Ирина Звонок-Сантандер - Ночи Калигулы. Восхождение к власти

• Название: Ночи Калигулы. Восхождение к власти
• Автор: Ирина Звонок-Сантандер
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0540-3

Император Гай Юлий Цезарь вошёл в историю под детским прозвищем Калигула. Прожил двадцать восемь лет. Правил три года, пять месяцев и восемь дней. Короткое правление, но вот уже две тысячи лет оно вызывает неослабевающий интерес потомков!

Калигула — это кровь и жестокость, золотой дождь и бесконечные оргии. Он шёл к власти по трупам. Казнил друзей и врагов, возжелал родную сестру. Устраивал пиршества, каких не знал Древний Рим, известный свободными нравами. Калигула стал самым скандальным правителем за всю историю великой Римской Империи!

---

Вернувшись в опочивальню, он устало повалился на ложе. Спинтрии обступили императора. Юноша в прозрачном хитоне играл на флейте, прислонившись спиною к колонне серо-голубого мрамора. Две девочки лет пятнадцати, обнажённые до пояса, плясали танец, некогда привезённый в Рим царицей Клеопатрой. Юный грек, чьи узкие бедра были прикрыты лишь набедренной повязкой из шкуры жирафа, держал на вытянутых руках пятнистого питона. Мальчик плавно изгибал тело в такт музыке. Змей обвивал кольцами его гибкое тело. В другой раз Тиберия безусловно позабавило бы скольжение гладкого питона по смазанному оливковым маслом телу. Но сейчас он думал только о старом друге, решившем покинуть его.

— Пошли прочь! — крикнул Тиберий спинтриям. Подростки поспешно удалились, толкаясь и наступая друг другу на ноги. Затаённая ненависть мелькнула в их глазах. Тиберий проводил их тяжёлым, угрюмым взглядом. В такие мгновения он сам себе был противен.

XXVI

Антония, мать Германика, давно покинула Рим. Доживала последние годы на вилле в Кампанье.

Сорок стадий отделяли небольшой городок Геркуланум от Неаполя. Старые дубы и каштаны, помнящие ещё легендарного Энея, возносили к небесам искривлённые ветви. Медлительная процессия двигалась по дороге, огибающей внушительную гору с двумя вершинами. Меньшая из вершин именовалась Сомма. Бульшая — Везувий.

Темно-серый пепельный дым пугающе нависал над Везувием. Подземные толчки время от времени сотрясали землю, удивляя путешественников. А крестьяне, привычно призывая на помощь богов, трудились в виноградниках, усеявших горные склоны.

— Брат, ты слышишь? — Юлия Друзилла, лёжа в носилках, озабоченно приподняла голову. — Словно пламя горит в подземной кухне.

Калигула, ударив худощавыми голенями вороного коня, подъехал поближе к сестре.

— Может, это вход в царство Плутона? — заметил он, указывая плёткой на серое облако дыма.

— Мне страшно, — Друзилла испуганно сжалась посреди шёлковых подушек и пёстрых парчовых покрывал.

— Не бойся, сестра, — Калигула обнял девушку, чувствуя, как вздрагивает хрупкое тело. — Нам ли, потомкам Венеры, опасаться гнева богов?

Наконец вдали показались белые мраморные стены. Две греческие вазы, величиною с человеческий рост, украшали аллею, ведущую к вилле. Четверо сирот, любопытно озираясь, вступили в своё новое жилище.

Антония, в окружении трех рабынь, сидела на каменной скамье в атриуме. Увидев внуков, она отложила в сторону пряжу и поднялась. Тяжёлый узел седых волос оттягивал назад голову старухи, придавая Антонии, ровной и несгибаемой, ещё более горделивый вид.

Юноша и три девочки подошли к старухе. Антония внимательно оглядела внуков поблекшими от немилосердного времени глазами.

— Троих детей родила я мужу. Клавдий — дурак, каких свет не видывал. Ливилла, мой позор — отравительница и потаскуха. Только Германик оказался достоин славных предков. Молю богов, чтобы дети Германика пошли по стопам отца, — проговорила старуха, пытливо вглядываясь в лицо Калигулы. Ледяным холодом повеяло от бледно-голубых глаз строгой бабки.

Не говоря ни слова, Антония скользнула взглядом по худощавым фигуркам Ливиллы и Друзиллы. И удивлённо замерла, заметив причёску Агриппины — на египетский лад.

— Почему у тебя столько косичек? — нахмурилась Антония, указывая веретеном на голову внучки.

— Хочу быть похожей на царицу Клеопатру, — улыбнулась Агриппина с кокетством, которое выглядело жалким рядом с пугающей строгостью старухи.

Антония брезгливо передёрнулась, словно наступила на скользкую жабу. Подняла сухую старческую руку, украшенную перстнями, и сильно ударила внучку по щеке.

— Неужели не можешь уложить волосы в простой греческий узел? — язвительно спросила она опешившую девочку.

Агриппина испуганно молчала, прижав смуглую ладонь к покрасневшей щеке. Антония жестом подозвала рабыню и указала ей на внучку. Вышколенная рабыня мгновенно поняла безмолвный приказ госпожи и поспешно бросилась распутывать косички Агриппины.

