Ирина Степановская - Боковая ветвь

• Название: Боковая ветвь
• Автор: Ирина Степановская
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-019891-4

На первый взгляд у Натальи было ВСЕ. чего только можно пожелать — любимая работа, дом — полная чаша, красивый и умный муж… Но что скрывалось за золотым фасадом ее жизни?

Бесконечные измены мужа, которые уже НЕВОЗМОЖНО «терпеть с юмором»…

Одиночество, неизбывная тоска… и главное — ТАЙНАЯ, ЗАПРЕТНАЯ ЛЮБОВЬ, Любовь к человеку, считающему отношения с Натальей лишь увлекательной интрижкой — и даже не подозревающему, СКОЛЬ важен он для этой женщины, свято верящей, что однажды ВСЕ ИЗМЕНИТСЯ.

Все, конечно, изменится. Но — КАК?..

---

«Конечно, нельзя», — думала она, но невысказанная обида за себя, за то, что ей, Наташе, он предпочитал совсем каких-то незначительных женщин, в глубине души терзала ее. И не Серова ли темную фигуру, насмехающуюся над ней, видела она, как кошмар, в своих снах?..

И вдруг прошлой осенью Катя поступила в институт и почти одновременно привела в дом парня. Парень, по мнению Наташи, совершенно не подходил дочери ни по каким статьям. Известно ведь, что девочкам, если они живут в счастливых семьях, часто нравятся парни, похожие на мужчин — членов их семей. Наташу поразило, что парень абсолютно не был похож не только на Катиного деда, обожавшего внучку, но и на Серова. Серов хранил дипломатичное молчание, но было видно, что Катин избранник не нравится и ему. Несколько раз при дочери Наташа пыталась вызвать его на разговор, но Серов упорно отмалчивался.

«Почему он не хочет сказать Кате то, что думает?» — не понимала Наташа.

Во время, так сказать, официального знакомства с торжественным обедом у нее закололо сердце так, словно в него вонзилась игла. Она пристально наблюдала за Катей. Не такие, по ее представлению, должны быть лица у влюбленных девочек, какое было тогда у ее дочери.

«Она его не любит! Может быть, беременна?» — подумала Наташа и решилась спросить напрямик о том, что же заставляет дочь, когда она еще так молода и только поступила в институт, устраивать сейчас нечто вроде помолвки.

В перерыве между салатом и курицей Наташа позвала Катю в кухню.

— Сядь, доченька, на секунду. Скажи…

— Ну чего еще? — Взгляд у Кати был недовольный, тревожный. — Я и так знаю все, что ты скажешь! Первое — что рано! Второе — что нужно сначала выучиться! Третье — я не беременна! Но я так решила! Это окончательно и обсуждению не подлежит. Сейчас у нас помолвка, в течение года мы проверим, сможем ли жить вместе, и если сможем, то на будущий год поженимся.

Наташа подумала, что, протяни она еще секунду, и Катя уйдет. Говорить надо было быстро.

— Катя, скажи, ты уходишь из дому не потому, что отчаялась найти кого-нибудь, похожего на папу? Ты понимаешь, о чем я говорю?

Еще не закончив фразу, Наташа поняла, что сказала это зря. На лице дочери появилось презрительное, отчужденное до льда, выражение.

— Ты сошла с ума! — спокойно сказала ей Катя, гордо встала с кухонной табуретки и вышла.

— Катя, не торопись заводить ребенка! — почти прокричала Наташа вслед рассерженно уходящей дочери. — Подожди, мало ли что еще будет в жизни? Все перемелется, повернется и образуется! Будет так, как ты хочешь, только подожди!

Это был крик отчаяния. Слава Богу, кроме Кати, его никто не услышал. Дочка же выразительно постучала пальцем по лбу, и Наташа, чтобы сгладить свою непроизвольную выходку, войдя в комнату, в смущении обняла своего бородатого и какого-то ненатурально веселого будущего зятя. Дочь сидела рядом с ним как картинка, в очень модном наряде, привезенном Наташей из Америки, и хранила на лице непроницаемое достоинство сфинкса.

Молодые, как их называла теперь Наташа, обосновались на частной квартире. Недалеко от дедушки с бабушкой. Наташа уже давно перевезла родителей поближе к себе в Москву. Они с Серовым купили им здесь под Москвой дачу. Отец, как и в городе на Волге, выращивал там цветы. Ремиссия у него оказалась длительной, полной. Казалось, все было благополучно. И еще у Наташи была Славикова мать.

Редко бывает, но Наташа искренне относилась к свекрови. Она не ревновала ее к мужу, как это часто бывает с невестками, а просто жалела. По себе Наташа знала, как трудно остаться с ребенком без мужа. А ведь у Наташи еще были родители! Свекровь же, не считая сына, на белом свете была одна-одинешенька. Наташа понимала ее и хотела помочь. Но каждый раз, уходя от нее, видела, что и тут она ничего не может поделать. Из хрупкой, не старой еще женщины будто улетучивалась куда-то вся жизненная энергия. Она бледнела, худела и высыхала на глазах. И хотя Славик показал ее всем специалистам по всем мыслимым болезням, сделал все нужные исследования, никто из докторов никакого особенного заболевания у нее не нашел. Между тем женщина просто таяла.

