Жан-Поль Сартр - Интим

• Название: Интим
• Автор: Жан-Поль Сартр
• Издательство: АСТ, Фолио
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 966-03-0675-X, 5-237-04683-5

---

«Надо сделать вид, будто его здесь нет, – подумала Риретта. – Притвориться, будто мы его не замечаем». Но она не могла сдержаться и украдкой наблюдала за ним. Он был белым, как полотно, а веки его были опущены так низко, что глаза казались почти закрытыми. «Он похож на лунатика», – не без страха подумала Риретта. Губы у Анри тряслись, и маленький, наполовину отклеившийся кусочек розового пластыря на нижней губе дрожал тоже. И еще дыхание, размеренные хриплые вздохи, которые заканчивались теперь тонким гнусавым присвистом. Риретте стало не по себе; Анри она не боялась, но болезнь и страсть всегда ее чуть пугали. Наконец Анри медленно, не глядя, вытянул руку и схватил Люлю за руку. Скривив рот, словно собираясь заплакать, та высвободилась, вся дрожа.

– Пфуух! – выдохнул Анри.

У Риретты появилось безумное желание остановиться: в боку у нее кололо, в ушах гудело. Но Люлю почти бежала; у нее тоже был вид лунатика. Риретте показалось, что если она отпустит руку Люлю и остановится, то эти двое будут продолжать бежать рядом, закрыв глаза, немые, бледные как мертвецы.

– Пошли домой, – сказал Анри странным хриплым голосом.

Люлю не ответила. Анри повторил тем же монотонным, хриплым голосом.

– Ты моя жена. Пошли домой.

– Вы же видите, что она не хочет возвращаться, – процедила Риретта сквозь зубы. – Оставьте ее в покое.

Он, казалось, ее не слышал и повторял:

– Я твой муж, я требую, чтобы ты пошла со мной.

– Я прошу вас оставить ее в покое, – резким тоном потребовала Риретта пронзительно, – вы ничего не добьетесь, если будете приставать к ней, проваливайте отсюда.

Он повернул к Риретте удивленное лицо.

– Это моя жена, – сказал он, – она принадлежит мне. Я хочу, чтобы она пошла домой.

Он взял Люлю за руку, но на этот раз она не отдернула руки.

– Уходите! – воскликнула Риретта.

– Я никуда не уйду, я пойду за ней повсюду, я хочу, чтобы она вернулась домой.

Он говорил с трудом. Но вдруг, состроив гримасу и обнажив зубы, он закричал изо всех сил:

– Ты принадлежишь мне!

Люди со смехом оборачивались. Анри тряс Люлю за руку и рычал как зверь, оскалив зубы. На счастье, мимо проезжало свободное такси. Риретта махнула рукой, и такси остановилось. Анри тоже остановился. Люлю хотела идти дальше, но они оба крепко держали ее за руки.

– Вы должны понять, – объясняла Риретта, таща Люлю к шоссе, – что не вернете ее этим насилием.

– Оставьте ее, оставьте мою жену, – кричал Анри и тянул ее к себе. Люлю обмякла, словно мешок с бельем.

– Вы садитесь или нет? – нетерпеливо крикнул водитель.

Отпустив Люлю, Риретта обрушила град ударов по рукам Анри. Но он, казалось, их не чувствовал. Однако отпустил руку Люлю и уставился на Риретту тупым взглядом. Риретта тоже смотрела на него. Она никак не могла собраться с мыслями, ее охватывало чувство необыкновенного отвращения. Несколько секунд они стояли так, глядя друг другу в глаза и тяжело дыша. Затем Риретта пришла в себя, обхватила Люлю за талию и потащила ее к такси.

– Куда ехать? – спросил водитель.

Анри пошел следом, хотел сесть с ними. Но Риретта со всей силой оттолкнула его и быстро захлопнула дверь.

– Прошу вас, поезжайте скорее, – попросила она водителя. – Адрес мы скажем потом.

Такси тронулось, и Риретта, расслабившись, откинулась на заднее сиденье. «Как все было пошло», – подумала она. Она ненавидела Люлю.

– Куда вы хотите поехать, милая Люлю? – нежно спросила она.

Люлю молчала. Риретта обняла ее и ласково говорила:

– Вы должны сказать мне. Хотите, я отвезу вас к Пьеру?

Люлю сделала движение, которое Риретта приняла за согласие. Она наклонилась вперед:

– Улица де Мессин, одиннадцать.

Когда Риретта опять повернулась к Люлю, та как-то странно на нее смотрела.

– Что-нибудь… – начала было Риретта.

– Я ненавижу вас, – закричала Люлю, – ненавижу Пьера, ненавижу Анри. Что вы ко мне привязались? Вы меня замучили.

Она вдруг замолчала, и лицо ее исказилось.

– Поплачьте, – со спокойным достоинством сказала Риретта, – поплачьте, и вам станет легче.

Люлю, согнувшись пополам, зарыдала. Риретта обвила ее руками и прижала к себе. Время от времени она поглаживала ее волосы. Но в душе она чувствовала лишь холод и презрение. Когда такси остановилось, Люлю уже успокоилась. Она вытерла глаза и напудрилась.

– Извините меня, – ласково попросила она, – это все нервы. Мне было невыносимо видеть его в таком состоянии, к тому же он сделал мне больно.

– Он был похож на орангутанга, – сказала успокоившаяся Риретта.

Люлю улыбнулась.

– Когда я вас снова увижу? – спросила Риретта.

