Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех cвятых. Цикламор

• Название: Дитя Всех cвятых. Цикламор
• Автор: Жан-Франсуа Намьяс
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-15162-1

Родившемуся в ночь Всех святых 1337 года Франсуа де Вивре обещана исключительная судьба: он проживет целый век. По иронии судьбы, это столетие вместило войну, которую позже назовут Столетней…

В январе 1423 года Франсуа исполнилось восемьдесят шесть. После множества рыцарских подвигов он занялся алхимией, пытаясь постичь высшую мудрость. Он знает, что ему осталось прожить лишь четырнадцать лет, но надеется увидеть освобожденную от англичан Францию. Ведь хотя захваченная англичанами и их союзниками бургундцами страна стоит на краю гибели, Жанна д'Арк пробудила в сердцах его соотечественников безумную надежду.

---

Пленил один кумир,

В кромешные палаты

Зовет к себе на пир.

Пусть прелесть ненаглядной

Поистрепалась малость,

Зато костей изрядно

Любовнику досталось…

Дурнота, охватившая Франсуа, росла, становилась невыносимой, но не столько даже из-за ужимок комедиантов, сколько из-за музыканта. Робен Левер сменил «t» на «s». Он оставил свой орган и, взяв в руки виолу, играл на ней сухо, механически, точь-в-точь как трувер во время черной чумы, когда Франсуа впервые познакомился с Пляской Смерти…

Черная чума, самое ужасное воспоминание в его жизни! Смерть матери, флагелланты, распятые евреи, избиение прокаженных. Франсуа хотел бы зажать уши руками, чтобы ничего не слышать, но ему недостало сил.

Вдруг одним радостным жестом скелеты избавились от земных знаков различия. И шлюха, у которой ничего не было в руках, стерла помаду, красневшую вокруг зубов. Теперь они все стали одинаковыми. Нельзя было даже отличить мужчин от женщин. Они закружились в неистовом хороводе, весело задирая ноги.

Пусть смерть глаза изгложет —

Мы больше не заплачем,

Смеяться только можем —

Такая вот удача!

Мы ждем вас в хороводе,

Пускайтесь с нами в пляс!

Отдайте дань природе,

Мы приглашаем вас!

Через дверь галереи, выходящую на Скобяную улицу, Франсуа заметил фасад больницы Святой Екатерины. Ее называли «приютом утопленников», поскольку именно туда приносили тех, кого вылавливали из Сены или находили мертвыми на улице. Если в течение дня за ними никто не приходил, назавтра их бросали в общую могилу кладбища Невинных.

Такая же судьба ожидает и его, если он упадет здесь замертво. Франсуа ни за что не должен был приходить сюда один. Горе одинокому!

– Отец…

Какая-то монахиня с темно-фиалковыми глазами коснулась его руки. Она была вылитой копией Маго д'Аркей, его проклятой любовницы. Значит, он уже в аду? Но почему?

Франсуа слабо произнес:

– Маго…

– Я не Маго. Я ее дочь Мелани, Я… ваша дочь. А это – мой сын Рено, сын Рено де Моллена. Доверьтесь ему, он священник.

Франсуа увидел, как к нему приближается молодой человек лет двадцати с небольшим, русоволосый, кудрявый и голубоглазый. Он без труда поднял старца и понес на руках. Франсуа не сопротивлялся. Выходит, в последний день жизни он сподобился увидеть Мелани, свое незнакомое дитя, и Рено, внука.

Что-то очень важное заключалось в присутствии Рено. Совершенно необходимо понять, что именно…

Но взгляд Мелани, не сводившей с него своих фиалковых глаз, помешал ему… Фиолетовые! Фиолетовые, как свет Севера! Франсуа вновь, словно воочию, увидел, как аметист на раке с терновым венцом преломил солнечный луч и осветил серебряный перстень, снова услышал торжествующую песнь, наполнившую собор Богоматери. Старый сеньор прошептал: «Фиолетовый…» – и потерял сознание.

Он очнулся в собственной постели, на третьем этаже своего дома. Он был крайне слаб, но в полном сознании. Его первым побуждением было напомнить себе о том, что он умирает. Франсуа не испытывал особого страдания, но умирал и чувствовал это. Никакого выздоровления уже не будет. Он уходит.

Было еще светло. Через окно Франсуа мог видеть собор Парижской Богоматери, такой близкий, что возникало ощущение, будто его можно коснуться рукой. У изголовья стояли Рено, Мелани и Софи. Они одновременно увидели, как Франсуа пришел в себя.

Рено склонился к нему.

– Вы в состоянии исповедаться?

Франсуа был удивлен легкостью, с какой заговорил.

– Я уже сказал Софи, что исповедался вчера. Да и какой грех мог я совершить с тех пор? Священник мне был нужен для беседы, и Бог соблаговолил, чтобы это оказался ты. Это чудесно, ты даже вообразить не можешь, до какой степени чудесно! Наклонись поближе…

Обе женщины хотели удалиться, но Франсуа знаком велел им остаться. У него не было тайн ни от той, ни от другой. Он по-прежнему чувствовал совершенную ясность в мыслях.

– Дай-ка мне посмотреть на тебя, Рено! На кого же ты похож? На мать или на отца?.. Думаю, ни на него, ни на нее. Полагаю… ты похож на меня!

