Владимир Мединский - О русском пьянстве, лени и жестокости

• Название: О русском пьянстве, лени и жестокости
• Автор: Владимир Мединский
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-01769-5

Люди склонны думать о себе хорошо. Обычно даже лучше, чем они есть на самом деле. Это относится и к целым народам, всегда старающимся сформировать о себе самое положительное мнение. Но только не к русским, с удивительным мазохизмом культивирующим о себе самые негативные стереотипы, причем со ссылкой на классиков: все, мол, «пьют», «воруют» (Карамзин), «ленивы и нелюбопытны» (Пушкин), хотят, чтобы у них, Емель, все было «по щучьему веленью»…

Так правда ли это все или мифы? Откуда это пошло? Сами про себя придумали, или подсказал кто? Есть ли у этих утверждений историческая основа и какая? А как с теми же проблемами обстоит дело в «цивилизованных» Европе и Америке? И главное – в чем опасность такого поразительного самоуничижения для современного ДУХА НАЦИИ, для нашей сегодняшней жизни?

Давайте окунемся в нашу историю и постараемся разобрать самые живучие, самые яркие и самые нелепые МИФЫ О РОССИИ.

Издание предназначено для самого широкого круга читателей.

---

Для устойчивых образов «другого» американцы с 1960-х годов стали применять слово «стереотип». Смысл термина: мы часто судим о непохожих на нас людях, исходя не из их личных достоинств, а из наших собственных предрассудков. Для американцев слово «стереотип» стало примером «неправильного» поведения, и они лихо борются с самыми разными «стереотипами».

Но, во-первых, стереотипы бывают не только негативными, но и позитивными.

Во-вторых, стереотипы, как правило, хранят представление о разных качествах «другого». Россияне помнят, что немец обычно трудолюбив, разумен и справедлив. Они уважают его за это. Но помнят и то, что немец бывает жестким, даже жестоким. Осуждать стереотип? Глупее не придумаешь! Потому что немцы, действительно, могут быть крайне жестокими. Не в приступе ярости или в состоянии аффекта, а рационально жестокими. Порукой этому – жуткие истории об истязаниях и убийствах детей, которые регулярно рассказывает сама же германская пресса.

Мой отец был в Чехословакии во время событий 1968 года. Чешские «сопротивленцы» выходили на трассы, перекрывали их собой, не давая проехать автоколоннам с советскими войсками. Так вот, мой отец рассказывал случай: на гористую дорогу выбежала женщина с маленьким ребенком на руках – и советский танкист, не задумываясь, резко свернул с дороги. Танк слетел на обочину, сполз в обрыв и загорелся. Все танкисты погибли.

А вот другая отцовская история того периода. В Чехословакию ведь вошли не только советские, но венгерские и немецкие (из ГДР) части. К лагерям солдат из ГДР вечерами собирались местные сопротивленцы, приносили с собой кастрюли и щетки. Колотили в кастрюли, устраивая страшный грохот, кричали: «Убирайтесь вон». «Кошачий концерт» не давал солдатам возможности поспать, давил на нервы.

А. Дубчек на посту первого секретаря ЦК Коммунистической партии Чехословакии, в 1968 – главный инициатор курса реформ, известных как «Пражская весна», репрессирован не был. Впоследствии, по слухам, скромно трудился где-то в лесничестве

Немцы предупредили чехов раз, два… На третью ночь выставили взвод автоматчиков и те дали очередь по толпе. Сколько людей было убито или ранено, история умалчивает, но больше немцам не докучали.

Как видим, стереотип отражает все же некую реальность.

Далее, в-третьих, стереотипы могут изменяться под влиянием жизненных обстоятельств. Коллективный образ немца в XX веке несколько раз не то чтобы менялся, но под влиянием двух огромных и страшных войн народное сознание обращало внимание на разные стороны этого стереотипа. И происходило это очень быстро.

В-четвертых, люди всегда готовы делать исключения из своих стереотипов. Данный конкретный немец может оказаться бездельником, пьяницей, криминальным типом, развратником или подонком. Из 90 миллионов немцев обязательно попадутся самые разные типы. Но тогда россиянин признает, что имеет дело с каким-то странным исключением из правила. И очень легко произнесет что-то в духе: «Неправильный немец попался». Потому что за века «соборной» жизни коллективный опыт народа донес совершенно определенный стереотип.

А в пятых… сами американцы, непримиримые борцы со стереотипами, несут в себе невероятное количество стереотипов. И не только пришедших из прошлого! Американцы постоянно порождают новые и новые стереотипы. Среди прочих, довольно мрачные стереотипы о русских. Если в 1940–1950-е годы это был стереотип, скорее положительный: образ союзника, вместе с американцами победившего нацизм, то к 1980-м этот образ приобрел такие черты, что русским в нем только рогов и хвоста не хватает. Впрочем, об американских стереотипах по поводу россиян ниже поговорим особо.

Получается: борись со стереотипами, не борись, отрицай их или не отрицай, а они существуют. Стереотипные представления о «другом» – неотъемлемая часть исторических мифов.

Мифы «положительные» и «черные»

Всякий народ всегда пытается представить историю немного лучше, чем она была… Подкорректировать ее в свою пользу.

