А. Сахаров (редактор) - Петр Великий (Том 2)

• Название: Петр Великий (Том 2)
• Автор: А. Сахаров (редактор)
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-056-X

В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.

---

Фомка не выдержал наконец и схватил батог:

– Молви же хоть словечко! – почти молитвенно вырвалось у него – Молви же! – И изо всей мочи полоснул полковника по пяте.

Избиваемый исподлобья поглядел на стрельца.

– Добро. Уважу А глагол мой таков: убей, а не попусти чтобы полковник издёву терпел от тебя, кутёнка поганого!

– А, изволь! – чувствуя, как мутится от оскорбления рассудок, крикнул Фомка и впился всеми пальцами в рукоятку бердыша.

Товарищи дружески оттеснили его:

– Поприбереги гостинчик. Не время ещё.

На площади, перекидываясь весёлыми шутками, разгуливали хозяевами работные люди, гулящие, крестьяне, кое-какие холопи и староверческие «пророки».

Несмотря на голод, мучивший их с утра, они чувствовали себя отлично. Для такой диковинной, небывалой потехи, которую выпало на их долю увидеть в тот день, стоило поголодать, позабыть суетные обычные заботы свои о корке хлеба и пустых непросоленных щах.

– Статочное ль дело! – восхищённо, с кичливою гордостью причмокивали они. – Пол-ков-ни-ки на правеже! Да по чьему хотенью? По стре-лец-ко-му!

Обугленными корягами чернели ноги колодников, не выдерживали уже тяжести господарского тела, вихлялись из стороны в сторону, подкашивались. Каты, помогавшие стрельцам, заботливо трудились подле избиваемых, накрепко прикручивали их к вкопанным в землю столбам.

– Так-то, милостивцы, гораздей вам будет. Хоть пущай убивают, а вы в ноженьки не упадёте. Гораздо держат вас путы.

– Не давит ли? – ядовито ухмылялись стрельцы. – А казной не давился стрелецкой? У-у, вор!

Правёж прекратился, вопреки обычаю, не к минуте, когда заблаговестили перед чтением Евангелия в церквах, а далеко за полдень.

Узники не выдержали нечеловеческих пыток, покаялись в воровстве и внесли в круг утаённое жалованье. Родичи развезли их в тележках по домам.

Когда правёж прекратился, Фомка от нечего делать побрёл по городу. В Листах он встретил случайно Родимицу. Она шла с каким-то гулящим и весело судачила с ним.

Стрельца почему-то передёрнуло. Непонятная злоба охватила его.

Федора не раз видела Фомку. Молодой стрелец, видимо, был ей по мыслям, и она обрадовалась случаю ближе познакомиться с ним.

– Прохлаждаешься, Аника-воин? – шлёпнула она Фомку о животу и не то с оттенком насмешки, не то заигрывающе улыбнулась ему.

Рассмеялся и гулящий.

Фомка вспыхнул и, не отдавая себе отчёта, ткнул спутника Федоры в грудь кулаком.

Предвкушая потеху, прохожие остановились подле окрысившихся друг на друга стрельца и гулящего.

Подзадоренный науськиваниями, Фомка пригнул по-бычьи голову и ринулся на противника. Но Родимица не допустила до драки. Одного её слова, произнесённого с полным спокойствием, было достаточно для того, чтобы враги немедленно разошлись в разные стороны.

Постояв мгновение, Федора окликнула стрельца и увела его с собой.

Прохожие разочарованно пошли своею дорогою.

– Из-за бабы сцепились, – бросил кто-то вдогонку гулящему, – да по бабьему же веленью враз и прокисли!

– А тот, воин-то, – подмигнули с другой стороны улицы, – так и норовит с бердышом и сапогами под подол мырнуть! Штучка!

– И то сказать! – облизнулся сидевший на перекрёстке сапожник. – Баба – что печка! Медовая баба!

Фомка, потупившись, виновато шагал за постельницей. Свернув в переулок, Родимица остановилась и, сложив горсточкой пальцы, приподняла за подбородок голову стрельца:

– А не обскажешь ли, паренёк, чем изобидел тебя гулящий?

Растерявшийся от неожиданного вопроса, Фомка хотел было придумать что-либо в своё оправдание, но, встретившись с лукавым и точно постигшим истинную сущность его поведения взглядом, вдруг зарделся весь и позорно, как мальчишка, побежал прочь от Родимицы.

Глава 13 «НЫНЕ ВСЕ ОБРАЗУЕТСЯ»

Не верила Наталья Кирилловна в силы ближних своих. Чувствовала, что не устоять им перед кознями Милославских да перед бунтующими стрельцами. Только и заботы было у её сторонников и родичей, что заниматься пирами да жаловать друг друга поместьями, крестьянами и чинами.

– Нет, не бывать добру! – кручинно вздыхала она, оставаясь с сыном наедине. – Изведут нас с тобой, Петрушенька, злые люди. – И, смахивая слёзы, прижимала стареющее, но всё ещё красивое лицо к груди Петра.

Царь терпеливо выслушивал мать и каждый раз повторял неизменно своё:

– Уйдём отселе… Пущай их давятся и венцом тем царёвым, коль опричь туги ничего от венца сего не зрим.

