Ирвинг Стоун - Страсти ума, или Жизнь Фрейда

• Название: Страсти ума, или Жизнь Фрейда
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: Терра-Книжный Клуб; Литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00826-0/5-275-00498-2

Ирвинг Стоун (1903–1989) – одна из самих ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.

Роман «Страсти ума» посвящен жизни и деятельности Зигмунда Фрейда, австрийского врача и психолога, создателя теории психоанализа. Место действия романа – империя Габсбургов конца XIX века, Австрия, столицы крупнейших государств Европы и США. В числе действующих лиц – известные имена интеллектуальной и художественной элиты, современники Зигмунда Фрейда. Строго документальная основа произведения в сочетании с мастерством автора придает книге, по праву считающейся бестселлером, особую познавательную ценность.

---

Сегодня все, похоже, изменилось. Глаза Матильды сверкали, она встретила его с обычной радостью и энергией.

– Зиги, мы едем в Венецию. Йозеф организовал месячный отдых. Разве это не чудесно?

– Рад за вас. Когда вы уезжаете?

– Через несколько дней…– Она сделала паузу. – Что с тобой? Твоя одежда в пыли, а лицо в пятнах. Ты запыхался?!

– Я истязаю себя. Это мой день искупления.

– В чем твой грех?

– В самообмане.

– Первое, что сделал бы Йозеф, посадил бы тебя в ванну – лучшее место для отмывания грехов. У нас как раз есть горячая вода.

Вместительная ванна прочно упиралась в пол четырьмя ножками. Горничная внесла в ванную комнату широкие приземистые жбаны с горячей водой, поставив их в ряд около насоса. Когда она ушла, Зигмунд присоединил первый жбан к насосу, пока вода перекачивалась в ванну, разделся и положил белье на стул у двери. Ему дадут комплект белья Йозефа. Подключив последний жбан, он улегся в ванну, и вода из крана полилась ему на голову.

Намыливаясь, он почувствовал, что горячая вода снимает не только усталость тела, но и нервное напряжение. Ему пришла на ум мысль: а нельзя ли добрую половину мировых проблем решать в горячей ванне? У семьи Фрейд никогда не было ванны. Когда Зигмунд, его пять сестер и брат Александр были маленькими, каждую пятницу в полдень мускулистые возчики привозили огромную деревянную ванну и жбаны горячей и холодной воды из бани по соседству. Ванна ставилась на пол в кухне. Мать намыливала детей, а затем окунала их в ванну. На следующий день возчики забирали ванну со жбанами и получали деньги. В теплые дни Зигмунд купался с друзьями в Дунае, а зимой ходил в дешевую баню, где за пять крейцеров, то бишь за два цента, принимал душ, в то время как его мать снимала кабину в соседней бане с ванной и печкой в углу. Сестры брали с собой яблоки и, пока мылись, пекли их на печке.

В дверь постучали. Послышался голос Брейера: – Выходи, Зиг. В моем кабинете наверху Матильда накрывает стол. Она говорит, что мы можем поесть без церемоний.

6

Зигмунд вытерся и оделся, вдыхая запах лаванды, которую Матильда держала в марлевых мешочках. Он поднялся в кабинет Брейера. У Брейера была длинная опрятная борода, самая большая в Вене, видимо, таким образом он компенсировал преждевременное облысение.

– Матильда сказала мне, что ты пришел совсем подавленным, «измочаленным», выражаясь ее словами. Что тебя расстроило? Я слушаю.

Зигмунд улыбнулся, впервые за этот день. Йозеф внимательно смотрел на него. Его уши торчали под прямым углом к голове, словно ручки у кувшина. Никто не назвал бы Йозефа красивым, но в очертании его ушей было заключено редкое сочетание силы и нежности.

Верхний кабинет был небольшим, в нем стоял письменный стол, за которым обычно работал Йозеф. Горничная накрыла стол накрахмаленной скатертью и поставила блюдо с холодным цыпленком, оставшимся от обеда, и овощами, бутылку минеральной воды и половину кекса, покрытого сахарной глазурью.

Расправившись с грудкой и ножкой, Зигмунд откинулся на спинку стула и уставился на суховатый нос Йозефа. За многие часы, проведенные с доктором Брейером в фиакре, когда тот разъезжал по Вене и ее окрестностям, посещая своих пациентов, Зигмунд изучил все нюансы его настроения.

– Йозеф, приятно видеть, что Матильда вновь счастлива.

– Мы едем в Венецию на медовый месяц.

– Хорошее лечение. А в чем были неприятности? Или это нескромный вопрос?

– Теперь, когда все позади, могу сказать. Дело в Берте Паппенгейм. Это ее подлинное имя. Той самой, что я звал в прошлом Анна О. Я наблюдаю ее уже два года. Самый удивительный случай, с которым я столкнулся в неврологии.

– Тот случай, который ты описал как лечение уговорами?

– Да. Или, как назвала его фрейлейн Паппенгейм, прочистка дымовой трубы. В течение последних нескольких месяцев Матильда считала, что я уделяю слишком много времени фрейлейн Берте. Дело не во мне, она нуждалась в помощи. Но, очевидно, я слишком много говорил о ней. Видишь ли, я не мог сдержаться, потому что, устраняя симптомы паралича, добился с помощью гипноза фантастических результатов. Но теперь все позади. Я констатировал, что она вылечилась, вернулся домой, чтобы сказать Матильде, что пора укладывать чемоданы. Теперь я хочу выслушать тебя.