Наташа чутьем поняла, что свекровь не была больна. Она, как невзрачный и нежный полевой цветок, выполнив свое дело, обеспечив потомство, тихо, спокойно увядала среди своих буйных, пышно цветущих, источающих крепкий аромат товарищей. И не жаль было полевому цветку своего раннего увядания, не печально, не больно. Значит, просто пришло его время — засыхать. Так было и со свекровью. Она не просила ничего, не хотела. Перестала читать. Мало ела. Вышла на пенсию и сидела в квартире одна. Даже в гости к сыну никогда не приходила.

Славик поменял ее комнату. К новой квартире она привыкала болезненно, долго. Потихоньку сокрушалась о внуке, сыне Славика, хотя ей его видеть-то приходилось считанные разы — родственники бывшей жены Славика относились к визитам мальчика к ней очень болезненно. Однако она беспокоилась: и болеет он часто, и ленится, — но сын в последние годы был непреклонен: мальчику лучше жить в новой семье. Наташа в этом вопросе держала нейтралитет. Пусть Славик делает так, как он хочет. А к свекрови забегала, пожалуй, всех чаще.

«Да… Нет… Иногда… Ничего не болит…» — вот и весь набор слов, которыми они обменивались за целый вечер. Наташа не могла понять, почему иногда ей казалось, что свекровь ей сочувствует. Как-то жалостливо гладит ей руку, говорит: «Ты уж потерпи!» В чем же свекровь могла пожалеть ее, преуспевающую теперь Наташу? Неужели она догадывалась?

Наташа так и не поняла этого до самой свекровиной смерти, все оттягивала время, вместо того чтобы спросить. А потом спросить стало уже не у кого.

Уже был поздний час, но за окном ресторана воздух все был прозрачен и свеж, четко очерчивая предметы. Наташа держала бокал с таким же прозрачным, как воздух, боржоми и не отводила от Алексея глаз. Так же, как и он от ее лица. Они словно заново изучали друг друга. Алексея очень удивлял ее спокойный уверенный взгляд, наполненный теплотой и любовью, но не только к нему, а ко всему миру. Она улыбалась и роняла небрежно какие-то незначительные слова, а он вдруг ясно осознал, что она может в любой момент подняться и спокойно уйти, и он, ее повелитель, не имеет ни малейшего шанса ее удержать. Она выглядела СВОБОДНОЙ.

У Алексея болезненно сжалось сердце. Разве она не любит его уже так, как прежде? Он привык существовать с мыслью, что, позови он ее, она бросит все и явится в любое время и насовсем. Не важно, что не виделись они тысячу лет. Все равно он ощущал с ней психологическую связь. Ему приятно было знать, что хоть и далеко, а существует на свете женщина, которая любит и понимает его, которая всегда способна принести себя в жертву. Он даже и сам не понимал, откуда в нем взялась эта уверенность, но он чувствовал, что, никогда ничего не давая взамен, с полным правом собственника может прийти, отыскать и забрать ее тело и душу. И владеть ими столько, сколько захочет. А потом отпустить. Возможно, сейчас ему впервые в жизни в голову пришла мысль, что он ошибался.

Она улыбалась.

— Что ты хотела бы съесть? — Он загадал, что она должна ответить «мне все равно». Но Наташа, помолчав немного, задумчиво ответила:

— Отварную форель с зеленым салатом. И креветки. А на гарнир жареную морковь с консервированным горошком. — И обратилась к официанту: — Морковь, пожалуйста, поджарьте на сливочном масле.

Он кивнул: желание клиента — закон, а Алексей, улыбаясь, спросил:

— Кажется, сливочное масло не входит в рацион вегетарианцев?

— При чем тут вегетарианство? — удивилась она. — Когда морковь поджаривается на сливочном масле, в ней образуются структуры, которые называются «антиоксиданты». Очень полезные вещества для профилактики опухолей.

— Я, как и раньше, узнаю от тебя много нового! — улыбнулся он ей, но она не заметила этой улыбки.

При слове «морковь» она всегда вспоминала свой первый год пребывания в Москве и начало работы над докторской. Был месяц март, и ее крысы начали погибать от авитаминоза. Для Наташи срыв эксперимента был бы крахом. Этим экспериментом она хотела заявить о себе в столичном институте как о личности, стоящей внимания. Сотрудники наблюдали за ней. Опыты были очень трудоемкими, ведь только на перевивку лейкоза животным уходил целый месяц. И эксперимент был на грани срыва из-за дурацкого авитаминоза. Каждый день утром она вставала на час раньше и ехала на рынок. Это было время всеобщего дефицита, и качественную морковь можно было купить только там. Она тащила тяжеленную сумку в виварий и терла морковь килограммами. Крысы в опыте были злые, потому что были больны, потому что терпели мучения. Когда она в синем халате подходила к клеткам, они прятались по углам, боялись. Но голод все-таки побеждал страх — они подвигались к чашкам и с жадностью набрасывались на аппетитные сладкие овощи, как, впрочем, и на хлеб с маслом и колбасу, которые она приносила им из дома.