Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень с волком

• Название: Дитя Всех святых. Перстень с волком
• Автор: Жан-Франсуа Намьяс
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13546-4

XIV век, Франция. Герою романа, рожденному в последний час ночи Всех святых, предсказано, что он проживет сто лет. И все эти сто лет по пятам за ним будет идти смерть. Она будет преследовать его во Франции и Англии, которые ведут войну, в Италии, где он отстаивает честь семьи на «божьем суде», и чуть не настигнет его, когда он попадет в плен к сарацинам.

---

Проводив Людовика Орлеанского взглядом, Луи заперся в своей спальне.

Около восьми вечера камердинер Карла VI, Тома Куртез появился во дворце Барбет. Он попросил позволения пройти в королевские покои. Герцог сидел у изголовья больной Изабо, спокойно беседуя с королевой и поглаживая лежащую у его ног Дусе.

Тома Куртез поклонился.

— Монсеньор, король срочно требует вас к себе.

Людовик Орлеанский удивился. Не далее как этим утром он покинул Карла в состоянии полной невменяемости.

— У него что, наступило улучшение?

Не отвечая на вопрос, камердинер только повторил:

— Монсеньор, король срочно требует вас к себе.

Герцог Орлеанский вздохнул с нескрываемой досадой, извинился перед Изабо и вышел из ее комнаты. Следуя за Тома Куртезом, он спустился во двор, где дожидались его люди — Якоб ван Мелькерен, двое оруженосцев на одной лошади и пять охранников, которые теперь держали в руках по факелу. Дусе по обыкновению бежала рядом.

Добраться от дворца Барбет до дворца Сент-Поль можно было по единственной дороге: пройти через заставу Барбет, развалины бывшей крепостной стены резиденции Филиппа Августа и затем по улице Вьей-дю-Тампль. Было очень холодно, ночь была безлунной, и все спешили поскорее добраться домой.

Заставу Барбет миновали быстро. Сразу за ней находилось здание, которое называлось «По образу Богоматери». Это был бывший постоялый двор. Теперь он стоял запертым, но вывеска еще сохранилась, и на ней можно было различить изображение Богородицы.

Герцогский кортеж проезжал как раз мимо этого дома, когда из-за угла выскочили человек двадцать с криками:

— Смерть ему! Смерть!

Герцог решил, что на него напали обычные уличные грабители, и решил назваться, чтобы они знали, с кем имеют дело:

— Я герцог Орлеанский!

Из темноты раздалось:

— Именно он-то нам и нужен!

Тома Куртез вытащил припрятанный под плащом кинжал. Это была западня, ловушка! В ночи засверкали мечи и топоры. Перепуганные слуги разбежались. Людовик Орлеанский тоже попытался скрыться, но удар топора отсек его левую руку, державшую поводья. Он был сброшен с лошади и безжалостно добит. Его пажа, единственного, кто имел мужество остаться, зарубили мечами. Под конец убийцы подожгли дом «По образу Богоматери» и исчезли в ночи с криками «Пожар!».

Однако никто так и не вышел на призыв о помощи. При свете разгорающегося пламени отчетливо был виден труп герцога. На голове у него зияли две раны: одна — от левого глаза до правого уха, вторая — от одного уха до другого. Из этих ран на мостовую сочился мозг. Отсеченная левая кисть валялась чуть в стороне. Правая рука была раздроблена, из локтевого сустава торчала обнажившаяся кость.

Паж Якоб ван Мелькерен распростерся на груди своего господина, в последней тщетной попытке защитить его. Единственное выжившее в этой бойне существо, борзая Дусе с тоскливым повизгиванием лизала лицо хозяина…

Немногим позже во дворце Сент-Поль раздались крики. Тревогу подняли сбежавшие слуги:

— Монсеньор Орлеанский! Скорее! Скорее!

Луи де Вивре мгновенно выскочил из спальни и присоединился к людям герцога, которые поспешно покидали дворец. Вместе с ними он выбежал на ледяной воздух, добрался по улице Сент-Антуан до улицы Вьей-дю-Тампль и остановился при виде чудовищного зрелища.

Несколько стражников, окаменев от ужаса, держали в руках горящие факелы. Последнее было совершенно бессмысленно, потому что от пламени охваченного пожаром постоялого двора стало светло, как днем.

Луи склонился над изуродованным лицом, которое еще сегодня утром казалось таким спокойным и беззаботным. Эти зияющие раны были ранами на теле самой Франции, уродовавшими несчастную страну.

Он услышал легкий шум. Обернувшись, он увидел Дусе, которая принесла ему в зубах отсеченную правую кисть мертвеца. Луи принял останки.

Четверо слуг подняли тело, чтобы перенести его в ближайшую церковь, которой оказалась церковь Блан-Манто. Другие стояли на месте, растерянные, не зная, что делать. Луи окликнул их, указав на лужицу мозговой жидкости, оставшуюся на мостовой.

— А это что, оставим слизать собакам?

