Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)

• Название: Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)
• Автор: Чак Паланик
• Жанр: Контркультура

Перед Вами — культовый роман «Бойцовский клуб» в переводе Д.А. Савочкина. Своеобразный манифест «сердитых молодых людей» нашего времени... Это — самая потрясающая и самая скандальная книга 1990-х. Книга, в которой устами Чака Паланика заговорило не просто «поколение икс», но — «поколение икс» уже озлобленное, уже растерявшее свои последние иллюзии. Вы смотрели фильм «Бойцовский клуб»? Тогда — читайте книгу, по которой он был снят!

---

Чак Паланюк Бойцовский клуб (перевод Д. Савочкина)

Посвящается Кэрол Мэдер,

Которая ложила на всё моё плохое поведение

Благодарность

Я бы хотел сказать спасибо следующим людям за их любовь и поддержку в преодолении, ну, вы знаете, всех тех ужасных вещей, которые случаются:

Ина Геберт

Джефф Плит

Майк Киф

Майкл Верн Смит

Сьюзи Вителло

Том Спенбауэр

Геральд Ховард

Эдвард Гибберт

Гордон Гроуден

Деннис Стоваль

Линни Стоваль

Кен Фостер

Моника Дрейк

Фред Паланюк

(и от переводчика:

Денису Гузенко

Владлену Лескову

Юрию Удоду

Владимиру Белому

Сергею Лепехову

Олегу Селину

Денису Олейникову

и девкам)

От переводчика

Я не планировал выкладывать здесь роман, но вчера мне в руки попал перевод, сделанный столь уважаемым мною Ильёй Кормильцевым. Перевод замечательный, написанный по всем правилам литературного русского языка и теории перевода (с которой я, к сожалению, чуть-чуть знаком; совсем чуть-чуть). Но, как показалось лично мне, совершенно не отражающий атмосферы романа и не передающий стиль автора. Дело в том, что, согласно теории перевода, переводчик должен не переводить произведение, а писать новое по определённым правилам. К сожалению, последние несколько лет переводы Ильи (я сталкивался с переводами Паланюка и Уэлша) выглядят слишком правильно. Автор пишет гораздо рванее и… живее. Мой перевод не идёт ни в какое сравнение с профессиональным деянием Ильи Кормильцева, но (исключительно на мой индивидуальный пристрастный взгляд), хорошо передаёт ломаный стиль самого автора и атмосферу романа на языке оригинала. Перевод любительский, сделанный в некоммерческих целях, любое его коммерческое использование является нарушением прав всех, кого можно. При перепечатке ссылка на автора романа обязательна.

С уважением.

1

Тайлер нашёл мне работу официанта, после чего Тайлер засовывает пистолет мне в рот и говорит: «чтобы сделать первый шаг к вечной жизни, ты должен умереть». К слову, довольно долго мы с Тайлером были лучшими друзьями. Люди постоянно спрашивают, знаю ли я о Тайлере Дардене.

Ствол пистолета упирается мне в глотку, Тайлер говорит: — На самом деле мы не умрём.

Языком я могу почувствовать дырочки-глушители, которые мы просверлили в стволе пистолета. Основной шум выстрела производится расширением пороховых газов, и небольшой «бах» издаёт пуля, потому что она движется чертовски быстро. Чтобы сделать глушитель, ты просто сверлишь дырочки в стволе пистолета, много дырочек. Это позволяет выходить газам и замедляет пулю, заглушая выстрел.

Ты просверлишь дырочки неправильно — и пистолет взорвётся у тебя в руках.

— На самом деле это не смерть, — говорит Тайлер, — мы станем легендами. Мы никогда не состаримся.

Я прижимаю ствол языком к щеке и говорю: «Тайлер, ты говоришь о вампирах». Здания, на котором мы стоим, не будет здесь через десять минут. Ты берёшь 98-процентную дистиллированную азотную кислоту и смешиваешь её в пропорции один к трём с серной кислотой. Делаешь это в «ледяной ванне». Затем по капле, через пипетку, добавляешь глицерин. У тебя получился нитроглицерин.

Я знаю это, потому что Тайлер знает это.

Смешиваешь нитро с опилками, и ты получаешь прекрасную пластиковую взрывчатку. Довольно много ребят пропитывают нитроглицерином вату и добавляют нюхательную соль в качестве сульфата. Это тоже работает. Некоторые ребята используют парафин, смешанный с нитро. С парафином у меня никогда-никогда не получалось.

И вот Тайлер и я на вершине здания Паркер-Моррис, с пистолетом, торчащим у меня во рту, и мы слышим звон бьющегося стекла. Посмотри вниз с края. Довольно облачный день, даже тут, на вершине. Это высочайшее здание мира, а на такой высоте воздух всегда холодный. На этой высоте так тихо, что начинаешь ощущать себя одной из этих космических обезьянок . Ты просто делаешь то, чему тебя научили.

Тянешь за рычаг.

Нажимаешь на кнопку.

Ты ни черта не понимаешь, а потом ты просто умираешь.

С высоты ста девяносто одного этажа ты перегинаешься через край крыши и смотришь вниз, на улицу, покрытую неровным ковром людей, стоящих и смотрящих вверх. Бьющееся стекло — это окно прямо под нами. Окно вылетает наружу, а вслед за ним вылетает несгораемый шкаф, огромный, как чёрный холодильник, прямо под нами несгораемый шкаф с шестью секциями словно капает с высокого лица здания, и эта капля медленно поворачивается, и эта капля становится всё меньше, пока не исчезает в толпе под нами.