Так получается даже против собственной осознанной воли: события истории истолковываются так, как их бы хотелось увидеть. Событие реально, но куда деться от архетипов? Желание подтвердить верность своим представлениям о мире, своим предрассудкам, оказывается сильнее фактов. «Испорченный телефон» исторической памяти отодвигает в тень одно, высвечивает другое, напрочь забывает третье, придумывает четвертое.

И это свойственно не только России, – такие же выдумки легко обнаружить и в истории других народов.

…1745 год. Идет война за Австрийское наследство. Французские войска под командованием Мориса Саксонского осадили крепость Турне (в современной Бельгии). Англо-голландско-ганноверские войска под командованием герцога Камберленда движутся к крепости, хотят выручить ее из осады. Французские войска, не снимая осады, двинулись навстречу союзникам и заняли позиции возле деревушки Фонтенбло. 11 мая 1745 года произошло сражение под Фонтенбло. Погибло 5 тысяч французов и от 12 до 14 тысяч союзников. Поле осталось за французами, которые захватили 32 артиллерийских орудия. Крепость Турне осталась в осаде и была взята 10 июня 1745 года.

Вот и все. Вот и все сражение под Фонтенбло – мало что решивший эпизод такой же полузабытой войны за забытое Австрийское наследство. Но тут-то начинается легенда…

В те времена армии шли навстречу друг другу до тех пор, пока солдаты не могли разглядеть белки глаз противника, тогда имело смысл целиться и стрелять. При этом, естественно, человеку, идущему навстречу вот-вот вспыхнувшему первому и, как правило, единственному, залпу и смертельному потоку свинца, невероятно страшно. Стрельба по шеренге с 20–25 метров – это как игра со смертью в «русскую рулетку»: не выдержат нервы, выстрелишь раньше – и твой залп уйдет в «молоко». Затянешь на миг с залпом – и все, ты уже труп. В общем, именно поэтому Суворов старался избегать традиционной убийственной тактики того времени: «сближение – залп – шеренга 1 с колена; залп – шеренга 2 стоя; перезарядили, если успели и, если осталось, кому перезарядить – ура! В рукопашную!» Генералиссимус предпочитал быстрый переход в штыковую. Знаменитое: «Пуля – дура (хрен ее знает, куда полетит, разброс стрельбы с 20 метров вправо-влево по метру), а вот штык – молодец!»

Кстати, именно по этой причине Бонапарт построил тактику атаки и перемещения войск на поле боя не традиционными шеренгами, а узкими колоннами – сектор поражения неприятельским огнем у́же.

В общем, сближение с неприятелем в XVIII веке на поле боя – занятие не для слабонервных. К тому же 11 мая 1745 года поля под Фонтенбло скрывал туман, солдаты обеих армий долго не видели друг друга.

Во всех английских учебниках по истории написано, что когда армии сблизились до расстояния прицельного выстрела, командующий английскими гвардейцами милорд Гей закричал:

– Господа французы! Стреляйте первыми!

Эта история прекрасно известна и во Франции, но с одной маленькой поправкой: там «точно знают», что кричал-то вовсе не англичанин, а француз. Кричал мсье д’Атерош, капитан королевских гвардейцев, и кричал он, конечно же:

– Господа англичане! Стреляйте первыми!

Скорее всего, действительно кто-то и что-то в этом духе прокричал: легенды редко возникают совсем на пустом месте. В обеих странах соответствующие легенды вошли в учебники, и сомневаться в них знающие люди не советуют. Иностранцу простительно, конечно, но, усомнившись в общепринятой легенде, «своим» он рискует уже не стать. А уж для «своего» по крови такого рода сомнения и вовсе неприличны и свидетельствуют о катастрофической нехватке национального, патриотического духа.

Французы отмечают, что французский тогда был международным языком, на нем говорили в высшем английском свете, и крик мсье д’Атероша был прекрасно понятен британцам. Британцы столь же справедливо отмечают, что милорд Гей вполне мог кричать и по-французски по той же самой причине. Кричал же Милорадович в 1812 году атакующим врагам: «Молодцы, французы!» по-французски.

Д. Доу «М. А. Милорадович». 1820 г.

Герой войны 1812 г., губернатор Санкт-Петербурга. Подъехал к солдатскому каре на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., уговаривая солдат разойтись. По ходу «разговора» был застрелен декабристом Каховским

Итак, кто-то что-то кричал, и этот крик стал своего рода национальной легендой. Но вот кто именно кричал, что именно и кому в этот туманный день 11 мая 1745 года, мы, скорее всего, никогда уже не узнаем.

Или возьмем слова из английской песни «Правь, Британия, морями», неофициального гимна англичан: «Никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом!» Так пелось, начиная с конца XVIII века. Пелось с чувством, красиво и в разных обстоятельствах. У Куприна в «Гамбринусе» упоминается, как английские матросы с обнаженными головами поют эту песню с ее прекрасными и гордыми словами. Англичане поют народный гимн, демонстрируя, какие они свободные, независимые, самостоятельные. Как высоко ценят каждую личность в их замечательной стране.