Андрей Никитин - Основания русской истории

• Название: Основания русской истории
• Автор: Андрей Никитин
• Жанр: История

В книге рассматриваются вопросы достоверности сведений древнейших русских летописей, используемых для реконструкции событий ранних веков русской истории. Первая часть посвящена анализу структуры, хронологии, терминологии и стилистики "Повести временных лет", вопросам ее авторства, количеству редакций, их объемов, датировок и вероятного времени сложения окончательного текста. Во второй части исследуются спорные вопросы текстологии и атрибуции памятников русской письменности и искусства XII—XV вв. (Ипатьевская летопись, "Слово о полку Игореве", "Задонщина", "Троица" Андрея Рублева), а также ряда событий истории XIV—XVI вв. (Куликовская битва, второй брак Василия III, опричнина Ивана IV). Книга рассчитана на специалистов по истории России, историков литературы, преподавателей вузов, студентов, а также на широкий круг читателей, интересующихся этими вопросами. Рекомендуется в качестве пособия для семинарских занятий.

---

Что происходит при несоблюдении этих условий, видно на примере того же Б.А.Рыбакова, который, выделяя в Ипатьевской летописи тексты, по его мнению, принадлежащие перу выдубицкого игумена Моисея, опирается на сентенции о «казнях Божьих» наведением/нахождением «поганых», отмеченных им дважды - под 6685/1177 («и се Богъ попоусти казнь на ныя, не аки милуя ихъ, но насъ наказая, обращая ны к покаянию, да быхом ся въстягноули от злыхъ делъ, и симъ казьнить ны нахождениемь поганыхъ» [Ип., 603]) и 6693/1185 («и се Богъ казня ны грехъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя, не аки милоуя ихъ, но насъ казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягноули от злыхъ своих дел, и симъ казнить ны нахождениемь поганыхъ» [Ип., 648])7. Между тем, если под 6576/1068 г. мы встречаемся с явным отголоском этой же сентенции («грехъ ради нашихъ попусти Богь на ны поганыя… казнить Богь смертью или гладомъ или наведениемь поганыхъ» [Ип., 156-157], то в ст. 6601/1093 г. находим уже полностью «текст Моисея» («се на ны Богъ пусти поганыя, не милуя их, но нас казня, да быхом ся востягнули от злыхъ делъ; симь казнить ны нахожденьемь поганых» [Ип., 213]), который еще раз появляется под 6791/1283 г. («се же наведе на ны Богъ грехъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаяле злыхъ своих безаконьныхъ дел» [Ип., 894]).

____________________

7 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» М 1972, с. 69.

384____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Возможность использования в последнем случае «текста Моисея» опровергается наблюдением над другой синтагмой, также приписываемой Рыбаковым исключительно текстам выдубицкого игумена. Она связана с описанием погребения князя Святослава Ростиславича под 6680/1172 г., который «приложися къ отцемъ, отдавъ обьщии долг, его же несть оубежати всякому роженому» [Ип., 551], и князя Давыда Ростиславича под 6705/1197 г., который «приложися ко отцемь своимъ и дедомъ своимъ, отдавъ общии долгъ, его же несть оубежати всякому роженомоу» [Ип., 706], хотя использование этого текста в соседних статьях 6688/1180 г. по поводу Романа Ростиславича («и приложися к дедомъ своимъ и отцемь своимъ, и отдавъ обьщии свои долгъ, его же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип., 617]) и 6704/1196 г. по поводу Всеволода Святославича («и приложися ко отцемь своимъ и дедомъ, давъ общии долгь, емоу же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип., 696]), не замеченное историком8, казалось бы, подтверждает его гипотезу. Однако текст этот в Ипатьевской летописи использован не только в интервале 1172-1196 гг., но также под 6601/1093 г. по отношению к Всеволоду Ярославичу («и приложися ко отцемь своимъ» [Ип., 208]) и, что особенно важно, под 6796/1288 г. в отношении князя Владимира Васильковича, который точно так же «приложися ко отцемь своим и дедомъ, отдавъ общии долгь, его же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип.,918], что уже никак не может быть усвоено игумену Моисею.

Такое распределение достаточно индивидуальных синтагм, использованных на пространстве практически всей Ипатьевской летописи, делает небесполезным обзор употребления других таких же синтагм в некрологах в связи с установленным фактом существования единого архетипа для Ипатьевского и ла-врентьевского изводов ПВЛ, последующие списки которых отличаются, в основном, лишь количеством и объемом произведенных сокращений первоначального текста, в своей последней обработке, как можно видеть, восходящего даже не к рубежу ХИ-ХШ вв., а, по-видимому, к третьей четверти XIII в. Основанием для такого утверждения могут служить две синтагмы, первая из которых содержит указание на создателя церкви, в который тот или иной князь погребен («юже создал сам», «юже бе создал сам», «юже бе создал отец [дед, прадед] его»), а вторая - сочетание «обычныя песни» заупокойной службы. Из них первая использована в Ипатьевской летописи в ст. 6560/1052,

____________________

3 Там же, с. 67.

ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________

385

6595/1087, 6621/1113, 6646/1138, 6680/1172, 6698/1190, 6772/1264, 6792/1284 гг., а вторая, включая вариант «конечныя песни» - в ст. 6562/1054, 6601/1093, 6621/1113, 6634/1126, 6655/1147, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286, 6796/1288 гг., причем синтагма «обычныя песни» в сочетании с синтагмой «приложися… отдавъ общии долгъ» использована в ст. 6601/1093, 6680/1172, 6688/1180, 6704/1196 и 6796/1288 гг.