Старая Антония резко развернулась и, держа веретено в правой руке, направилась к недавно покинутой скамье. Несмотря на годы, старуха держала спину преувеличенно ровно. Она была дочерью того самого Марка Антония, который покинул Рим и жену с младенцем ради подведённых сурьмою глаз царицы Клеопатры.

Рабы торопливо таскали вещи прибывших в кубикулы, указанные Антонией. Девочкам нестерпимо хотелось отдохнуть и освежиться после длительного переезда. Калигуле тоже. Но бабка не отпускала их.

— Умеете прясть и ткать? — нахмурившись, вопросила она.

Девочки отрицательно качнули головой.

— Что ж это мать не научила вас? — с лёгким сарказмом заметила Антония. — Не спорю, Агриппина была хорошей женой моему сыну. Но мужские интересы у неё преобладали над женскими. Лезла в политику, на войну… Ничего! Отныне я займусь вашим воспитанием, пока не поздно! Скоро вы выйдете замуж. А для мужа нет одежды милее той, что верная жена соткала собственными руками!

Антония сунула в руки испуганным внучкам три веретёна, услужливо поданные рабынями.

— Учитесь! — строго велела она. — Я сейчас вернусь.

Прежде, чем войти в дом, она заметила Калигулу, неловко переминающегося с ноги на ногу среди тонких колонн перистиля.

— А ты почему стоишь здесь? — нахмурилась бабка. — Иди на конюшню! Выбери лошадь по вкусу и упражняйся в езде верхом. Я выпишу из Неаполя лучшего отставного гладиатора, чтобы научил тебя боевому искусству. Ты должен стать настоящим мужчиной, как твой отец и дед! Изнеженным соплякам место только на вилле Тиберия!

Калигула поспешно ускользнул. Грозная бабка пугала его, с малолетства привыкшего жить по собственному усмотрению.

— Неужели ты собираешься провести всю жизнь, суча пряжу? — Агриппина с досадой отбросила в сторону веретено и вопросительно глянула на Друзиллу.

— Что же в этом плохого? — спокойно передёрнула плечами Друзилла. Её забавляло, как козья шерсть обращается тонкой нитью.

— Какая ты покорная! — по-кошачьи прищурив серо-зеленые дымчатые глаза, прошептала Агриппина. — Постоянно готова делать то, что тебе велят! Или у тебя нет собственных желаний, и потому ты исполняешь чужие?

— А ты всегда и всем противоречишь! — Друзилла обиженно посмотрела на сестру. — Не понимаю, зачем?! Ведь рано или поздно будешь вынуждена выйти замуж за того, кого тебе укажет император. Как и я.

— Ты — может быть! Но не я! — рассердилась Агриппина. — Я выйду замуж по собственному выбору! За богатого патриция, который купит мне драгоценности и шёлковые ткани в лучших лавочках Марсового поля! И не буду до крови натирать руки за ткацким станком! — девочка задыхалась от злости, глядя на спокойно улыбающуюся сестру. — Я стану хозяйкой роскошного особняка, а ты — рабыней того, кто против воли уложит тебя в постель!

— Ну что же! Значит, такова судьба! — насмешливо зевнула Юлия Друзилла. — И все же, ты не посмела возразить бабке, когда она велела распустить тебе косички!

Агриппина Младшая пристыженно смолкла.

— Когда выйду замуж — буду причёсываться, как мне угодно! — наконец заявила она надменно, но уже поспокойнее.

— Возможно, — небрежно улыбнулась Друзилла. — Но пока мы живём у бабки — должны подчиняться ей. А потому бери веретено!

Агриппина, зло сверкнув кошачьими глазами, схватила веретено. Обида исказила нежные черты её полудетского лица.

* * *

Антония, привычно выпрямившись, сидела на ложе. Рядом стоял небольшой ларец. Желтоватые пергаментные свитки в беспорядке рассыпались по темно-синему покрывалу. Старуха рассеянно перебирала их, вчитывалась в неровные строки. Затем переводила отстранённый холодный взгляд на стены, разрисованные красно-зелёными фресками.

«Эти письма — позор моей дочери! — напряжённо размышляла она. — Но они могут послужить спасением для внуков. Маленький Тиберий Гемелл, сын Ливиллы, тоже мой внук. Но он — любимец императора, ему не грозит опасность. А сирот Германика не защитит никто. Кроме меня!»

Антония решительно покинула опочивальню, прихватив с собою несколько отобранных свитков. Не оборачиваясь, прошла через атриум. Легионеры, сопровождавшие детей покойной Агриппины на виллу бабки, уже готовились к отъезду. Антония быстрым шагом подошла к грузному центуриону.

— Как твоё имя? — повелительным тоном спросила она.

— Децим Кастр, благородная Антония, — ответил тот, почтительно поклонившись старой матроне.

— Могу ли я доверять тебе? — она оглядела потёртый кожаный панцирь солдата. И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Передай эти письма лично цезарю Тиберию.

Она протянула центуриону старые жёлтые свитки, перетянутые голубой лентой. Децим Кастр бережно сунул их за пазуху.

— Позволено ли мне знать, что содержат эти бумаги? — из осторожности спросил он.