Слуги машинально повиновались и, наклонившись, вытерли с камней растекшийся мозг, а затем последовали за унесенным телом.

Постояв немного, Луи де Вивре сделал то же самое. Шагая к церкви, он рассматривал окровавленную кисть, которую держал в руке, и душа его наполнялась болью.

Так, после смерти, герцог Орлеанский уподобился ему: он стал одноруким. Этот любящий роскошь господин, несмотря на свою холодность, порой даже жестокость, легкомыслие, преступную связь с королевой, несмотря на все свои недостатки, воплощал единственную надежду для Франции. Он был достоин того, чтобы ему отдали последние почести…

Луи осторожно взял его еще теплые пальцы в свои и в первый, и последний раз пожал ему руку.

По всей улице открывались окна, зажигались свечи и факелы. Парижане просыпались, услышав, что произошло нечто весьма важное. Со всех сторон, изо всех окон раздавалось:

— Что случилось? Кто умер?

Луи де Вивре вскинул голову. Медленно шагая за слугами, несущими тело, он выкрикивал голосом звонким и ясным:

— Людовик, единственный брат короля, пэр Франции, герцог Орлеанский, граф де Блуа, де Суасон, де Валуа, д'Ангулем, де Перигор, де Люксембург, де Порсьен, де Дрие, де Вертюс…

Он замолчал. Он видел повсюду ошеломленные лица, слышал приглушенные крики, но все они выражали только страх. Не боль, нет. Народ трепетал в ожидании грядущих бед, однако не чувствовал никакой жалости к убитому герцогу.

Так прибыли они в церковь Блан-Манто. Луи, по-прежнему держа в руке отрубленную кисть умершего, продолжал выкрикивать титулы:

— …Барон де Куси, сеньор де Монтаржи, де Шато-Тьери, д'Эперне и де Седенн…

Священник Блан-Манто велел принести гроб, и слуги сложили туда останки. Закрыв крышку, люди герцога отнесли его в церковь монахов-целестинцев, где, согласно завещанию, Людовик Орлеанский должен был быть похоронен.

Многочисленные королевские стражники заняли в церкви свои места, потому что все опасались нападения Иоанна Бесстрашного. Но последний, напротив, прибыл со слезами на глазах и преклонил колени перед гробом, поставленным в центральном проходе. Всем было слышно, как он произнес:

— Никогда еще во французском королевстве не совершалось столь чудовищного и злодейского преступления.

К нему присоединился герцог Беррийский, потрясенный до глубины души.

Луи де Вивре дрожал в ледяной церкви. Он с ужасом смотрел на Иоанна Бесстрашного, молившегося у тела своего заклятого врага. Лицо герцога Бургундского, как всегда, напоминало хитрую лисью мордочку. Мало кто мог превзойти его в дерзости и цинизме. Ведь это именно он отдал убийцам приказ! Это мог быть только он…

Внезапно стражники, невзирая на то, что находились в священном месте, начали невнятно перешептываться: из гроба закапала кровь. Согласно народному поверью, тело убитого начинает кровоточить, стоит только убийце приблизиться к нему. Несомненно, Иоанну Бесстрашному было известно об этом поверье, потому что он живо вскочил и устроился в самом дальнем углу церкви.

Подобная реакция была равносильна признанию, но в любом случае истина должна была стать известна довольно скоро. Для этого следовало довериться прево Гильому де Тигонвилю, которому подчинялась парижская полиция. Людовик Орлеанский сам назначил его на эту должность.

В десять утра начались похороны. Церемония была быстрой, какой-то скомканной. Не явился ни один из членов королевской семьи: Карл VI — потому что находился во власти слабоумия; его дети, без сомнения, — из соображений безопасности. Изабо тоже не было, она отдыхала в своем дворце Барбет. Луи был потрясен ее отсутствием. Даже будучи больной, она обязана была прийти попрощаться с умершим, потому что он погиб из-за того, что хотел увидеться с ней. И — кто знает? — может быть, Изабо его любила…

Никого из членов семейства герцога Орлеанского не было тоже. Валентина и ее семья находились сейчас в Шато-Тьерри, их, разумеется, просто не успели известить.

Во время чтения отпустительной молитвы по обычаю — поскольку речь шла о знатном лице — над гробом держали покрывало из черного крепа. Эту обязанность возложили на четверых человек самого высокого происхождения из присутствующих на похоронах: то были король Сицилии и герцоги Беррийский, Бургундский и Бурбонский. Иоанн Бесстрашный, выполняя свой почетный долг, вел себя легко и непринужденно, лицо его было опечаленным и сосредоточенным, словно он только что потерял близкого друга.

Но Луи де Вивре не обращал на него никакого внимания. В этот самый миг он увидел нечто, от чего из груди его вырвался приглушенный крик: в церкви в полном составе присутствовало английское посольство! Неуклюже топтался граф Дембридж с недовольным, угрюмым видом, страшно раздосадованный неприятной обязанностью находиться здесь. Луи преследовал его взглядом и чувствовал, как в висках все сильнее стучит кровь.