Александр Щелоков - Стреляющие камни

• Название: Стреляющие камни
• Автор: Александр Щелоков
• Жанр: Шпионский детектив

---

В первый раз встав на пост, Эдик в полной мере познал ужас бессилия и одиночества. Ночь, окружившая его, былавраждебно и. Он никогда дотоле не представлял, что и земля и небо могут таить в себе столько неведомой ему угрозы. Таинственная опасность буквально пропитывала мир. Он всматривался в темень, не видел ровным счетом ничего, но ему все время казалось, что враг, затаившийся неподалеку, видит его целиком, ясно и четко.

Постепенно Эдик свыкся с необходимостью оставаться в темноте один на один с неизвестностью, смирился со своей долей, понимая, что она не самая опасная здесь, в Афгане.

Больше всего Эдик любил заступать на пост, который находился со стороны крутого лба Мамана, откуда можно было ожидать чего угодно — пожара, шаровой молнии, но не появления моджахедов. Днем, прохаживаясь неподалеку от кромки обрыва, Эдик с замирающим сердцем бросал взгляды в глубину. По ночам он отходил от кручи, чтобы ненароком не оступиться. И хотя знал — от отвеса его отделяет минимум десять метров, ужас высоты жил в его душе неистребимо.

В свободные минуты Эдик с увлечением «стучал» по мячу. Здесь, «на горе», как говорили солдаты, он разжег интерес товарищей к волейболу, и почти ежедневно, когда спадала острая жара, в гарнизоне начиналась игра. Она так привилась, что на площадку стали приходить люди из кишлака. Сперва они только глазели, потом начали пробовать играть сами. Однажды на матч пришел торговец Мансур Бехрам — жилистый, прыгучий афганец. Он оказался ловким и цепким спортсменом, быстро перенял суть убойных приемов игры и составил Эдику прекрасную компанию. Вместе они работали у сетки непробиваемо и красиво.

Когда мяч попадал к Эдику, Мансур предупреждал его: «Едик, дафай!» Эдик поднимал мяч, Мансур выпрыгивал вверх легко и пружинисто, взмахивал правой, и мяч, пушечно ухая, ударялся на стороне противника о землю почти вертикально. Собиравшиеся вокруг площадки болельщики ревели от восторга. Мансур улыбался, довольно хлопал Эдика пальцами по ладони — так он выражал свое одобрение подаче.

Мансур появлялся в гарнизоне довольно часто. Эдик сыгрался с ним и даже скучал, когда его партнер отсутствовал.

В последний раз Эдик и Мансур блеснули слаженной игрой уже перед капитаном Курковым. Соперников Эдика возглавлял лейтенант Лоза, спортсмен азартный и напористый. В паре с прапорщиком Зозулей они представляли непробиваемый тандем. Команда Эдика поначалу неудержимо проигрывала. Порой так бывает — не завяжется игра, не пойдет, и хоть ты плачь. Одну партию ребята просадили всухую. Вторая тоже шла к проигрышу, когда на площадку вышел Мансур. Он приветливо кивнул капитану, с которым уже был знаком, и сразу вступил в игру. Мяч завис над площадкой — партия затянулась, и вдруг наступил перелом.

Последнюю игру мощным красивым ударом заключил Мансур. У самой земли рядовой Карпухин в падении перехватил мяч, отдал его Эдику.

— Едик! Пас! — высоким голосом выкрикнул Мансур.

Эдик принял мяч на кончики пальцев, легко и точно поднял его над сеткой. Мансур взмыл вверх высоко и стремительно. Резко взмахнул правой, рубанул. Мяч охнул глухим стоном и круто, тяжелым камнем ударился в площадку по ту сторону сетки.

— Хатм! Перози! — сказал Мансур и широко улыбнулся из-под усов. Вскинул руки над головой и довольно потряс ими. — Конец! Победа!

Курков встал с лавочки. Повернулся к Лозе, мокрому от пота. Сказал с горечью разочарованного болельщика:

— Что ж это вы так, орлы Мамана?

— Сила солому ломит, — честно признался Лоза. — Этот Мансур мастак.

Эдик заступил на пост в два часа ночи. Некоторое время ходил и поглядывал по сторонам спокойно и бодро. Потом вдруг что-то сорвалось, надломилось в нем. Ватная мягкость потекла в ноги, переполнила их. Отяжелели веки. Густая липкая муть стала неумолимо затягивать сознание непрозрачной пленкой. Пение цикад, истошно верещавших в чахлых кустиках полыни, медленно тупело, глохло, уплмяало куда-то вдаль, и Эдик временами переставал слышать вообще.

Спроси его в тот момент: «Спишь?» — он бы ответил: «Нет», но слышать мир переставал, это точно.

Борясь со сном, Эдик стал массировать шею, до боли разминая загривок. Это хваленое средство борьбы с дремотой на него не подействовало.

Эдик устал растирать шею и бросил бесполезное занятие.