В этой «панафидной лексике» Ипатьевской летописи задействована еще одна лексема - "тело" («и тако спрятавши/положиша тело его»), которая употреблялась в указанном значении только во второй половине XII и на протяжении XIII вв. - в ст. 6662/1154, 6670/1162, 6680/1172, 6682/1174, 6683/1175, 6704/1196, 6706/1198, 6773/1265, 6776/1268, 6779/1271, 6787/1279, 6792/1284 гг., в сочетании как с синтагмой «юже бе созда» (6680/1172, 6792/1284), так и с «богохвалными/конечными песнми» (6683/1175, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286), что опять приводит нас к концу XIII в., отнюдь не гарантируя изначальность указанной даты. Все это показывает, на какую зыбкую и недостоверную почву определений вступает исследователь ПВЛ, рассматривающий тот или иной ее аспект вне контекста Ипатьевской летописи в ее полном объеме. А это, в свою очередь, заставляет быть готовым к необходимости коренного пересмотра времени, обстоятельств возникновения и генеалогии списков ПВЛ лаврентьевского извода, которые легли в основание последующего русского летописания, оказав огромное влияние на последующую интерпретацию событий первых столетий русской истории.

Преодолеть сложившуюся инерцию исторической мысли в данной области возможно, по-видимому, только в результате целенаправленных археологических исследований, понимаемых в совокупности всех так называемых «вспомогательных исторических дисциплин», включая сюда использование физических, физико-химических, палеогеографических и прочих природоведческих методов, получающих в данном случае абсолютный приоритет в сравнении с письменными источниками нарративного характера, какими являются летописи и связанные с ними памятники древнерусской литературы и агиографии. Последнее тем более необходимо, что, как можно было убедиться на примере с «русью» в Крыму, между фактами археологическими и литературными зачастую напрочь отсутствует не только какая-либо корреляция, но и просто возможность опознания, что оказывается характерным и для других подобных регионов.

Подобный результат, хотя и предстающий в совершенно ином обличии, можно наблюдать при распространении сведе386____________________

ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

ний ПВЛ о древлянах/деревлянах на археологические памятники бассейнов рек Припяти и Ужа, и это при том, что комплексы происходящих оттуда находок оказываются в явном противоречии как с характеристикой «Древлянской земли», которую донесла до нас летопись, так и с ее идентификацией византийскими источниками9.

Таковы основные итоги и направления, открывающиеся перед исследователем ПВЛ, которые, как мне представляется, должны привести, с одной стороны, к составлению некоей итоговой сводки достоверного и недостоверного материала, каким может пользоваться и на какой может опираться историк в этом памятнике русской исторической мысли, а с другой - к подлинной реконструкции сохранившихся пластов и фрагментов его текста, первую, хотя и неудачную попытку чего предпринял в свое время А.А.Шахматов10.

____________________

9 Напр., у Льва Диакона (Лев Диакон. История. М., 1988, с. 56-57).

10 Шахматов А.А. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916.

О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________

389

О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»*

В № 3 журнала «Вопросы истории» за 1964 г. архитектор-реставратор С.А. Высоцкий опубликовал сообщение о найденном им в Апостольском приделе киевской Софии граффито с текстом купчей, в которой речь шла о «земле Бояновой». Позднее, без каких-либо дополнений, эта публикация вошла в первый выпуск Свода древнерусских надписей киевской Софии, осуществленного тем же автором. Открытый им текст гласил:

Высоцкий перевел его следующим образом:

«Месяца января в 30, на святого Ипполита, купила землю Боянову княгиня Всеволодова перед святою Софиею, перед попами, а тут были: попин Яким Домило, Пателей Стипко, Михалько Неженович, Михаил, Данило, Марко, Семьюн, Михал Елисавинич, Иван Янчин, Тудор Тубынов, Илья Копылович, Тудор Борзятич; а перед этими свидетелями купила княгиня землю Боянову всю, а да-

____________________

* Публиковалось в сокращении: Никитин А.Л. О купчей на «землю Бояню».// Герменевтика древнерусской литературы ХI-ХIV вв. Сб. 5. М., 1992, с. 350-369; он же. Боян - русский поэт и болгарский князь. // Болгарская Русистика, № 1. София, 1993, с. 7-15.

390____________________

ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ

ла за нее семьдесят гривен собольих, а в этом (заключается) часть семисот гривен»1.

Отсылая интересующихся к первоисточнику, напомню лишь основные выводы первооткрывателя. Изучение палеографических особенностей надписи привело С.А.Высоцкого к выводу что наиболее вероятным временем ее возникновения является вторая половина XII века, хотя написания отдельных букв характерны и для второй половины XI века. Поскольку большинство аналогий указывало, как считал Высоцкий, на XII век, то решающим аргументом в пользу третьей четверти этого столетия стало для него упоминание «княгини Всеволодовой», которую публикатор отождествил с Марией Мстиславной, вдовой князя Всеволода-Ольговича, умершей в 1179 году, чье имя известно нам из Густинской летописи. Подтверждение такому решению он находил и в других именах, содержащихся в тексте. Так, одного из «Тудоров» он полагал «Тудором, тиуном, вышгородским», одного из «Михаилов» - «митрополитом киевским», «попа Семьюня» - «духовником киевского князя Ростислава Мстиславича», а «попина Якима Домило» - ставленником Всеволода Ольговича, туровским епископом Акимом, «имя которого читается в летописи (Ипатьевской. - А.Н.) под 1144-1146 гг.»