Эми Сандерс - Сладкая летняя гроза

• Название: Сладкая летняя гроза
• Автор: Эми Сандерс
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995

Героиня романа — французская аристократка Кристиана нею жизнь мечтала выйти замуж за богатого и знатного человека. Но события Великой Французской революции рушат все ее надежды. Волею судьбы она попадает в Англию, где влюбляется в простого фермера.

На русском языке публикуется впервые.

---

Гэрет Ларкин смотрел на нее недоверчиво.

— Ты шутишь, — сказал он Филиппу. — Эта маленькая пушинка? На вид она не смогла бы пройти и мили.

Коистиана усиленно ела пирог.

— Как вам это удалось, мадемуазель? — вежливо спросил Мэтью Ларкин.

Последовало долгое молчание. Все ждали ее ответа. Кристиана сжала рукой ложку. Она почувствовала в желудке неприятные ощущения, но когда заговорила, тон ее был беспечным и спокойным.

— Я заплатила одному человеку, лакею из конюшни. Я отдала ему свой жемчуг… Но он забрал все остальное: мои сережки, которые подарил Артуа, сапфировую брошь — подарок Габриэль. И он вывез меня из Парижа, спрятав в крестьянской телеге под копной сена… Он должен был отвезти меня к Филиппу, но он лгал, он привез меня в своп отвратительный дом, к своему пьяному брату.

Кристиана пыталась отогнать мысли о происшедшем. Она не хотела вспоминать свои четки, разбросанные по грязному полу, по которым топтались грязными ботинками, хрустальные четки, разлетевшиеся на тысячи сверкающих осколков. Затем последовала миниатюра с портретом ее матери, стекло сразу же разбилось на нежном рисунке лица матери.

Она глубоко вздохнула.

— Когда мы приехали в дом Жана Клода, у нас… не совпали мнения. Он сказал мне, что я никуда больше не поеду, и отдал меня своему брату, как будто я была наградой, и когда я закричала, они избили меня.

Даже сейчас она помнила горький металлический вкус крови во рту, слышала их отвратительный смех, чувствовала занозы в своих пальцах, когда она вцепилась в дверной проем. Они оторвали ее от двери и швырнули на жесткий пол дальней комнаты дома. Она ударилась головой о доски пола так, что красные круги поплыли перед глазами. Из-за закрытой двери она слышала, как Жан Клод кричал брату, чтобы тот овладел ею.

Она подняла голову и спокойно сказала: — И поэтому мы расстались.

— Я убила его, -мысленно говорила она. — Я выхватила нож, который у него был на поясе, когда он пытался изнасиловать меня, и перерезала ему горло.

Она думала, что ей станет плохо при воспоминании о том, как легко вошел в него нож, как теплые брызги крови попали на ее разорванное платье и как отяжелевшее тело мужчины навалилось на нее.

Руки ее дрожали, когда она открывала задвижки окна, но она справилась с ними и убежала глубокой ночью, слепая от ужаса. Платье ее было порвано и покрыто кровью.

— Я добиралась одна в течение трех дней… Ночами, чуть не сойдя с ума от страха, как ночной призрак, я шла в перепачканном кровью платье, в грязи и с листьями в волосах.

— Какие-то крестьяне нашли меня… Они думали, что я мертвая. Я лежала замерзшая и неподвижная на дороге…

— Они взяли меня к себе в дом. Я долго болела. Затем старик Гастон отвез меня в Оверн. Замок был сожжен, и поэтому я пошла в дом моей няни и была там, пока не приехал Филипп. Брат привез меня сюда.

Она не поднимала глаз от тарелки. Еда, которая только мгновение назад казалась такой вкусной, теперь вызывала у нее тошноту. Она сильно сжала руки под столом, пытаясь унять дрожь.

Кристиана подняла глаза и увидела, что Гэрет задумчиво и удивленно смотрит на нее своими бледно-зелеными глазами.

Она быстро отвела взгляд в сторону, постаравшись выдавить из себя натянутую улыбку.

Вокруг шел разговор на английском языке. Английские слова, смысл которых никак не доходил до нее, гудели в голове.

О нет, она не хочет этого слышать. Они снова говорят о революции.

— Большая несправедливость заставляет людей начинать бороться, — заметил Мэтью Ларкин, — это неизбежно. Король и королева не должны не видеть тяжелого положения своего народа.

Гэрет кивнул отцу.

— Как Нерон, который был занят игрой на скрипке в то время, как Рим уже пылал. Идиотство, в самом деле.

Кристиана подумала о Марии Антуанетте, все еще бывшей в плену у своего народа, о ее добром, милом муже, который был так нежен со своими детьми. Она вспомнила о золотых блестящих днях Версаля, о дне, когда она играла на скрипке для короля и королевы, и Людовик назвал ее самой ценной жемчужиной Франции.

— Это небольшое преувеличение, — заметил тогда Артуа; глаза его смеялись, и Габриэль де Ламбель с трудом удержалась от смеха.

Кристиана отложила вилку и внимательно посмотрела на Гэрета.

— Идиотство? — повторила она. — Что вы можете знать об этом? Вы в этом ничего не понимаете. Они хорошие, добрые люди. Именно таких слов и можно ждать от безграмотного крестьянина.

Все были шокированы, как будто это не Гэрет, а именно она была неправа.

Гэрет Ларкин посмотрел через стол на Кристиану.

— И именно такое отношение приводит к революциям. Благородное рождение не ведет к благородному поведению, и ваши идиотские истерики и отвратительный характер доказывает это.

— Гэрет, — мягко сказал Мэтью Ларкин, поправляя очки на широком носу, — пожалуйста. Мадемуазель Сен Себастьян будет у нас два месяца. Давайте будем более… терпеливы.

Гэрет бросил на нее холодный взгляд и отвернулся к ее брату.

— Расскажи нам о Новом Орлеане. Чем ты там будешь заниматься?

Кристиану поразило то, что брат ни слова не сказал в ее защиту. Он кивнул Гэрету Ларкину и продолжал разговор с ним, как будто ее здесь и не было.

— Один мой друг — судовладелец, он занимается в основном продажей произведений искусства, антиквариата и все в таком роде. Ему нужен человек, понимающий толк в этом. Все, что у меня было, я потерял во время революции, и Этьен предложил оплатить мне и проезд в Новый Орлеаи, и приличный заработок. Другого выбора у меня не было, и я согласился. В конце концов, для другой какой-либо работы я не подхожу.

— Не понимаю, Филипп, — холодно заметила Кристиана, — мне кажется, тебе нужно остаться здесь и превратиться в деревенского идиота. Мне кажется, это у тебя хорошо получится, потому что ты совсем потерял ум.

Парень с каштановыми волосами, который сидел слева от нее (кажется, это был Джеффри), громко захохотал.

Кристиана хмуро посмотрела на него.

Филипп поднялся из-за стола, его ястребиное лицо было гневным,

— Извините меня, джентльмены. Нам с сестрой необходимо поговорить.

Филипп не выпускал ее руки до тех пор, пока они не отошли достаточно далеко от дома. Он властно усадил ее на каменную ограду, которая окружала старый сад и повернулся к ней.

— Боже мой, Кристиана! С меня достаточно твоих выходок, твоего мрачного настроения и истерик. Это прекрасные честные люди, и они теперь моя семья, так же как и твоя. Твое высокомерие очень хорошо подходило, когда ты была при дворе, но теперь с этим должно быть покончено навсегда. У нас нет ничего, мы все потеряли. Ты это понимаешь?

Кристиана уклонилась от ответа и отвернулась, глядя на свежевспаханные поля и зеленые луга, далеко простирающиеся до покрытых лесом живописных холмов.

— У меня нет денег, чтобы взять тебя с собой, — каждое слово Филиппа отзывалось в ней болью. — Эта ферма — единственное место, где ты сможешь остаться. Я пришлю за тобой, как только смогу. Ты слушаешь меня? Ты меня понимаешь? Мы обратились к этим людям за помощью. Мы зависим от их доброты.

Кристиана заморгала, стараясь сдержать слезы, и посмотрела на брата.

— Я думала… Я думала, что все будет по-другому, — наконец сказала она.

— Ты неправильно думала, и вела себя грубо. Поэтому я хочу, чтобы ты нашла Гэрета и извинилась перед ним.

— За что? — вскричала она.

— За то, что ты назвала его безграмотным крестьянином, для начала; за то, что ты заорала, как ненормальная, когда он дотронулся до тебя.

Кристиану передернуло, когда она вспомнила огромные руки Гэрета на своей талии.

— Ты же Сен Себастьян, — мягко напомнил ей Филипп. — Постарайся вести себя хоть немного повежливее, хоть с каким-то достоинством. Ведь это единственное, что у нас осталось.

Кристиана обернулась на дом. Плющ обвивал стены, вокруг росли старые сучковатые яблоневые деревья, которые были все в розовом цвету, узкие окна отражали лучи заходящего солнца.

То, что сказал Филипп, было правдой. Все, что она имела, и все, кого она любила, исчезли или погибли.

— Хорошо, — согласилась она, но голос ее был печальным и горьким. — Ты прав, Филипп, это все, что у меня осталось.

Она вернулась в дом через кухонную дверь и оказалась в большой чистой комнате с огромным камином и каменной печью. Связки лука и сушеных трав висели по деревянным балкам, которые пересекали потолок. Полная женщина с красным лицом стояла около двух огромных корыт с водой, рукава у нее были закатаны по локоть. Она с таким ожесточением чистила чайники, как будто от этого зависела ее жизнь.

Женщина обернулась на вошедшую Кристиану и оценивающе посмотрела на нее из-под чепца, отделанного кружевом.

Было совершенно очевидно, что тщательно уложенные локоны Кристианы и шелковое розовое платье не произвели на нее никакого впечатления.