Елена Сазанович - Смертоносная чаша [Все дурное ночи]

• Название: Смертоносная чаша [Все дурное ночи]
• Автор: Елена Сазанович
• Жанр: Детектив
• Год: 2002

Впервые опубликован в литературном журнале "Юность" ( 1996 г ., № 4, 5, 6) под названием «Все дурное в ночи». В этом же году вышел отдельной книгой «Смертоносная чаша» (серия "Современный российский детектив") в издательстве "Локид", Москва.

---

– Туши! – крикнула Вася, пытаясь перекричать пронзительный звон. – Свою свечу туши!

Я по инерции вскочил со стула. И изо всей силы стал дуть на мерцающий огонек. Зал погрузился во мрак. Удары колокола прекратились. И наступила жуткая тишина, какая, наверное, бывает только в могиле. Легкая дрожь пробежала по моему телу. Казалось, вокруг никто даже не дышал. И я, поддавшись настроению толпы, сидел, не шелохнувшись и задержав дыхание.

Наконец сцену осветили прожектора, и от внезапной яркости, режущей глаз, я зажмурился. Очнувшись, увидел великолепные декорации – при всем своем немалом профессиональном опыте я такой красоты еще не встречал. Пожалуй, мастерам нашей сцены следовало бы здесь поучиться, как воздействовать на психику и разум зрителя.

Прежде всего меня поразила достоверность увиденного. Пышный цветущий сад. Деревья с крупными сочными плодами. Трава, перемешанная с бутонами цветов. Ажурная беседка. Легкие подвесные качели. Низкое голубое небо. Все это было вполне реально, максимально приближено к натуре. И в то же время все элементы декораций выкрашены в очень яркие, слепящие цвета. Как в японских кинофильмах. Одновременно же они были расплывчаты, переходили один в другой, словно воспринимались человеком с плохим зрением. Мне это напомнило сны. Болезненные мистические сны, после которых просыпаешься разбитым, с тяжелым чувством утраты прошлого и нелюбви к настоящему. И с неверием в будущее. После таких снов всегда хочется плакать. Потому что они недосягаемы. Мгновенны. И неразгадываемы. Это были сны неуравновешенного человека с воспаленной психикой и больной совестью. Я уверен, похожие сны снятся многим из присутствующих. Эти сны были о невозможном – о счастье. Потому что счастье – это не то, что случается с нами на земле. Это – по-восточному яркие и в то же время расплывчатые цвета. Это – фосфоресцирующая зелень. Налитые золотом плоды. Ослепительной белизны беседка. Легкие, летящие на ветру качели. И иссиня-голубое небо над головой.

Вне всяких сомнений, перед нами предстал райский сад. Сад, куда бы мечтал попасть каждый, не желающий больше оставаться в этом захламленном, прокуренном городе, слышать визги автомобилей и крики раздраженных прохожих, хлюпать по грязным лужам и задавать один и тот же вопрос: зачем я живу?

Вдруг послышался шум крыльев. И на сцену влетела птичья стая с пестрым, ярким оперением. Птицы разлетелись по сцене и опустились на деревья, распевая звонкие, веселые песни. А на фосфоресцирующей траве показались павлины, гордо несущие свои золотистые головы и лениво поводящие своими фиолетовыми хвостами. Представление начиналось. И, видит Бог, я хотел в нем участвовать.

Я всем сердцем погрузился в это райское зрелище. Сладко пели птицы. Играл на свирели молоденький златокудрый пастушок. Влюбленные целовались в ажурной беседке. Босоногие красавицы в расшитых холщовых платьях составляли причудливые букеты. И мускулистые парни в свободных рубахах собирали в плетеные корзины налитые золотом плоды. А в самом центре раскачивалась на серебряных качелях очаровательная женщина. Ее густые черные волосы касались колен. Огромные черные глаза блестели. Дугообразные черные брови выделялись на чуть бледном лице. Белоснежное длинное платье развевалось на ветру, слегка приоткрывая стройные ноги. Ее губы были алы. Изящные ручки вязали белое кружево. И на манящих коленях лежала золотая коса. Эта женщина казалась воплощением любви, мечты, покоя, счастья. При виде ее я уже не сморщился, как в первый раз, когда похожее изображение увидел на двери клуба. Напротив, затаив дыхание, я любовался этим совершенством, настолько желанным, насколько и доступным. Но в моей голове все-таки успела проскользнуть мысль, что я любуюсь не чем иным, как смертью, и желаю не что иное, как смерть. Черт побери! Если она и в самом деле так прекрасна и так прекрасно то, что ее окружает, я ни на секунду не пожалею расстаться с этой издерганной, озлобленной и грязной блудницей – жизнью. В моем воображении она уже выглядела именно такой. И я ее уже почти ненавидел.

