Лидия Шевякова - Дуэт

• Название: Дуэт
• Автор: Лидия Шевякова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016577-3

Они познакомились когда-то, много лет назад, в консерватории — утонченная «маленькая принцесса» из семьи известных музыкантов и циничный, жесткий парень «из низов», не выбирающий средств на пути к успеху. Познакомились — и полюбили друг друга раз и навеки. Полюбили той трудной, мучительной, горькой любовью, которая способна пережить ВСЕ — годы и расставания, обиды и недоразумения. Той любовью, что, в сущности, не приносит счастья — но становится для мужчины и женщины подлинным смыслом бытия…

---

Она волновалась за этот не совсем понятный ей оффшор. Затея с самого начала ей не очень нравилась, так как гендиректором фирмы мог быть только киприот, резидент оффшорной зоны. Клоди отыскал там своего приятеля, но Анна, привыкшая все контролировать сама, нервничала и, как коршун, следила за пополнением своего корреспондентского счета. На Кипре они с Клаудио снова были вместе, после красивого романтического ужина и хорошего вина. С тайным удовлетворением она констатировала, что просто «трахнула» своего компаньона, урвав свою долю удовольствия и совершенно не заботясь об удовлетворении Клоди. Удовольствие было все-таки немного механическое. Никак не могла забыть, как все это было с Герой. Где этот обморок? Где ощущение, что проваливаешься в звездную бездну, после которого ты несколько дней ходишь, словно в панцире из счастья, и тебя хоть пиками коли — все по барабану. Теперешнее удовольствие застревало на желудочно-биологическом уровне, просто приятном, как первая сигарета после хорошего обеда или рюмка водки в мороз. Может, память всегда все приукрашивает? А может, в юности все кажется прекраснее, чем на самом деле? Вдруг подумала, какая она была идиотка, что не родила от Германа. Сейчас бы у нее был маленький Герасик или маленькая Аннушка. Нет, она никогда бы не назвала дочку своим именем. Это как ярмо. Но безымянного малыша можно было бы тискать, гладить, целовать. «Я бы знала, что Герман со мной рядом, и пусть нельзя дотронуться до него, пусть нельзя почувствовать его в себе, но можно, прижимая к груди его продолжение, знать, что я не одна, что через этого малыша он видит меня, слышит, дышит со мной в унисон», — тихо вздыхала Анна.

Утешали только деньги. Открывала сейф и тихо радовалась. Толстые пачки зеленых банкнот. Однажды, поймав свой блестящий, возбужденный взгляд в зеркале, рассмеялась: «Ну какая же я Сента?! Я просто вылитый Флор Федулыч — купец первой гильдии».

С гильдией она, конечно, погорячилась. Гильдия у нее была не первая, а третья. На большее силенок не хватало.

Открыла наконец небольшой счет в Сбербанке. Купила хорошую трехкомнатную квартиру на Кутузовском, но не переезжала, а начала ее сдавать. Обустроила там потайной сейф и перенесла в него большую часть валюты. К квартирантам вряд ли сунутся. Да и сам квартирант был лучше любого охранника. Суперделовой армянин. Гагик, но Владимирович. Рослый, породистый и дикий одновременно, как ушедший в пираты князь или ставший предводителем разбойничьей шайки по навету отвергнутый королем благородный рыцарь. Армянин был не пришлый, а с московской пропиской. Пристанище было ему нужно лишь на время, пока в его резиденции идет ремонт. Порядок он поддерживал в квартире по-военному идеальный.

Квартирант вообще заинтриговал ее: в нем была сила настоящего крупного хищника, воротилы бизнеса. По обстановке, которую он завез в квартиру, и другим мелким признакам Анна догадывалась, что он человек очень небедный, но, опасаясь, что это грязные деньги какой-нибудь мафии, старалась встречаться с ним как можно реже. Хотя дорогой и одновременно стильно-аскетичный интерьер его жилища внутренне оказался Анне очень близок. На грубо высеченном, красивом лице Гагика, чем-то напоминающего Мцыри, сверкали ясные, умные глаза. Анна думала — это просто так падает свет.

Все заигрывания с вечностью, самопознанием и Анри Бергсоном были забыты. О музыке ей даже думать было смешно. Она теперь бесконечно крутила в машине тревожные, завораживающие песни Виктора Цоя. «Тем, кто ложится спать, — спокойного сна». Но это не для нее. Какой там спокойный сон!.. Ею полностью завладела ненасытная жажда наживы. Она экономила на всем, сквалыжничала. Сверхприбыли шли на грани криминала. Клоди закупал продукты с истекающим сроком годности на стоках за бесценок. Главное было — оперативно ввезти их в страну и, по возможности, реализовать до истечения этого срока — чтоб таможня не держала и оптовики успели взять на реализацию. Если не получалось, все оформляли задним числом. Доверчивые русские покупатели, разнеженные и убаюканные жизнью под строгим государевым оком, еще не привыкли смотреть на срок годности покупаемых товаров. Импортное пиво, допустим, и после этого срока было вполне приемлемым по сравнению с нашим жигулевским. Сахар? Сами знаете, все продавцы и так ставили рядом с мешками ведра воды. (Помните легендарную записку от товароведа продавщице: «Дуся, не разбавляй сметану. Я ее уже два раза разбавил!») Кофе был бракованный: перепревший, тогда его сушили, чтобы отбить запах гнили, с апельсиновой коркой, или пережаренный, что выдавалось неискушенным кофеманам за особо элитарный сорт. Но в то благословенное время оголодавший народ хавал все подряд. «А ведь я мошенница! — вглядывалась в свое новое остриженное отражение Анна. — Ну и пусть, ведь никто не жалуется, все раскупают».