– О, я думаю, что завтра. Вы знаете, Пьер не может взять меня к себе из-за своей матери. Я сейчас в отеле «Театральный». Приходите рано утром, часов в десять, если сможете, потому что затем я должна пойти к маме.

Она была мертвенно-бледной, и Риретта с грустью подумала о том, что Люлю так легко может сломаться.

– Постарайтесь вечером как следует отдохнуть, – попросила она.

– Я страшно устала, – сказала Люлю, – я надеюсь, что Пьер не задержит меня, хотя он никогда не понимает таких вещей.

Оставшись в такси, Риретта поехала к себе домой. На мгновенье она подумала, не пойти ли ей в кино, но настроение было не то. Она бросила шляпку на стул и шагнула к окну. Но кровать влекла ее к себе, такая белая, мягкая и свежая в своей непостижимой таинственности. Броситься в нее и почувствовать ласковое прикосновение подушки к пылающим щекам. «Я сильная, я все сделала для Люлю, а сейчас я совсем одна, и никто мне не поможет». Ей стало себя так жалко, что она ощутила, как рыдания подступают к горлу. «Они уедут в Ниццу, и я их больше не увижу. Я устроила их счастье, но они и не вспомнят обо мне. А я останусь здесь, буду работать по восемь часов в день, продавая фальшивый жемчуг у Бурма». Когда первые слезы скатились по ее щекам, она мягко опустилась на свою кровать. «В Ниццу, в Ниццу, – повторяла она, горько плача, – к солнцу, на Ривьеру…»

III

«Брр!»

Ночь темная-претемная. Кажется, что по комнате ходит кто-то – мужчина в тапочках. Он осторожно ставит одну ногу, затем другую, но пол все равно слегка поскрипывает. Он останавливается, на мгновенье наступает тишина, затем, перебравшись неожиданно в другой конец комнаты, он снова, как маньяк, продолжает бесцельно слоняться по комнате. Люлю было холодно, одеяла слишком легкие. Она громко сказала: «Брр!», и ее напугал звук собственного голоса.

«Брр! Я уверена, что сейчас он смотрит на звездное небо, закуривает сигарету, он на улице, он сказал, что ему нравится сиреневый оттенок парижского неба. Он медленно, не спеша идет домой: он чувствует себя поэтом, – он сам мне сказал, когда добился этого, – и легким, словно только что подоенная корова; он и думать забыл об этом, а я лежу, вся испачканная. И меня не удивляет, что он такой чистый в эту минуту, всю свою грязь он оставил здесь, в ночи, излив ее в полотенце, а простынь в середине постели мокрая, я не могу вытянуть ноги, потому что почувствую эту липкую жидкость, эту гадость, но сам-то он совершенно сухой, я слышала, как он, выйдя от меня, насвистывал что-то под моим окном; он там внизу, сухой и свежий, в красивой одежде, в демисезонном пальто – надо признать, что одеться он умеет, женщине не стыдно показаться с ним на людях, – и вот он там, под моим окном, а я лежу голая, в темноте, мне холодно, и я растираю руками живот, потому что мне кажется, будто я еще вся мокрая. «Я поднимусь на минутку, – сказал он, – взгляну на твою комнату». Он пробыл у меня два часа, и кровать скрипела, эта паршивая узкая железная кровать. Интересно, как он отыскал этот отель; он рассказывал мне, что когда-то прожил в нем две недели, что мне здесь будет очень хорошо; но здесь какие-то странные номера, я побывала в двух, никогда я не видела таких крохотных комнатушек, забитых мебелью, пуфами и диванчиками, маленькими столиками, от всего этого так и разит любовью, – и не знаю, две ли недели провел он здесь, но, наверняка, был он не один; наверно, он совсем меня не уважает, если запихнул меня сюда. Гарсон отеля сильно улыбался, когда мы стали подниматься, это алжирец, а я ненавижу этих типов, боюсь их; он смотрел на мои ноги, потом вернулся в конторку; он, должно быть, сказал про себя: «Готово дело, сейчас они позабавятся» – и стал представлять себе всякие грязные штучки; говорят, что у себя они вытворяют с женщинами что-то чудовищное; если какая-нибудь попадет к ним в лапы, то на всю жизнь останется калекой; и пока Пьер мучил меня, я думала об этом алжирце, который представлял себе, чем я сейчас занимаюсь, и воображал себе такую мерзость, что хуже и не придумаешь. Нет, в комнате определенно кто-то есть!»

Люлю задержала дыхание, и поскрипывание тут же прекратилось. «У меня болит между ног, все зудит и жжет, мне хочется плакать, и так будет каждую ночь, кроме завтрашней, потому что завтра мы будем в поезде». Люлю прикусила губу и содрогнулась, вспомнив, что она стонала. «Неправда, я не стонала, а лишь слегка задыхалась, ведь он такой тяжелый и, когда лежит на мне, мне трудно дышать. Он сказал мне: «Ты стонешь, ты кончаешь», а мне жутко, когда говорят во время этого, мне хотелось бы, чтобы мы впали в забытье, но он без умолку болтает всякие гадости. Я не стонала, во-первых, а во-вторых, я могу получить удовольствие, это факт, так врач сказал, лишь тогда, когда сама себе его доставляю. Он не хочет этому верить, они никогда не хотят в это верить, все они говорили: «Это потому, что тебя плохо научили в первый раз, я-то научу тебя любить»; я не возражала, я знала, в чем дело: это у меня от природы, но их это лишь раздражает.