А красавица чистюля Смерть запела в это время невинным голоском. О том, что она несет с собой. Ее песенка была ненавязчива, но убедительно призывала к себе, притягивала. Милашка с золотой косой пела о свободе, которую может принести только она. О счастье, которое может подарить только она. О гармонии, которую может дать только она. С особенной грустью она пела о жизни – об этом черновике, исписанном неровным почерком, с бесконечными ошибками. О том, что, как бы совесть человека ни была запачкана, эта красавица, черноокая и чернобровая, может избавить его ото всех ошибок, разочарований и бед. И только она поможет попасть человеку в этот райский уголок. А других мест после жизни не бывает. Потому что единственное, что объединяет судьбы людей, – это страдание в жизни и обязательное счастье после нее. Так что спешите осчастливить себя! И вы никогда об этом не пожалеете. В общем, бледнолицая умница с алыми пухлыми губами претендовала на роль самого господа Бога.

Во время спектакля во мне ни на секунду не шевельнулась ирония. Я так же завороженно, как все зрители, наблюдал это зрелище, ослепленный его красотой. В нем было много напыщенного, слащавого, фальшивого. И сюжет далеко не нов. И фразы не очень умны. И игра актеров не настолько уж профессиональна. В происходящее нельзя было верить. Но не верить в него тоже было невозможно. И я верил вместе со всеми. И во все. Это напоминало массовый гипноз, во время которого известные в прошлом актеры, певцы и художники становились почти неузнаваемыми.

И только когда потухли огни рампы и прожектора и вспыхнули свечи над столиками, я очнулся. И тряхнул головой, словно после очень грустного, но милого сна. К моему удивлению, шквала аплодисментов не было. Хотя, без сомнений, зрелище этого заслуживало.

– Здесь не принято хлопать, – ответил на мои мысли Вано. – Считается дурным тоном. К тому же это ведь не спектакль, разве нет? Спектакль – это мы. Жалкие геройчики жалкой пьески под жалким названием – жизнь.

– М-да, – неопределенно протянул я, мысленно все еще пребывая там, в сладком раю.

Но постепенно моя голова прояснялась. Может, врожденные цинизм и упрямство не давали мне надолго оставаться во власти только что увиденных иллюзий. Я попытался трезво во всем разобраться. Теперь стало вполне понятно, что завсегдатаи клуба могут запросто покинуть эту презренную жизнь. Главное – поверить в другую. Хотя одной веры мало. Тут, скорее, нужен фанатизм. Или… Или просто гипноз…

После этого представления мы с товарищами еще обменялись парочкой незначительных фраз, и я поспешил уйти. Мне нужно было время все основательно переварить. И хорошенько обдумать. Я направился домой. Конечно, моя душа жаждала лучшего прибежища. Но выбора не было. Главное – я решил ничего не рассказывать Оксане. Я не хотел ее слез, ее жалости, ее попыток отговорить от опрометчивого шага.

Моя жена отворила дверь сразу после звонка. Она не спала. Она, как всегда, меня ждала.

– Ники, ты вернулся? Я так рада. Все хорошо?

И я, поддаваясь ее расслабляющему голосу, ответил:

– Да, Оксана, я вернулся. Но ничего хорошего.

Она попыталась обнять меня. Но я отпрянул.

– Не надо, Оксана. Мне, правда, плохо.

– Правда? – переспросила она, не поинтересовавшись, где я был. Она почти избавилась от такой дурной привычки.

И я, прокручивая в мозгу этот вечер, по сути бездарный и жалкий, попытался как можно ласковее сказать:

– Оксана! Милая моя Оксана! Иди спать. Иди! Я хочу побыть один, понимаешь?

Она понимала. В ее светлых умных глазах промелькнула тревога. Но она, не возразив, вышла из комнаты. Я остался один. Мысли путались. Видимо, мне необходимо было с кем-нибудь поделиться пережитым в этот вечер. И доверить это можно было только другу. Как ни странно, друг у меня оказался один. Лядов. И я ему тотчас позвонил.

– Привет! – как можно беззаботней дыхнул я в трубку, сделав вид, что мы с ним в этой жизни только и делаем, что перезваниваемся по ночам.

Лядов не удивился.

– Привет, – ответил он, правда, зевнув для приличия.

– Приезжай, Лядов, – сказал я ему. – Приезжай! Я расскажу тебе, как здорово все-таки не жить.

Он еще раз зевнул. И ответил:

– Ты это серьезно, Ники? Мне, например, и без твоих басен не так уж плохо живется.

– Я знаю. Вот поэтому приезжай. – И, не дав ему шанса на отказ, бросил трубку.

Он приехал. И я так искренне обрадовался его появлению, пожалуй, впервые за наше многолетнее знакомство. У меня была бутылка водки, которую я купил по дороге домой. Как бы в отместку изысканному вину. Я решил, что кстати будет отметить именно с Лядовым мой сегодняшний визит в «КОСА». Лядов с этого вечера стал для меня чуть ли не крестным отцом.

– Проходи, Вовка. – Я пропустил его вперед.

Сделав пару шагов, он застыл на месте. Потому что из спальни вышла Оксана. Я заметил, он чуть покраснел. И пробурчал что-то непонятное, типа: