Сан-Антонио - Стендинг или правила приличия по Берюрье

• Название: Стендинг или правила приличия по Берюрье
• Автор: Сан-Антонио
• Издательство: Цитадель
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2004

---

Так вот, сидим мы такой веселой компанией, и тут приходит наша домработница. Ее фамилия Согреню, буквально Нескладуха, кажется, я вам о ней уже рассказывал в своем последнем шедевре. Она похожа на обезвоженный гриб-сморчок. За всю свою разнесчастную жизнь она пролила столько слез, что нет ничего удивительного в том, что она такая иссохшая. Она пережила столько огорчений, неприятностей, унижений, что из них можно составить целую коллекцию! Поскольку моя матушка всегда ей сочувствует, это поддерживает ее в странствиях по долине слез. Они плачут вдвоем, поровну принимая на себя бремя очередной неприятности тетушки Согреню. А их у нее хватает. То ее муж сломал руку, то ее сын-черноблузник измывается над ней, то ее дочка понесла от одного джентльмена, напичканного гонококками, то ее кота раздавило машиной, то ее певчая канарейка почила в бозе на просе, на которое так трудно заработать. Совсем недавно ей нанес визит судебный исполнитель по поводу непогашения долга за купленный в рассрочку телевизор, а потом пришел парень из магазина электробытовых товаров и забрал криминальный телевизор, потому что ему надоело возиться с возвращаемыми ему неоплаченными векселями. Для дамы Согреню это был страшный удар, прямо под ложечку — ведь она лишилась возможности видеть своего любимого телекомментатора Леона Зитрона. И теперь вечерами, возвращаясь домой, она вынуждена подпирать витрину магазина «Фея света», где одновременно работает дюжина телевизоров. Разве это плохо, видеть сразу дюжину Зитронов? Это как-то успокаивает. К тому же Леон вполне заслуживает того, что его круглая физиономия тиражируется на многих экранах. Поэтому, когда она приходит к вам подтирать заднее место наших кастрюль, она тут же врубает телек. Стоило Фелиции разрешить ей это один раз, как это стало автоматическим. "Голос ее повелителя — наша любимая передача, поэтому мы ничем не рискуем, правда?

Сегодня она тоже не упускает своего. Едва скинув черный платок, она врубает телек на всю мощь. Телевизор стоит в столовой, и старуха оставляет двери открытыми, чтобы было видно с кухни. Она не гордая, может и постоять. И встает в дверях. С нашего стола нам видно только ее обвисший, как паштет Маркони, зад. Фелиция на ушко извиняется за нее перед Матиасом, которого этот поступок мог, мягко говоря, удивить. Но тот все прекрасно понимает. Он тоже фанатик малого экрана. «Мы ведем прямую передачу из…» — его страсть. Мой друг Матиас всегда любил болезни, особенно скрытые, которые трудно обнаружить. Такие, которые начинаются с пустяковины вроде мигрени или безобидных прыщей. Вначале они поднимают лапки перед аспирином, эти негодницы, но потом восстанавливают силы, и в один прекрасный день человек в белом халате показывает вам клочок мяса по телеку, сопровождая показ комментариями, в которых, похоже, прекрасно разбирается и ведущий передачи «Здоровье» г-н Лалу.

Будет жалко, если Рыжего пришлепнет его таинственный убийца. В глубине души он мечтает о том, хотя наверняка побоится признаться в этом, чтобы окочуриться от какой-нибудь совершенно новой болезни, которую назовут «болезнь Матиаса».

Он представляет, как его печень, его селезенку, его детородный аппарат или меха его легких снимают на цветную фотографию и выпускают в виде буклета. Каждый орган имеет какой-нибудь неизвестный нарост или причудливой формы каверну. Стрелками обозначены очаги, поражения, а сопроводительные надписи поясняют, что с ним произошло, как он отбросил копыта, причины и следствия, симптомы и риск заражения. Сколько бы ни говорили о том, что человечество за всю историю своего существования уже примерило на себе саван всех, каких только возможно смертельных болезней, Матиас тем не менее надеется откопать новую. И тогда все медицинские светила будут брошены на ее изучение. Да, он с превеликим удовольствием отдал бы свою бренную плоть на растерзание неопознанному вирусу, дьявольскому микробу, занесенному с планеты Марс. Он страстно хотел бы, чтобы его клетки поразили всех своей экстравагантностью, а его органы изумили своей патологией. И уж подавно он был бы на вершине блаженства, если бы его селезенка стала вырабатывать ртуть, например, а печень — амбру, как кишечник кашалотов. Короче говоря, он страстно желал стать Случаем, случаем настоящим, к которому не пропадет интерес до самой смерти, и который будет разобран по косточкам во имя спасения обеспокоенного человечества. Да, надо признать, что телевидение действительно открывает все двери. А также дает возможность нести всякий бред относительно своего довольства и своего недовольства. Благодаря 819 строкам развертки экрана сейчас можно умирать в соответствии со своими наклонностями и способностями. Никто не сможет переоценить ту пользу, которую принес Лалу, перенеся операционные в ваши квартиры и сделав вашими приятелями профессоров медицины с пальцами гитаристов, которые прогуливаются ими в вашем мозжечке или в вашей требухе, как в городском саду.

