Андрей Серба - Выиграть время

• Название: Выиграть время
• Автор: Андрей Серба
• Издательство: Букмэн
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1997
• ISBN: 5-7848-0089-2

Произведения Андрея Сербы знакомят читателя со славными героическими, а зачастую загадочными страницами прошлого России. Известный писатель, работающий в историко-приключенческом жанре, дает оригинальную трактовку событий русской истории.

...Все они, сыны русской земли, шли на неведомое им доселе Куликово поле, чтобы завтра утром, едва поднимется солнце, перегородить его из конца в конец рядами своих червленых щитов и заслонить Русь. Сто пятьдесят тысяч восточных славян станут грудью против бесчисленного и страшного врага, собравшегося на берегах Дона с разных концов Европы и Азии: от Волги и Крыма, с Кавказа и Закаспия, с залитых щедрым солнцем итальянских равнин.

---

— Я завтра же прикажу усилить наши западные и северные крепости и гарнизоны. Велю двинуть на границу со степью несколько конных полков. Я замкну все литовские кордоны на крепкий замок.

В комнате раздался дребезжащий смешок Адомаса.

— Великий князь, в результате этого ты лишишься десяти тысяч воинов и для похода на Русь останется уже сорок тысяч. А ведь ты не обменялся с московским Дмитрием еще ни одной стрелой, ни единым ударом меча.

— Пусть так, боярин. Но и с сорока тысячами воинов я отвлеку на себя русичей, что расположились на Псковщине и Брянщине. Это без малого четверть русского войска, которое собрал московский Дмитрий. Разве это не будет помощью Мамаю?

И тогда в голосе Адомаса зазвучал металл.

— Великий князь, ты думаешь и заботишься только об Орде и Мамае, твердишь все время о помощи татарскому хану. А представляешь ли, чем может обернуться эта помощь для тебя самого? Говоришь, на Псковщине пятнадцать тысяч воинов-русичей? Да, там стоят русские дружины, однако во главе их полурусич-полулитовец — твой родной брат Андрей Полоцкий. На Брянщине тоже двадцать тысяч русичей, но их главный воевода опять-таки полурусич-полулитовец — твой родной брат Дмитрий Трубчевский. Не тысячи русских воинов твои враги на востоке, великий князь, а эти двое, такие же сыновья старого Ольгерда, твоего отца, как и ты сам, — князья Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Опаснее этих недругов у тебя нет никого в мире.

Ягайло вздрогнул, его лицо исказилось ненавистью, сложенные на груди руки сжались в кулаки.

— Боярин, ни слова об этих предателях, — прохрипел он. — Ни слова, прошу тебя.

Адомас внутренне рассмеялся: он всегда рассчитывал свой удар так, чтобы тот был как можно точнее и болезненнее. Он не ошибся и сейчас. Великий князь терпеть не мог даже упоминания о своих родных братьях, православных князьях Дмитрии и Андрее Ольгердовичах, вскоре после смерти их отца, прежнего великого литовского князя Ольгерда, перешедших на службу к московскому Дмитрию и ставших князьями в Брянске и Пскове. Ласково принятые самим Дмитрием и его двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, женатым на их сестре, тоже православной княжне, они служили Руси верой и правдой, став самыми непримиримыми врагами своего брата Ягайлы. Сколько литовских и русских князей и бояр, следуя их примеру, также отложились от Литвы, признав над собой руку великого московского князя!

Прекрасно зная это и отлично понимая причину вспышки гнева Ягайлы, Адомас тем не менее вовсе не собирался щадить самолюбия великого князя и лить бальзам на его душевные раны. Совсем не для того явился он к нему, будучи больным и едва держась на ногах от усталости. Если в заботах о благе Литвы боярин не щадил самого себя, то что ему до тщеславия и домашних неурядиц семейства Ольгердовичей!

— Проклятые изменники, из-за зависти ко мне и моему титулу они переметнулись к московскому Дмитрию!

Глаза великого князя были сужены от злости, на лице появились красные пятна.

— Нет, великий князь, вовсе не зависть или желание обладать великокняжеской властью заставили их покинуть Литву и уйти в Москву. Их матерью была русская княжна, с ее молоком они впитали любовь к Руси, с детства выросли не в язычестве или латинской вере, а в православии. Если Ольгерд и ты смотрели на Русь как на врага и шли на нее с мечом, то они видели в ней друга и звали к союзу с ней. Они хотели, чтобы Русь и Литва, как две сестры, пресекали вместе ордынский грабеж на востоке и юге, равно как папское нашествие на западе. Вот почему стали вы чужими, великий князь, вот отчего вы, трое Ольгердовичей, превратились в непримиримых врагов.

— Согласен, что московский Дмитрий сделал хороший ход, выставив против меня моих же братьев. Но почему я должен их бояться, а не они меня?

— Вы все трое — сыновья Ольгерда, вместе росли и воспитывались, у вас были одни и те же друзья. Сейчас эти товарищи детства и юности стали литовскими князьями и боярами, твоими воеводами и придворными. Но знаешь ли ты, что творится у них в душах, чего они тайно желают? Чью сторону примут они, потерпи ты хоть малейшую неудачу в борьбе с Русью? Уверен ли, что в этом случае им милее окажешься ты, а не твои братья? Случись последнее, я не знаю, на голове какого из сыновей старого Ольгерда очутится его корона.