Где-то, ста девяносто одним этажом ниже, космические обезьянки из Комитета «Вред» Проекта «Вывих» сходят с ума, разрушая каждый клочок истории.

Старая поговорка, о том, что ты всегда губишь тех, кого любишь, что ж, она работает в обе стороны.

С пистолетом, торчащим у тебя во рту и стволом у тебя между зубами, ты можешь говорить только гласными.

Мы отсчитываем наши последние десять минут.

Ещё одно окно вылетает наружу, и стекло словно рассеивается, рассыпаясь в стае-лебедином стиле, и затем дюйм за дюймом из глубины здания появляется тёмный дубовый стол, толкаемый членами Комитета «Вред», пока он не начинает крениться и съезжать от края до края в свой волшебный полёт, чтобы исчезнуть в толпе.

Здания Паркер-Моррис не будет здесь через девять минут. Если взять достаточно взбитого желатина и чем-нибудь обернуть несущие колонны, ты можешь завалить любое здание в мире. Только надо завернуть потуже и завалить мешками с песком, чтобы взрывная волна ударила по колоннам, а не ушла наружу, в стоянку для машин вокруг них.

Этого как-сделать-что-то нет ни в одном учебнике истории.

Существует три способа сделать напалм: Первый — ты можешь смешать равные части бензина и замороженного концентрата апельсинового сока. Второй — ты можешь смешать равные части бензина и диетической колы. Третий — ты можешь растворять в бензине толчёный кошачий помёт, пока смесь не загустеет.

Спросите меня, как приготовить нервно-паралитический газ. О-о, все эти сумасшедшие автомобильные бомбы.

Девять минут.

Здание Паркер-Моррис рухнет, весь сто девяносто один этаж, медленно, как дерево, падающее в лесу. Бревно. Ты можешь завалить что угодно. Довольно забавно осознавать, что место, в котором мы сейчас находимся, будет лишь точкой в небе.

Тайлер и я на краю крыши, пистолет у меня во рту, и мне интересно, насколько он чистый.

Мы совершенно забыли про все эти тайлеровские убийства-самоубийства, наблюдая, как другой несгораемый шкаф выскальзывает из здания, и секции выезжают из него прямо в воздухе, и стопки белой бумаги подхватываются и уносятся вдаль порывом ветра.

Восемь минут.

А затем дым, клубы дыма начинают валить из разбитых окон. Подрывная команда взорвёт первичный заряд где-то через восемь минут. Первичный заряд взорвёт основной заряд, тот вдребезги разнесёт несущие колонны, и серия фотографий здания Паркер-Моррис попадёт во все учебники истории.

Лонгитюдная серия из пяти фотографий. Вот здание стоит. Второй кадр, здание накренилось на угол в восемьдесят градусов. Затем угол в семьдесят градусов. На четвёртой фотографии, когда угол достигает сорока пяти градусов, верхушка здания отломалась и образовала с основой небольшую арку. И наконец, на последнем кадре, весь сто девяносто один этаж распластался, накрыв своей массой национальный музей — истинную мишень Тайлера.

— Это наш мир теперь, наш мир, — говорит Тайлер, — все эти доисторические люди мертвы.

Если бы я знал, чем всё это закончится, я был бы более чем счастлив быть мертвым и находиться на небесах прямо сейчас.

Семь минут.

На вершине здания Паркер-Моррис с пистолетом Тайлера у меня во рту. Пока столы, несгораемые шкафы и компьютеры метеорами пикируют вниз в толпу вокруг здания, и дым поднимается вверх из разбитых окон, и тремя кварталами ниже по улице подрывная команда смотрит на часы, я вдруг понимаю, что всё это: и пистолет, и анархия, и взрывчатка на самом деле из-за Марлы Зингер.

Шесть минут.

У нас здесь что-то вроде любовного треугольника. Я хочу Тайлера. Тайлер хочет Марлу. Марла хочет меня.

Я не хочу Марлу, а Тайлер не хочет чтобы я здесь околачивался, во всяком случае теперь. Это всё не из-за любви в смысле заботы. Это всё из-за собственности в смысле владения.

Без Марлы у Тайлера не будет ничего.

Пять минут.

Может быть мы станем легендами, может быть нет. Нет, говорю я, но подожди.

Где был бы Иисус, если бы никто не написал Евангелия?

Четыре минуты.

Я прижимаю ствол языком к щеке и говорю: «Ты хочешь стать легендой, Тайлер, мужик, я сделаю тебя легендой». Я был здесь с самого начала.

Я помню всё.

Три минуты.

2

Огромные руки Боба сомкнулись вокруг меня, и я оказался зажатым между его новыми потеющими сиськами, чудовищно обвисшими, из разряда тех, глядя на которые, думаешь, что Бог так же велик. Вокруг нас церковный подвал, заполненный мужчинами; мы встречаемся каждую ночь: это Арт, это Пол, это Боб; огромные плечи Боба вызывают у меня мысли о горизонте. Жирные светлые волосы Боба — то, что ты получишь, пользуясь кремом для волос, который называется лепным муссом, настолько жирные и светлые, и настолько ровные пряди.