В данный момент ТВ передает не программу «Здоровье». В эфире информационная программа, в которой рассказывается о железнодорожной катастрофе. Покойный машинист, естественно, — отец шести детей: можно подумать, что для управления желдора этот пункт является основополагающим при наборе на работу людей этой тяжелой профессии.

Тем не менее этот факт выжимает из мамаши Согреню последние оставшиеся слезинки. Она не эгоистка и не оставляет влагу про запас на случай своих будущих передряг, она изливает ее остатки на алтарь сообщества. Великая гражданка в своем женском роде! Крушение на железной дороге придает ей смелости. Она покидает проем двери и устремляется по коридору прямо к телеящику, чтобы быть ближе к месту событий, и без всякого стеснения взирает на катастрофическую сцену. Она жалуется, что ей плохо видно без очков. Вчера вечером ее благоверный приперся в дупель пьяный и, когда они сели за стол полакомиться рыбой фиш, взял да и выкинул очки в окно. Гестаповские манеры, вы не находите? Маман признает, что да. Тогда Согреню начинает вещать синхронно с ящиком. От крушения она перекидывает мосточек к своим невзгодам. Ее законтропунктило. Согреню выливает на нас, брызгая беловатой слюной, ведро своих драм за неделю: соседка сверху вывалила помойное ведро на ее половичок, затем Жюльен (ее муженек) полаялся с консьержкой по поводу ватерклозета, лохань которого треснула так давно, что запах г… стал уже родным в их квартире. И еще всякую всячину, и все это жалобным голосом, и с пеной в уголках рта. На днях она собирается пойти в полицейский участок пожаловаться на сына. Для матери это тяжело, но раз он оказался таким подлецом, то нужно переступить через материнские чувства, правда? А иначе, что же это за мораль, видите ли? Все соглашаются. Раз он не уважает свою мать, пусть посидит в тюряге, ему это пойдет только на пользу, ее Морису. Не говоря уж о том, что он везде шмонается с велосипедной цепью в кармане, которая ух никак не может служить ему носовым платком.

«Спикер» меняет пластинку. Он говорит, что какой-то мюлокосос, только что достигший половой зрелости, выбросился со второго этажа Эйфелевой башни. Мамаша Согреню моментально переключается и тут же приходит к выводу, что эта башня представляет опасность для общества, что. необходимо принять меры и что на «их» месте она бы разрушила ее без всяких проволочек. Диктор прерывает ее и сообщает такое, от чего затрещала шевелюра Рыжего: он даже перестал пережевывать пишу. В высшей шкале Сен-Сир — на Золотой Горе произошел новый случай самоубийства. Это что, эпидемия? Вчера вечером, один из слушателей, офицер полиции Бардан, отравился стрихнином в своей комнате. И не оставил никакой записки.

— Вы слышали? — лепечет Матиас.

— Рыжий становится мертвенно-бледным. Зрелище производит впечатление: на его лице живыми кажутся только веснушки, а само лицо напоминает подмаргивающий своими звездами млечный путь в миниатюре.

— Ты знаешь этого Бардана? — задаю я вопрос. Матиас пожимает плечами.

— У меня более двухсот слушателей, а я приступил к исполнению обязанностей только полмесяца назад, господин комиссар.

В присутствии Фелиции мы воздерживаемся от комментариев, но, проглотив перевернутые вверх низом сливки, мы, не теряя ни минуты, отправляется в Контору. Мамав расстроена нашим поспешным уходом из-за того, что мы не выпили мокко, которое остается на ее балансе. Я объясняю ей, что нам нужно решить важные дела.

Она все понимает, но продолжает оплакивать наш внезапный уход.

Кофе — не кислые щи, его не разогреешь!

Глава 4 В которой Берюрье, выполняя особое задание, перенацеливается на педагогику

На лацкане пиджака Шефа красуется розетка ордена Почетного легиона. Сидя за своим министерским столом, он слушает нас с отрешенным видом, подобно психоаналитику, выслушивающему рассказ своего пациента. Его холеные руки, лежащие на бюваре из кожи, кажутся выкроенными из этой кожи. Когда мы заканчиваем наш рассказ, он вытягивает пальцами манжеты рубашки из рукавов, поправляет медную линейку, которая лежит не совсем параллельно с бюваром, и, судя по всему, возвращается на землю.