Яшико Сагамори - «Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам» — 2

• Название: «Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам» — 2
• Автор: Яшико Сагамори
• Жанр: Публицистика

Яшико Сагамори — журналист, постоянный автор еженедельников «Новое русское слово» и «Форвертс», пишущий главным образом о проблемах Ближнего Востока. Наряду с известным американским политологом, журналистом и исследователем Дэниэлом Пайпсом, Яшико Сагамори защищает достаточно консервативный и в то же время рациональный, взвешенный подход к теме ближневосточного конфликта. В настоящий сборник вошли статьи за 2005 и 2006 годы.

---

Кто-нибудь из детей скажет:

— Потому что они нас ненавидят?

— Но за что же им нас ненавидеть, если мы никогда не совершили того зла, которое нам приписывают? И почему мы так и не научились отвечать ненавистью на убийственную ненависть к нам?

На мгновение в комнате станет очень тихо. Так тихо, что, задержав дыхание, вы сможете услышать, как плачут души гоев, погибших в устроенной ими Катастрофе.

И тогда самый старший из присутствующих, выдержав паузу, радостно воскликнет:

— Поздравляю вас с Днем Освенцима! Желаю успехов в труде и счастья в личной жизни!

«Кавказские пленники» и Катастрофа

Чего больше всего боятся арабы?

Некоторые новости звучат, как читательские письма в редакцию журнала «Penthouse». Благодаря свободе печати, нам представился случай заглянуть в камеры пыток на Гитмо — базе ВМС США, находящейся в заливе Гуантанамо на Кубе. Творящиеся там ужасы описаны (невероятно суконным языком и почти без запятых) в статье корреспонта «Associated Press» Пейзли Доддс и со вкусом пересказаны в колонке Морин Дауд в «New York Times» от 30 января. У меня нет выбора, кроме как процитировать отрывки из статьи «Associated Press».

Женщина, работающая на базе по контракту [лимитчица? — З.Л.], использовала для ночных допросов заключенных-мусульман наряд, состоящий из миниюбки, минитрусиков и лифчика.

Это ли не ужасно? То ли еще будет. Вот как злодейка пытала саудовца, который с целью, которую нам всем очень хотелось бы узнать, учился летать в Аризоне незадолго до 9/11.

…она сняла китель, под которым оказалась тесная тенниска, и принялась дразнить заключенного, то гладя себя по груди, то прижимаясь грудью к его спине, смеясь при этом над его очевидной эрекцией.

Своими издевательствами лимитчица наносила удар сразу по двум уязвимым точкам несчастного заключенного. Во-первых, ни один порядочный араб не может не потерять уважения к себе, когда американка делится с ним своими впечатлениями о его половых органах. По какой-то непонятной причине арабы плохо переносят сравнение с другими мужчинами. Отсюда-то пошли и паранджа, и варварское обрезание, которому подвергаются их девушки-подростки. А, во-вторых, разве она не знала, что правоверным мусульманам эрекция разрешена, только когда они думают о смерти и райских гуриях, которые, вопреки всем заверениям мулл и имамов, не встретят их у райских ворот? Похоже однако, что не все мусульмане целомудрены до такой высокой степени.

Вскоре после того, как преступления американской военщины в тюрьме Абу Граиб стали достоянием общественности, в «New York Times» появилась статья, в которой, среди прочих интересных вещей, был описан такой эпизод. Американские тюремщики приказали нескольким заключенным выйти из камер, раздеться догола и на виду у всех заняться онанизмом. Заключенным пришлось подчиниться. Попробуйте вообразить эту сцену. Группа стоящих в ряд обнаженных заключенных, безжалостно выставленных напоказ как перед тюремшиками, среди которых были и мужчины и женщины, так и перед десятками других заключенных, глядящих на это из своих камер. Эта сцена имела мало общего не только с медвежьей шкурой, небрежно брошенной на пол перед пылающим камином, но даже с сортиром на одно посадочное место, где под раковиной заныкан потрепанный неприличный журнал. И тем не менее, один из заключенных, несмотря на суровость условий, в которых ему приходилось трудиться, с невероятной быстротой достиг блаженства и не смог остановиться, когда ему это было приказано. (Не знаю почему, но он не был наказан за неподчинение.) Вот с какими крутыми парнями нам приходится иметь дело в Ираке.

Но давайте вернемся в Гитмо, где события развиваются своим чередом.

Пленный поднял голову и плюнул ей в лицо…

Следовательница вышла из комнаты и спросила у мусульманина-переводчика, что она может сделать, чтобы заключенный не мог искать поддержки у своего бога. Переводчик порекомендовал ей сказать заключенному, что у нее менструация, прикоснуться к нему, а затем отключить воду в его камере, чтобы он не мог помыться.

Строгая интерпретация мусульманских законов запрещает мужчине прикасаться к женщине, которая не является его женой или близкой родственницей. Во время менструации любая женщина считается нечистой, и ее нечистота передается любому мужчине, который к ней прикоснется. Нечистому мужчите запрещено молиться. План следовательницы состоял в том, чтобы сделать пленного нечистым, чтобы он не мог молить аллаха о поддержке.

…Чтобы обмануть пленного, следовательница воспользовалась красными чернилами…

…Она обошла вокруг пленного, засунув руки внутрь своих штанов… Встав перед ним, она вынула руку из штанов, давая ему возможность увидеть, что ее рука измазана чем-то красным.

— Кто послал тебя в Аризону? — спросила она.

Пленный ответил ей взглядом, полным жгучей ненависти.

Тогда она размазала чернила по его лицу. Он пронзительно закричал, плюнул в нее и рванулся вперед с такой силой, что выдернул из стены цепь, которой были скованы его ноги.

Он заплакал, как ребенок… Следовательница сказала:

— Я велела отключить воду в твоей камере. Приятных сновидений, — и вышла из комнаты.

Я должна заметить, что у меня (а, скорее всего, и у вас) есть знакомые, которые охотно заплатили бы, чтобы хоть на пару часов оказаться на месте этого саудовского пленника, вместе с цепями, красными чернилами и всем остальным. Если вы назовете их извращенцами, я не стану спорить. Не забывайте однако, что в отличие от нашего недоучившегося Мимино, они никогда не мечтали вскарабкаться в рай по горе трупов. Так что их извращение — не самое страшное.

Серьезно же говоря, я не вижу пыток в описанной сцене. Я вижу дикаря, которого душат его собственные предрассудки, и профессионального следователя, использующего эти предрассудки, чтобы получить от пленного информацию, которая может спасти жизнь огромному числу людей, включая нас с вами. Я подозреваю, что после каждого такого допроса наша «лимитчица» долго отмывается под очень горячим душем. А, может быть, и нет. Как бы то ни было, ее подопечный пережил все выпавшие ему на долю испытания и охотно поведал о них миру и прессе. Правда, доказать он ничего не смог бы, поскольку адские пытки, которым он подвергался, не оставили на нем не только шрамов, но даже синяков. Я подозреваю, что, вспоминая его взволнованный рассказ, некоторые из его друзей испытывают потребность торопливо уединиться, чтобы не утешать себя на людях, как чрезмерно пылкий заключенный Абу Граиб.

Даже если все, что написано в статье, правда, я все равно не вижу в действиях следователя ничего предосудительного. Каждый следователь использует слабости подследственного, чтобы получить от него нужную информацию. Как ясно следует из приведенного выше примера, мусульманство в такой ситуации представляет собой несомненную слабость.

Тут кто-нибудь неизбежно должен спросить меня, согласилась ли бы я работать следователем в Гитмо. Ни за что. Я также не согласилась бы работать библиотекарем, медсестрой или губернатором Нью-Йорка. Следует ли отсюда какой-нибудь осмысленный вывод в пользу несчастных пленных террористов? Уверяю вас, что нет.

Но что произойдет, если участники вышеописанного действа поменяются ролями?

Во время первой войны в Ираке там разбился американский вертолет, и иракцы захватили в плен всех, кто при этом не погиб. В конце концов они все были освобождены. Среди них была женщина-врач в чине, если не ошибаюсь, полковника, у которой в результате аварии были сломаны обе ноги. Двое иракских солдат связали ей руки и бросили ее в кузов грузовика. Пока один из них рулил, второй никогда не мытыми руками копался у пленной в штанах. Потом они поменялись. Это был не допрос; солдаты просто развлекались.

По возвращении домой, она дала «New York Times» интервью, в котором описала этот эпизод точными, стерильными фразами. Репортер пришел в ужас от ее рассказа. Безупречный профессионализм ее ответа превратил мое уважение к ней в восхищение. Вот, что она сказала:

— Действия иракских солдат не представляли непосредственной угрозы моей жизни и не причиняли мне невыносимой боли.

Мне любопытно, как эти солдаты умудрились нарушить мусульманский запрет на физические контакты с женщинами за пределами своей семьи и при этом не нанести себе неизлечимой прихологической травмы. Почему они не пожаловались на пытки от (связанных) рук военврачихи со сломанными ногами? Мне в голову приходят три возможных объяснения. Во-первых, возможно, что солдаты были близнецами, ошибочно принявшими полковника за свою младшую сестру. Во-вторых, эти два солдата вполне могли оказаться израильскими шпионами. А в третьих, есть вероятность, что наша интерпретация запрета на контакт с чужими женщинами ошибочна. У нас порой случаются проколы в интерпретации мусульманских догм; без таких проколов никому в голову не пришло бы назвать ислам религией мира и любви. Возможно, это табу действует по-разному, в зависимости от того, кто командует парадом. Приключения врачихи-полковника иллюстрируют правила, установленные Кораном для правоверного мужчины, во власти которого находится женщина-немусульманка. Поскольку ситуация, когда мужчина-мусульманин оказывается во власти женщины-немусульманки, Кораном не предусмотрена, приходится торопливо притягивать за уши другие, гораздо менее эффективные параграфы шариата. Вот почему все, что остается на долю правоверного, угодившего в Гитмо, это уподобиться бешеному животному, каковым он являлся и до того, как его поймали. Вот, какая психотерапия. В смысле терапия психа.