Лица молодого священника и умирающего почти соприкасались.

– Ты ведь вдвойне мой потомок, Рено, через Мелани, мою дочь, и через Рено, моего внука. Понимаешь, что это означает? Благодаря тебе в час моей смерти обе половины моего потомства, законная и незаконная, так долго разобщенные, наконец, объединились и примирились.

Рено Сент-Обен затрепетал с ног до головы. Франсуа, чувствовавший, что жизнь уходит из него слишком быстро, подозвал Мелани.

– Ты должна знать о своем брате… Адам был великим злодеем, но умер, попросив у меня прощения.

Мелани вскрикнула от удивления и радости.

– Отец…

– И я прощаю его от всего моего сердца.

Франсуа закрыл глаза. Он сказал правду. Он даровал Адаму прощение, о котором тот молил, прыгая с высот Бастилии. Но прощал его только сейчас!.. О, конечно, Франсуа сказал брату Тифанию и всем исповедникам, которых видел с тех пор, что прощает своего сына. И не лгал. Он простил его, потому что таков был его долг. Но теперь – другое дело. Даже не прощение даровал он Адаму, потому что прощение предполагает обиду, а обиды больше не было. Он любил Адама! Любил этого сына, которого судьба не позволила ему узнать, любил этого несчастного, отчаявшегося, проклятого, любил больше, чем кого-либо, уповая на то, что сила этого мгновения любви восполнит остальное.

Рено начал молитву, которую читают над умирающими. Франсуа понял, что рубеж приближается быстрее, чем он рассчитывал. Время от времени он слышал голос Мелани:

– Мы здесь, отец.

Но Франсуа ее голос казался все более и более далеким.

Имелось одно обстоятельство, которое смущало умирающего: ведь Маргаритка, его первая любовь, обещала, что будет с ним в его последний час. Его последний час настал, а Маргаритки все нет…

Который час? Франсуа открыл глаза и увидел горящие свечи. Однако еще не ночь, поскольку слышны крики Парижа. Должно быть, он заснул в какой-то момент. Но можно ли называть подобное состояние сном? Это набросок смерти. Она упражняется. Она уже совсем близко.

Мелани и Рено молились по-латыни. Софи де Понверже держала Франсуа за руку. Он увидел розу Розы де Флёрен на ее груди и решил, что это будет последним образом, который он унесет с собой с земли, закрывая глаза навсегда…

А новое дитя Всех святых, еще не рожденный Франсуа де Вивре, которому только предстоит занять свое место в этом мире… Уходящий Франсуа хотел бы уделить мысль и ему, и Диане, и Анну… но был слишком слаб. На других его уже не хватало…

Вдруг, неизвестно почему, его посетила уверенность, что он умрет с наступлением ночи. Когда услышит крик винного зазывалы, пора приготовиться. Когда пройдет вафельник, все будет кончено.

Винный зазывала… На Франсуа нахлынули давние воспоминания: трактир «Старая наука», счастливое время, которое он провел здесь, в Париже, со своим братом Жаном и оруженосцем Туссеном! Боже, как прекрасна была его юность! Боже, как прекрасна была его жизнь!

Но оставалась также Жилетта, Жилетта из Берси, бедная девица, которая любила его и умерла на том же месте, где умрет и он сам.

Ее имя еле слышно сорвалось с его губ:

– Жилетта…

– Бочка гренаша открыта в « Удирающей свинье»! Шесть денье пинта, извольте заказывать!

Уже!.. Смерть стояла напротив, с косой в руке. У Франсуа не было оружия, ни доспехов, но он не боялся. Смерть замахнулась косой. Он произнес про себя: «Господи, верую в милосердие Твое».

В мире живых раздался крик вафельника:

– Боже! Кто хочет забыться? Беспамятка сгодится!..

Франсуа де Вивре испустил глубокий вздох. Мелани, Софи и Рено устремились к нему… Нет, Франсуа еще не отошел. Едва заметно дышал. Но было видно, что он вошел в состояние, которое уже не было жизнью, состояние, откуда нет возврата.

На колокольне собора Богоматери прозвонили сигнал к тушению огней, подхваченный всеми колоколами столицы.

И вскоре Рено Сент-Обена заставил вздрогнуть пронзительный звон колокольчика.

Проснитесь, люди спящие,
Молитесь за навек усопших!

Звонарь по усопшим! Разбитый усталостью и волнением Рено, видимо, заснул у изголовья умирающего. Он взглянул на Франсуа и увидел, как тот вдруг запрокинул голову назад и остался лежать с открытым ртом и глазами. Мелани и Софи тоже одновременно вскрикнули. Молодой священник сотворил крестное знамение, а звонарь по усопшим продолжал заунывно тянуть под горький звон своего колокольчика:

Проснитесь, люди спящие,
Молитесь за навек усопших!

Глава 19 СВЕТ СЕВЕРА

Диана де Вивре все еще не разродилась. Она была бела как полотно и обливалась потом на широкой кровати с колонками в доме у гавани Сент-Поль. Длинные темные волосы, разметавшиеся по подушке, подчеркивали ее бледность. С приближением ночи Всех святых Дианой постепенно овладевал ужас: неужели это случится завтра, в самом начале Дня поминовения усопших? Ее дитя проживет всего один день!