Наталья Кирилловна грустно покачивала головой и отмалчивалась.

Как-то утром царица пришла к сыну необычайно возбуждённая и радостная.

– Ныне всё образуется! – сочно поцеловала она Петра. – Всё ныне сбудется, мой соколик, как я замыслю. Ибо жалует к нам из ссылки Артамон Сергеевич Матвеев. Ужо он покажет стрельцам крамолу! Порадует!

В избытке чувств она попыталась поднять Петра, но тут же отказалась от этой мысли и тяжело опустилась на лавку.

– А и громоздок же ты, к добру будь сказано, соколик мой! Весь в Нарышкиных!

Царь заложил за спину руки и тряхнул кудрями.

– Сунься-ко, матушка! Единым перстом расшибу!

Мрачная, как пророчества расколоучителей, сидела Софья в своей светлице. На полу, выдёргивая волос за волосом с головы покорной карлицы, раскачивалась во все стороны Родимица. Облокотившись о подоконник, надоедливо барабанил кулаком по слюде Иван Михайлович.

– Не чаял! – прошепелявил после долгого молчания Милославский. – Не чаял я живым узреть Артамона. Царевна зло ударила ногой карлицу, не выдержавшую наконец и вскрикнувшую от боли.

– Пшла отсель, гадина! – И исподлобья поглядела на постельницу: – Всё ты потехами богопротивными тешишься!

На четвереньках, смешно откидывая ноги, прикудахтывая, карлица торопливо выползла в сени. Федора точно не слышала замечания – закинув за голову руки, она принялась напевать какую-то уличную вольную песенку.

Милославский резко повернулся к племяннице.

– Повели примолкнуть постельнице! Распустилася больно! Словно бы не в твоей светлице, а в корчме какой песню играет! Завыла псом!

Федора ехидно ухмыльнулась.

– Не псом, боярин, а сукою… чтоб позабавить кобелей беззубых да лысых.

Софья невольно расхохоталась.

– И языката ж казачка моя! Не займай её лучше!

В другое время Милославский тут же, на глазах у царевны, жестоко проучил бы Родимицу за дерзость, но в то утро ему было не до того. Все помыслы его были сосредоточены на Матвееве. Приезд боярина поразил его как громом. Он был уверен, что подосланные людишки сумеют найти удобную минуту, чтобы убить Артамона Сергеевича: всё было так строго рассчитано и предусмотрено, и вдруг вместо гроба с покойником Москва увидела снова живого Матвеева.

Федора придвинулась к царевне.

– Пошто кручинишься, царевна моя, в толк не возьму я? Неужто же на Москве люди не помирают? – И, поманив пальцем боярина, привстала на колено. – Есть тут в полку грибоедовском юный стрелец, Фомкою прозывается. И вот, как перед истинным, реку: по единому гласу моему не токмо Матвеева, всю Москву перепорет.

– Фомка? – переспросил Милославский, обдавая постельницу полным ревности взглядом.

– Ну да же, Фомка. Племянник Кузькин.

– Плюгавец тот? – облегчённо вздохнул Иван Михайлович, вспомнив Фомку, и молодцевато отставил грудь.

– Кому плюгавец, а кому орёл степовой! – с нарочитым восхищением, чтобы подразнить боярина, закатила глаза Федора.

Софья щёлкнула Родимицу по лбу.

– Будет болтать. Толком обсказывай!

И с напряжённым вниманием принялась выслушивать ставшую вдруг серьёзной постельницу.

Прямо от заставы Артамон Сергеевич свернул в свою усадьбу. У ворот его встретили сын и ветхий старичок, стремянный Фрол.

Сердце Матвеева дрогнуло при встрече с ближними, которых не видел он несколько лет. Он стиснул зубы и скрыл морщинистое серое лицо своё в седом помеле бороды. На спине сутулинки, синий кафтан забороздила густая рябь складок.

«Плачет!» – заморгал слезливо стремянный и припал к сухой руке господаря.

Андрей не знал, куда девать себя. Первым желаньем его было броситься на шею к отцу и зареветь на всю усадьбу. Но он не сделал этого, через силу сдержался, вовремя вспомнив о государе. «Гоже ли, – укололо в мозгу, – старшому в Петровом полку бабою объявиться? Что в те поры полковник молвит?» – И отвесил отцу степенный поклон.

– Добро пожаловать, родитель мой!

– А и вырос же ты, Андрейка, – дрогнувшим голосом заметил боярин, протягивая сыну руку для поцелуя…

Артамон Сергеевич недолго оставался в разграбленных своих хороминах. Походил по библиотеке, повздыхал над изодранными остатками дорогих латинских книг, потом зашаркал в угловой терем. Ещё у входа пахнуло на него плесенью и запустением. Мышиный выводок, никогда дотоле не видавший людей, любопытно притаился у края мраморной колонны. Из норки высунулась насторожённая мордочка перепуганной самки. Острый предупреждающий писк резнул терем. Выводок метнулся к углу, исчез в чёрном провале подполья. Снова сомкнулась тишина, стала как бы глуше и безнадёжней. Строже насупились заплесневелые лики икон. Из узенькой щели зорко следили за каждым шагом людей две злобные искорки мышиных зрачков.