, – я, справа – противник. Дорис нет, но она смотрит с другой картины и вскоре узнает об исходе поединка. А может быть, я – тот, что приближается в бешеной скачке, чтобы вырвать любимую из рук грязных оборванцев, уже предвкушающих сладость насилия?

Я иду дальше, и мое воображение, освободившись из-под власти фильмовых кадров, рисует еще один вариант.

…Церковь. Обряд венчания. Эти двое стоят ко мне спиной, но я отлично знаю, кто они. Я жду, потому что мой удар не должен быть испорчен поспешностью.

Пастор выходит вперед и обращается к собравшимся:

– Есть ли у кого возражение против сочетания этих двоих?

Я считаю до трех и твердой походкой направляюсь к месту действия. Удивленные взгляды, встревоженный шепот провожают меня. Но я неумолим; я подхожу к пастору и протягиваю связку бумаг, помеченную сверху: Детективное бюро «Смит и Грэхем»…

Сильное сотрясение вывело меня из мечтаний: это я напоролся на столб, самый обыкновенный фонарный столб, совершенно не рассчитанный на лунатиков. Я хотел было выругаться, но тут же сообразил, что прав был столб.

Я повернул обратно и, растирая ушибленное место, заторопился к подходившему автобусу, когда внезапно увидел перед собой, в спину, знакомую мужскую фигуру. В следующий момент я узнал идущего.

– Кестлер! – негромко окликнул его я. Видимо, человек был поглощен думами, потому

что сделал еще несколько шагов, прежде чем отреагировал на зов. Он и тут не изменил себе. Обычно люди, когда их окликают на улице, ни за что не остановятся, предварительно не обернувшись. Кестлер сперва остановился, а затем медленно повернулся в мою сторону. На лице у него проступило изумление. Он воскликнул:

– Здравствуй, Алекс! Какими судьбами?

Он смотрел на меня и улыбался. Теперь я был в состоянии лучше его рассмотреть. Боже великий, как он изменился! И морщины, и седина… Право, ему можно было дать лет шестьдесят, хотя и было ему не более пятидесяти пяти. И одет он был без прежней аккуратности, пожалуй, даже небрежно; вместо привычного банта из-под воротника выглядывал не первой свежести галстук.

Мои наблюдения, должно быть, отразились у меня на лице; Кестлер еще раз улыбнулся.

– Что, изменился? – спросил он.

– Да, Кестлер.

– Что ж, такая, значит, жизнь… – Он глянул на окна ресторана, возле которого мы стояли, затем осмотрелся по сторонам. – Зайдем на чашку кофе? – нерешительно предложил он.

Я понял его колебания.

– Нет, зайдем уж в ресторан. Такую встречу следует отметить! – И, видя, что он пребывает в нерешительности, я добавил: – Только на одном условии: вы – мой гость!

– Ну, это ты… – начал было он, но я не дал ему докончить.

– Кестлер, позвольте мне хоть раз в жизни отблагодарить вас за шоколад и мороженое, которыми вы закармливали меня в дни моего детства!

Он засмеялся:

– Ладно, пошли! Мне, кстати, страшно захотелось печеного картофеля.

Я посмотрел на часы: они показывали половину одиннадцатого.

– У нас мало времени, – сказал я, – вы не могли бы…

– А вот мы их сейчас подкрутим, – серьезно отвечал он и сделал вид, что переставляет стрелки на ручных часах.

– Кестлер, – упрекнул его я, – ведь это не те часы.

– Ты прав, но те мне больше ни к чему; там только и можно было – вперед. А на этих – назад. – Он рассмеялся, но в смехе его не чувствовалось былой веселости.

Мы зашли в ресторан, уселись. Смазливая вейтерша принесла нам напитки и, взяв заказ, удалилась. Кестлер молчал, рассеянно поглядывая по сторонам.

Я первым нарушил молчание. Я должен был сказать об этом, потому что оно как тень лежало между нами.

– Кестлер, – начал я, – мне известно, что отец мой нехорошо с вами поступил.

Он удивленно поднял на меня глаза.

– Зачем ты об этом? Это между мной и им. Ты здесь ни при чем… Э! – переменил он тон. – Вот и печеный картофель, а к нему и недурной бифштекс в грибной подливе! Милая девушка, – обратился он к вейтерше, – у вас золотые руки!

– Это не я готовила.

– Но пока несли, все это и приняло такие чудные формы!

– Вы – мечтатель! – Девушка ударила его по руке и, смеясь, убежала.

Мы принялись за ужин. Ел Кестлер с отменным аппетитом человека, изголодавшегося по хорошей пище. Когда, закончив, мы переключились на кофе, я спросил:

– Вы служите?

– Правильнее будет сказать – зарабатываю.

– А как ваша жена?

Кестлер вздохнул:

– Она в больнице.

С минуту мы молчали, потом я спросил нерешительно:

– Как это началось?

– Как началось, спрашиваешь? – Кестлер глубоко затянулся дымом и затем стал нервно тушить папиросу в пепельнице. Успокоившись, продолжал: – Ты ведь помнишь Нору? Она всегда была неуравновешенной. Долгие годы я терпел, потом не выдержал, стал чаще уходить из дому, слонялся по городу и размышлял: как же быть дальше?

И вот, однажды, я повстречал другого человека, еще несчастнее, чем я. Это была девушка, красивая и совсем еще молодая…

– Ну и отлично, Кестлер!

– Что ж, тогда так и было, – не заметив моего промаха, отвечал он. – Тогда в этом было спасение для обоих.

– Вы полюбили ее?

– Да. Если бы ты только знал, как она была несчастна! Что? Нет, не угадал, никакой неудачной любви. Хуже – полное беспросветное одиночество, и это несмотря на ее красоту. Понимаешь ли, именно в этом несоответствии и заключалась драма…

Кестлер устало провел рукой по волосам. Его немного развезло; возможно, он пришел сюда натощак.

А я молчал, услышанное меня поразило: Кестлер, мой задумчивый старый Кестлер – в роли драматического любовника! Образ его, каким я его себе создал, никак не хотел совпасть с этой необычной ролью. И, чтобы скрыть удивление, я спросил:

– И что же дальше?

– Так вот, пришел наконец день, когда я должен был объясниться с Норой. Тут все и началось… – Кестлер охватил руками шею и покачивал, как в трансе, головой.

– Успокойтесь, Кестлер! – Я всунул ему в руку стакан с водой. Он отпил половину, затем повернулся ко мне.

– Это хорошо, что я тебя повстречал. – Он ласково потрепал меня по плечу. – Ты хороший мальчик… И как же ты похож на свою мать! – Он вздохнул, пожевал губами и затем продолжал: – Вскоре после того Нора начала принимать наркотики. Несколько раз я находил у нее маленькие зловещие пакетики с белым, как соль, порошком. Пытался ее образумить, возил по докторам, но безуспешно. И так как все это стоило немалых денег, то вскоре наши сбережения растаяли.

Тогда она тайком стала продавать вещи, одежду, мебель, а когда продавать стало нечего… – здесь Кестлер запнулся… – вышла на улицу.

Дважды я забирал ее из полиции, куда отправляли после облавы этих несчастных. Это был кошмар, что-то до невероятности уродливое, такое, что может привидеться только во сне. Даже сейчас, когда рассказываю, меня не покидает надежда, что все это лишь затянувшийся сон, за которым последует пробуждение…