Торопилась. Природное коммерческое чутье подсказывало ей, что время, когда сверхприбыль зашкаливает за 500 — 700 процентов, не может быть долгим. Краем сознания думала: «Я у себя здесь ворочаю сотнями тысяч долларов, а кто-то копошится в миллионах».

Потом наступил момент, когда она поняла: надо расширяться, идти на больший риск. Но не могла. Мелкомасштабность ее коммерческой личности и кулацкая скаредность не пускали. Вот где бы пригодились Герина инициативность, авантюризм, быстрота реакции, безошибочное чувство опасности. Ей самой деловой дыхалки не хватало, а скооперироваться с компаньоном Анна боялась. Все дружные начинания отлично спаянных команд, коих она была свидетелем, при первых же серьезных прибылях заканчивались разборками, чаще всего кровавыми, между бывшими закадычными друганами, близкой родней и даже любящими супругами. Клоди ей предлагал открыть производство по пошиву дешевых итальянских трикотажных свитеров, выкройки которых он мог за копейки свистнуть у себя на родине, но Анна медлила. Производство делало своего хозяина беззащитным, открывало его бизнес для слишком многих алчных глаз. «Опасно. Я слабая, лакомый кусочек, сожрут», — и ежилась. Московский рэкет был в полном расцвете сил. Недели не проходило, чтобы кого-нибудь из реально знакомых ей по бизнесу людей не растерзали.

Но колобок все равно докатился до положенной ему лунки. Прошло еще полгода, и ее накрыла. Крыша. Причем, судя по всему, не черепичная, а реальная, чугунная. Кто дал наводку? Может, шофер, а может, кто на таможне, только там знали фактический торговый оборот фирмы. У нас же народ без креста. Сколько ни дай, все мало. Им по фигу, что они режут курицу, которая несет им золотые яйца. У них там инкубатор таких несушек.

Пришли вечером в офис. Банально и жутко. В черных кожаных пальто, коротко остриженные. Представились работниками какой-то тюменской фирмы (почему тюменской? Не тюменские же на нее наехали?) и мягко попросили пару контейнеров с пивом и сигаретами «к ассигнации», то есть даром. Волосы стали у Анны на голове дыбом, но она постаралась взять себя в руки и, кривясь деревянной улыбочкой, выдавила:

— Я должна подумать, господа. Свериться с бумагами, что там на подходе.

— Хорошо. Сколько мадам нужно времени? — спокойно ответили ей, делая насмешливое ударение на слове «мадам».

— Неделю, — ляпнула Анна.

— Мадам читает бумаги по складам? — усмехнулся главный. Слишком уж он спокойный и любезный. Такие сразу, без перехода к угрозам, вынимают пушку и валят тебя без объяснений. — Мы спешим, сегодня пятница. К понедельнику все должно быть готово.

«Знают, сволочи, что в понедельник приходит груз, — ужаснулась Анна. — Значит, точно через таможенников просочилось. К ним теперь за помощью не сунешься».

Поднялись, как по команде, и спокойно вышли, поигрывая мускулами и демонстративно оттопыривая кобуры под пиджаками. Особенно напугал последний, с ледяными глазами. Он молчал. Итак, жизни осталось на два дня с небольшим. Искать других бандитов, чтобы отбили, — бесполезно. «Они меня просто разыграют, как по нотам, обчистят до нитки и разбегутся. — У Анны на глазах уже расправились так не с одним коммерсантом. — Идти в милицию без протекции бессмысленно. Убежать? Все бросить? Отсидеться? А кто будет вести дела? К тому же в безвизовых странах быстро отыщут. В России прятаться бесполезно. Найдут не тебя, так родителей. Что же делать? Пара контейнеров — это только для затравки. Они не отстанут, пока все не высосут, и потом тебя же кокнут. А если просто разводят? Берут на понт? Как проверить?»

Страх. Нудный и пронзительный одновременно, как застарелая зубная боль, страх грыз ее весь вечер. Но новый поселившийся в ней человек знал только один путь — бороться до конца, даже когда уже нет никакой надежды.

И если ты проиграл, то хотя бы с полным сознанием, что сделал все, что мог. Интересно, легче ли с этим сознанием умирать? Пересиливая себя, она взяла записную книжку и стала просматривать фамилии — может, кто чем подсобит. И первым набрала номер Гагика. Не отвечает. После седьмого звонка трубку взяла домоправительница, присматривающая за квартирой в отсутствие хозяина, и ответила Анне, что шеф уехал во Францию и будет только через неделю. Слишком поздно. По мобильному из другой страны такие вопросы с малознакомым человеком не решишь.