Ягайло промолчал, отвернулся к окну. Вскоре снова донесся его глуховатый голос.

— Ты прав, боярин, я согласен с тобой. Давай не будем больше бередить старые раны.

— Хорошо, великий князь. Однако помни следующее. Татарский Мамай будет сражаться только с Русью и московским князем Дмитрием. А ты в первую очередь обнажишь меч против своих родных братьев, соперников на место великого литовского князя. Если Мамай, потерпев неудачу, лишается только богатой и лакомой добычи, ты, не победив братьев, можешь потерять Литву и, возможно, жизнь. Никогда не забывай об этом.

Адомас замолчал, какое-то время в комнате висела тишина. Но вот фигура великого князя, доселе неподвижно стоявшего у окна, сдвинулась с места, он вновь сел за стол, подпер голову руками. Его глаза остановились на сгорбившемся возле двери Адомасе.

— Я воин, боярин. Никто даже из моих врагов не упрекнет меня в трусости или неумении воевать. Однако политика не моя стихия. Скажи, что сейчас делать мне, великому князю Литвы, у которого со всех сторон только враги, а единственный союзник и друг — бывший ордынский темник, с которым не сегодня-завтра я сам буду вынужден скрестить меч.

Огонек торжества мелькнул и тотчас погас в опущенных глазах боярина, волна радости разлилась по его телу, моментально притупив никогда не затихающую боль.

— Великий князь, прошу тебя только об одном — не торопись. Влезть в драку всегда куда легче, нежели выбраться из нее. Мамай обещал прислать к тебе гонца, жди его, выслушай, что он скажет, и лишь тогда решай, как тебе поступить. А пока не спускай глаз со своих братьев, потому что неспроста стоят они на нашем порубежье. И запри на крепкий замок все границы, ибо враги не дремлют и в любой миг готовы воспользоваться малейшей твоей ошибкой. Не торопись и жди.

— Хорошо, боярин. Но обещай, что избавишь меня от Боброка. У меня слишком много хлопот, чтобы ждать каждую минуту его козней.

— Обещаю, великий князь, — торжественно произнес Адомас. — Забудь это имя, поскольку никогда больше не услышишь его.

Но не только Литовский князь Ягайло и его боярин Адомас ждали гонца из Орды.

На несколько сот верст южнее, на черте, где море северных лесов переходит в безбрежное раздолье южной степи, на вершине высокого кургана лежали трое. Одним был сотник князя Данилы Андрей, другим — московский сотник Григорий, очутившийся в Литве вместе с Боброком. Третьим был атаман той бесшабашной и воинственной, не признающей никого на свете свободолюбивой южнорусской вольницы, которая в это время начала формироваться на славянском порубежье со степью и которая через столетие войдет в историю всей Европы под грозным именем казачества.

Над их головами высилась наскоро сложенная из бревен и жердей сторожевая вышка, на верху которой непременно днем и ночью дежурил кто-либо из дружинников сотника Андрея. У подножия кургана расположились остальные дружинники и несколько десятков людей атамана Дороша.

Все они тоже дожидались гонца из Орды. Оба сотника хорошо помнили слова Боброка и князя Данилы, сказанные им на прощание. Несметные полчища Мамая уже двинулись на Русь и остановились у впадения в Дон реки Воронеж. Там Мамай решил разбить свой лагерь и собрать воедино все разноплеменное и разноязычное воинство. Оттуда, из его ставки в устье Воронежа, несколько дней назад им посланы гонцы к союзникам — рязанскому князю Олегу и великому литовскому князю Ягайле.

Содержание полученной в Рязани грамоты уже известно князю Дмитрию и Боброку, однако в ней нет ничего, что касалось бы Литвы и совместных планов Мамая и Ягайлы. Послания, отправленного в Литву, у московского князя и Боброка покуда на руках нет, а как важно оно для них! Как необходимо знать, сколько и каких сил собрал Ягайло для похода, когда и как замыслил он выступить из Литвы, как намерен использовать его войска Мамай. Как много значило раскрытие этих замыслов врагов для действий князя Дмитрия, как помогло бы ему принять единственно верное решение. Вот почему обоим сотникам было приказано перехватить гонца, везущего послание в Литву, и таким образом проникнуть в неприятельские тайны.

С этой целью в степном порубежье в их распоряжение поступали три сотни вольных людей — ватажников со своим атаманом казаком Дорошем, которого связывала с князем Данилой давняя и крепкая, загадочная для обоих сотников дружба. Ускользнув в результате многочасовой бешеной скачки из-под наблюдения лазутчиков боярина Адомаса и незаметно проскочив мимо пикетов пограничной литовской стражи, сотники в условленном месте встретились с атаманом Дорошем. И вот уже четвертые сутки они вместе ждут известий от своих дозоров, рассыпанных широким веером в степи и взявших под неусыпное наблюдение все известные Дорошу и его людям дороги и тайные тропинки, ведущие от Дона к Литве.