Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

• Название: Дитя Всех святых. Перстень со львом
• Автор: Жан-Франсуа Намьяс
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-14713-6

Европа, XIV век. Под вой волков в последний час ночи Всех святых в одном из французских замков рождается мальчик. По поверьям, дети, рожденные в этот час, перед самой заутреней, получают благословение Всех святых и живут сто лет… В этот же день, 1 ноября 1337 года, в Париже посланец английского короля объявляет войну Франции. Эта война продлится сто лет и войдет в легенды…

---

Ни одна из партий не захотела начинать первой, и ожидание длилось бы еще долго, если бы не случайность: белая борзая Карла Блуаского внезапно выскочила из рядов и оказалась на стороне Монфора. Это было ужасное предзнаменование: животное покорилось новому хозяину. Приходилось действовать без промедления. Карл де Блуа велел трубить в трубы, и вся его армия устремилась на врага.

Схватка была неистовой, и долго оставалось неясным, на чьей стороне перевес. Позиции в центре удерживались на равных. Справа Клиссон, раненный в лицо, потерял глаз, но зато его полк теснил полк д'Осера. Слева же, наоборот, неудержимо продвигался вперед двуглавый орел дю Геклена…

Никогда Франсуа не убивал больше, чем в то воскресенье, 30 сентября 1364 года, при Оре. Для него имело значение лишь одно: убивать. Только этим он мог немного успокоить свою невыносимую боль.

Он находился в первых рядах полка дю Геклена и благодарил небо, что перед ним оказались одни англичане.

Конечно, и в бою против бретонцев Франсуа исполнил бы свой долг и крепко бился, но не с такой яростью. В первый раз он вытащил из ножен меч и рубил левой рукой, в то время как правой по-прежнему крутил боевым цепом. Сколько народу полегло в тот день под этими ударами? Человек двадцать, а может, и все тридцать, не говоря уж о тех, кто не оправился от ран или был добит другими…

Франсуа вспомнил слова Протоиерея: «Когда убиваешь одного — ты убийца, когда тысячу — капитан…» Он имел право убивать, это было даже его обязанностью. Он только что прослушал мессу, и сам Бог велел ему устроить резню. Иногда англичане спохватывались, и тогда Франсуа против воли вынужден был отступать. Но очень скоро он возвращался и шел еще дальше. Это напоминало движение волн… «Отлив мне рыцаря принес, прилив уносит прочь…»

Как и другие, Франсуа долго кричал:

— Божья Матерь, Геклен!

Но потом вдруг, бросившись на какого-то английского рыцаря, не смог больше сдерживаться и зарычал:

— Флора! Маргаритка!..

Он выкрикивал этот клич беспрерывно, нанося удары, как мясник. Ничто не могло его остановить, ни оружие противников, ни осторожность… Вокруг него недоумевали: кто же этот рыцарь, разъяренный и безрассудный, который потрошит и сносит головы, выкликая какие-то цветочные имена?

Со своего наблюдательного пункта Джон Чандос оценивал ситуацию. Отход графа д'Осера на одном фланге и выдвижение дю Геклена на другом заставили обе армии сделать некое вращательное движение. Настал самый подходящий момент выпустить резерв. Надо ускорить отступление д'Осера, и тогда вся французская диспозиция потеряет равновесие.

С громкими криками гигант Хью Калверли и его пятьсот всадников бросились в атаку. Полк д'Осера, и без того потрепанный, уступил окончательно. Началось беспорядочное бегство. Теперь можно было беспрепятственно преследовать и уничтожать беглецов, но Калверли не удовлетворился этим. Он обогнул полк Карла де Блуа и ударил в тыл дю Геклену. В бретонских рядах началось замешательство…

Однако, хотя этого никто еще не знал, судьба битвы решилась в центре. Во время атаки Карл Блуаский упал с коня. Прежде чем его сторонники опомнились и пришли на выручку, к нему бросился один из солдат Монфора. Приказ был точен: в плен Карла де Блуа не брать, он нужен только мертвым. Карл с поднятым забралом сделал знак, что сдается, но солдат не обратил на это внимания. Он прыгнул на герцога, отыскал щель между шлемом и железным воротником и вонзил туда свой кинжал-дагу. Из двух герцогов Бретонских остался всего один. Битва при Оре была проиграна.

Однако сам бой еще продолжался. Солдаты дю Геклена видели, как пало знамя д'Осера, а потом и знамя Бретани, но от этого дрались еще ожесточеннее. Это был цвет блуаского войска; хоть и теснимые, они все еще оставались грозными врагами.

Франсуа находился совсем близко к своему предводителю. Он тоже понял, что исход сражения решен, но его это мало заботило. Все, что имело для него значение, — это продолжать убивать…

И у него отняли эту возможность. Сраженный стрелой, под ним внезапно рухнул конь. Оруженосец, едва поспевавший за своим господином с самого начала битвы, крикнул:

— Возьмите моего!

Это был его долг, и Франсуа надлежало согласиться. Но он даже не услышал. Падение нисколько не охладило его ярость. Пеший, с цепом в одной руке, с мечом — в другой, он шел навстречу английским «подрезчикам». Тогда Оруженосец соскочил со своего коня и вклинился между своим господином и англичанами. Несколько мгновений Франсуа смотрел, как тот рубился с ними, пока не упал, получив смертельный удар. Конь без седока остался рядом. «Подрезчики» приближались. Франсуа прыгнул в седло и умчался галопом.