Прошло некоторое время, и звон цикад снова стал уплывать, меркнуть. Сон, сладкий, медовый, втянул в блаженные объятия, утопил, убаюкал в дреме…

Эдик пришел в себя так неожиданно, что поначалу не понял, что случилось. Лишь мгновение спустя догадался — в тишину ночи ворвались звуки стрельбы. Он резко обернулся и увидел внизу за склоном росчерки автоматных трасс. В памяти мгновенно ожила картина недавнего ночного налета. Все повторялось смешно и глупо. То ли у моджахедов много лишних патронов, то ли они просто не понимают: такие диверсии им ничего не дадут.

Эдик с интересом стал смотреть в сторону, где завязался огневой бой. Неожиданно внизу ударило орудие. Над горой, унося в долину резкий, стонущий звук, прокатился выстрел.

На какую-то долю секунды мутная красноватая вспышка осветила мир и погасла. Тьма сразу сделалась плотнее и гуще.

От выстрела Эдик вздрогнул. Первой мыслью было спуститься в окоп, но сделать этого он не успел. Чьи-то крепкие руки сжали его в объятия со спины, а у горла он почувствовал острие ножа.

— Едик, пас! — прошептал знакомые слова в самое ухо приглушенный голос.

Так бывает только во сне. Сперва кошмар, ужас, проникающий до глубины сознания; испуг, сковывающий движения, делающий ноги окаменелыми, непослушными; и вдруг из темноты выступает лицо мамы. Склонившись над тобой, она касается лба мягкой, доброй рукой, и в одно мгновение ты освобождаешься от кошмара и понимаешь — все, что было, — это лишь сон, пустой, не страшный.

Знакомый голос вернул Эдику часть жизни.

— Ты, Мансур? — также шепотом спросил он, отходя от пережитого в первое мгновение ужаса.

Ответа Эдик не услышал.

Легким размашистым движением правой руки Мансур послал нож снизу вверх прямо в сердце солдата.

В то же мгновение ахнул второй артиллерийский выстрел. Это орудие с громом послало порцию смерти в долину.

Выдернув нож, Мансур ослабил объятия, и тело солдата ткнулось головой в чужую землю.

В полусотне метров на запад от Эдика размещался еще один пост — новый, введенный Курковым. В одно время с Водовозовым на него заступил ефрейтор Андрей Левкасов. Он услыхал первые выстрелы, раздавшиеся на склоне, но бросил туда взгляд только мельком. Вспомнил, как ротный на разводе караула строго предупредил: «Постам у обрыва: что бы ни случилось внизу, смотреть только вперед».

До службы на Мамане Андрей побывал в операции у Гардеза, был контужен и знал теперь, сколько стоит солдатская жизнь.

На пологом склоне Мамана, судя по треску, доносившемуся оттуда, вспыхнул и завязался ожесточенный огневой бой.

Левкасов от волнения, от переживаний вспотел и с неудовольствием ощущал резкий запах собственного пота, но ничего с собой поделать не мог. Ему хотелось быть не здесь, на мертвом и ненужном сейчас посту, а там, где все грохотало, полыхало огнем. Тем не менее он занял ячейку для стрельбы и смотрел только в сторону обрыва.

Ожидание не оказалось напрасным. Снизу из-под обрыва вдруг раздался грохот пустых консервных банок. Прапорщик Зозуля насыпал их на карниз, который опоясывал кручу. Значит, внизу были люди.

Левкасов передернул затвор, загоняя патрон в патронник, и стал ждать.

Внизу ударило орудие. Вспышка была не яркой, но в ее свете Левкасов разглядел человека. Еще мгновение, и могло быть поздно. Длиннорукий верзила вырос из темноты так близко от поста, что Левкасов от неожиданности вздрогнул. Но и нападавший тоже не ожидал встречи с солдатом. На мгновение он замер, и это промедление решило все. Не целясь, Левкасов нажал на спуск. Очередь прозвучала оглушительным треском, словно заработал заведшийся мотоцикл.

Верзила, пораженный в живот, надломился, сгибаясь к земле, раскинул руки, будто пытался схватить солдата. Испустив глухой стон, он рухнул под ноги Левкасову. А тот, перехватив автомат поудобнее, рывком выскочил из ячейки и откатился в сторону. Он упал, тяжело ударившись боком о камень, но стерпел, даже не чертыхнулся. Маневр спас ему жизнь. Почти в тот же миг три просверка трасс, бивших с разных сторон, сомкнулись в месте, где только что был солдат. Несколько пуль с глухим плюханьем вонзились в тело поверженного моджахеда.

Заметив точку, в которой рождалась одна из самых близких трасс, Левкасов прицелился и отсек короткую строчку. Попал он или нет во врага, сказать трудно, но автомат с той стороны бить перестал.

Держа палец на спусковом крючке, Левкасов вскочил, бросился в сторону и снова залег.

Высоко в небе хлопнул глухой взрыв, и над плато, расплескивая мертвенно-голубой свет, повисла осветительная ракета.