Зигмунд спокойно рассказал, что с ним произошло: как Марта «намекнула», что любит его; как он решился просить профессора Брюкке назначить его ассистентом, а профессор сказал ему, что у него нет будущего в академической жизни, что ему следует поступить в больницу, приобрести опыт и затем начать частную практику.

– Марта Бернейс из Гамбурга? Дочь Бермана Бернейса, личного секретаря профессора фон Штейна? – спросил Йозеф.

– Да. Он умер два года назад.

– Знаю. Я изучал историю экономики под руководством фон Штейна в университете.

– Йозеф, признаюсь тебе, это был самый тяжелый день в моей жизни. Я просто не вижу выхода.

Брейер сохранял удивительное спокойствие.

– Выхода нет. Но есть вход. Ты говорил мне, что предпочитаешь вылечивать полностью болезни, а не облегчать сопутствующую боль. Я всегда считал, что в таком желании есть налет мессианства.

– Что плохого в мессианстве, если оно служит стимулом для свершений?

– Ничего. Но оно должно прийти как результат, а не как начало. Знаешь, Зигмунд, я давно увидел под покровом твоей робости крайне отважного и бесстрашного человека.

Зигмунд смотрел на него с удивлением.

– Думаю, что так, Йозеф. Но поможет ли это мне в моем нынешнем затруднительном положении? Я всегда воспринимал университет как свой образ жизни, отдавая все свое время исследованиям и преподаванию. Я чувствую себя в кругу идей, как дома. Я не готовился бороться за свое существование в условиях конкуренции.

– Ты предпочитаешь монастырь?

– Да, с той поправкой, что университет является монастырем, где ищут знания, а не хоронят прошлое. И, откровенно говоря, я не люблю деньги.

– Ты не любишь деньги или не хочешь думать о том, как их зарабатывать?

Лицо Зигмунда зарделось; Брейер часто приходил ему на помощь, когда он отчаянно нуждался, настаивая, что, поскольку его доход большой, а у Зигмунда нет средств, он вправе облегчить ему жизнь. Зигмунд тщательно подсчитывал свой долг Брейерам, достигавший уже нескольких сотен гульденов; пройдут годы, прежде чем он сможет начать их выплачивать.

– Зиг, ты хорошо описал академическую жизнь, но ты не будешь в ней счастлив. Тебе будет не хватать свободы. Тебе придется подчиняться. Тебе будет дозволено выступать с новшествами в строго очерченных рамках: над тобой всегда будут старшие, предписывающие, на что обратить внимание, что надо поспешить с написанием доклада, который они одобрят и из которого заставят выбросить то, что им не нравится.

Йозеф встал из–за стола и принялся ходить взад–вперед по кабинету.

– Зиг, частная практика поможет тебе встать на ноги. Первое дело медицины – обследовать больных, заботиться о них. Такую исходную работу должен выполнять любой врач, это, а не сидение за микроскопом позволит тебе сделать более крупные открытия. Пойдем в лабораторию.

Несколько лет назад Брейер убрал стену, разделявшую две комнаты в мансарде. Под окнами, выходившими в сад позади дома, стоял рабочий стол, а на стенах висели клетки с голубями, кроликами и белыми мышами, над которыми он проводил эксперименты. В помещении стояли аквариумы с рыбами, электрические батареи, машины для электротерапии, банки с химикалиями, ящики с диапозитивами, микроскопы, а стол был завален рукописями научных работ Брейера.

– Йозеф, ты здесь работаешь?

– Разумеется. Эта лаборатория выполняет троякую функцию. То, что я зарабатываю, вкладываю в машины и опыты. То, что узнаю благодаря опытам, использую, чтобы помочь больным. Я двадцать лет занимался исследованиями полукруглых каналов в среднем ухе одних только голубей. Но, молодой друг, вот что важно: у меня полная свобода работать, экспериментировать, делать открытия. Я должен лечить своих пациентов, но все остальное время принадлежит только мне.

В дверь постучали. Это была Матильда. В руках она держала конверт.

– Прислуга Паппенгеймов только что принесла это. Брейер вскрыл конверт, прочитал и побледнел.

– Это фрейлейн Берта. У нее острые боли в желудке. Мне нужно немедленно идти.

– Иозеф, ты же обещал мне, что уже покончил с этим делом.

– Нет, пока я в городе.

В глазах Матильды показались слезы. Она медленно спустилась по лестнице. Брейер проверил свой черный саквояж и сказал:

– Зиг, будь добр, подожди. Попытайся объяснить Матильде…

Матильда уединилась в своей комнате. Зигмунд пошел в библиотеку, сел в кресло Йозефа с высокой спинкой, пробежал глазами названия справочников, стоявших за латунной окантовкой книжного стола. В этом уютном помещении с высокими лепными потолками были размещены черное фортепиано и крестьянский буфет восемнадцатого века, в котором отблескивали серебряные подсвечники, полки с книгами о последних открытиях в археологии.