Только теперь он понял, что произошло. Если Оруженосца сразили так быстро, то лишь потому, что он бился правой рукой. Франсуа был уверен в этом. Он прекрасно это запомнил. Значит, Оруженосец сделал это нарочно, чтобы Франсуа взял его коня…

Но дольше размышлять об этой жертве ему не хватило времени. Пытаясь выбраться с поля боя среди стрел и врагов, как пеших, так и конных, Франсуа заметил удручающую картину: дю Геклен, окруженный со всех сторон, отдавал свою перчатку какому-то рыцарю. Дю Геклен в плену!

Но это было еще не все: немного поодаль, продираясь сквозь кусты утесника, он заметил солдат, которые, радостно крича, несли на носилках мертвое тело. Франсуа узнал убитого: это был Карл Блуаский. Все потеряно! Все!..

Франсуа скакал галопом до самого вечера, потом продолжил путь мелкой рысью. Необходимо как можно дальше уйти от людей Монфора. Он решил вернуться в Вивре, сделав большой крюк, чтобы избежать Куссона.

Опять ему на ум пришли те самые ужасные мысли, что посетили его на дозорной площадке после возвращения из Бринье и смерти Катерины. Каким же слепцом он был тогда, наивно полагая, что кончились черные времена! Все возобновилось, все стало как раньше, и даже хуже, чем раньше! Сколько смертей, сколько печали: Флора, Маргаритка, Елеазар, Оруженосец, Карл Блуаский! После череды побед их ожидало самое тяжелое, самое мрачное из поражений. Его крестная мать никогда не будет герцогиней Бретонской. Война проиграна…

Несчастная Бретань! Несчастная Франция! Теперь, когда дю Геклен в плену, опять поднимут голову разбойничьи роты. И другие Куссоны будут разграблены и сожжены, другие Маргаритки, другие Флоры будут изнасилованы и убиты!..

Франсуа ехал ровной рысью под луной, на три четверти полной. Перед ним расстилался все тот же пейзаж — плоская, поросшая утесником пустошь. Он почувствовал, как его охватывают ярость и отчаяние. С самого своего рождения он знал только войну и, кроме короткого, робкого просвета, — только страдание и боль. Почему? Почему?

Франсуа остановил коня. И, один в ночи, меж небом и этим пустым, похожим на море пространством, принялся кричать:

— Кончится ли это когда-нибудь? Неужели это так никогда и не кончится?..

Глава 17 АРАГОН И КАСТИЛИЯ

Франсуа прибыл в Вивре после полудня, в день святого Франсуа, четвертый день октября месяца. Ариетта встретила его на подъемном мосту. Он хотел было заговорить, но она остановила его:

— Не трудитесь, я все знаю…

— Все?

— Все. О судьбе Куссона мне рассказал гонец, а чем кончилось сражение, известно уже по всей Бретани.

Франсуа соскользнул с коня с обескураженным видом. Ариетта ему улыбнулась.

— Зачем отчаиваться? Никогда еще вам не предстояло столько трудов! Следует вновь отстроить то, что разрушено, вернуть жизнь туда, где побывала смерть…

Франсуа сжал свою жену в объятиях. Снова она в самую тяжелую минуту заряжала его своей неистощимой энергией, своей неистребимой жизненной силой! Восхитительная, дивная Ариетта! Благодаря ей он завтра же объедет всю сеньорию Вивре, от двора к двору, от лачуги к лачуге, всем подряд предлагая переехать в Куссон. Там они получат дом, построенный за его счет, и землю — лучше и больше, чем здесь… Охотников оказалось так много, что пришлось даже отбирать. Франсуа наметил в переселенцы только самых молодых, холостых и незамужних, а так же бездетные пары. К концу октября набралось две сотни человек, готовых уехать вслед за сеньором, его женой и детьми — Изабеллой в возрасте трех лет и Луи, которому исполнилось девять месяцев.

Франсуа пустился в дорогу с легким сердцем. Ему вспомнилась история Лазаря: как и воскресший Лазарь, Куссон вновь возродится из пепла. В этот октябрьский день они все вместе двинулись к воскресению…

В Куссоне их встретили как спасителей. Мардохей уже принял меры к восстановлению деревни, но оставшиеся в живых ничего пока не сделали. Мужество покинуло их; все они словно заранее смирились со своей гибелью. Появление сеньора, его семьи и целого обоза переселенцев сразу же вернуло им силы. Они вышли навстречу с криками радости. Франсуа, со своей стороны, с трудом сохранял хладнокровие при виде уродливых почерневших руин. Запах гари все еще витал в воздухе. Он собрал всех на том месте, что было когда-то деревенской площадью, и отдал свои первые распоряжения: они построят новую деревню совсем рядом с замком, чтобы в случае нападения можно было поскорее туда укрыться; они также окружат ее стеной; за оставшимися в живых сохраняется их добро, а имущество погибших переходит к переселенцам; сам Франсуа со своими людьми останется здесь до завершения строительства.