Астрид Линдгрен - Ронья, дочь разбойника

• Название: Ронья, дочь разбойника
• Автор: Астрид Линдгрен
• Издательство: Азбука
• Жанр: Прочая детская литература
• Год: 1999
• ISBN: 5-7684-0520-8

---

Лето не вечно, он это знал, и Ронья тоже знала. Но теперь они начнут жить так, будто лето никогда не кончится, и будут стараться не думать о печальной зиме. С рассвета до заката они радовались каждую минуту сладостному теплу лета. Дни бежали, а они жили, опьяненные летом, ни о чем не печалясь. У них оставалось еще немного времени.

— Это время у нас никто не отнимет, — говорил Бирк, и Ронья соглашалась с ним.

— Я пью лето, как дикие пчелы пьют мед, — говорила она. — Собираю огромный ком лета, чтобы его хватило на… на то время, когда… будет уже другая пора… А ты знаешь, что это за ком? — И она объяснила Бирку: — В нем солнечные восходы и черничник, синий от ягод, и веснушки, как у тебя на руках, и лунный свет над вечерней рекой, и звездное небо, и лес в полуденный жар, когда солнечный свет играет в верхушках сосен, и вечерний дождик, и все, что вокруг… и белки, и лисицы, и лоси, и все дикие лошади, которых мы знаем, и купание в реке, и катание на лошадях. Понимаешь? Весь ком теста, из которого выпекают лето.

— Неплохо ты умеешь печь лето, давай, пеки дальше!

Все дни с утра до вечера они проводили в лесу. Ловили рыбу, охотились, чтобы прокормиться, и жили в мире со всеми лесными обитателями. Бродили по всему лесу, разглядывая птиц и зверей, лазили по деревьям, карабкались по горным склонам, ездили верхом и плавали в лесных озерах. Виттры больше не нападали на них. Так проходило лето.

Воздух становился прозрачнее и прохладнее. После нескольких холодных ночей листья на верхушке березки у реки вдруг пожелтели. Они заметили это ранним утром, сидя у огня, но оба промолчали.

Дни становились все яснее и холодней. На целые мили в округе можно было разглядеть зеленые леса, но теперь в их зелень вплелись золотые и красные цвета. И вскоре крутые берега реки запылали золотом и пурпуром. Они сидели у огня и молча любовались осенью.

Туман стал раньше ложиться на реку, и однажды вечером, когда они пошли к источнику за водой, он поднялся выше деревьев, и они вдруг оказались в сплошной белой мгле. Бирк отставил ведро с водой и взял Ронью за руку.

— Что с тобой? — спросила Ронья. — Никак ты боишься тумана? Думаешь, мы не найдем дорогу домой?

Бирк не сказал, чего он боялся. Он молча выжидал. И вдруг откуда-то далеко из леса до них донеслась жалобная песня, которую он сразу узнал.

Ронья тоже стояла и слушала.

— Слышишь? Это поет подземный народец! Наконец-то я слышу их!

— А ты раньше никогда их не слышала? — спросил Бирк.

— Никогда. Они хотят завлечь нас к себе, в подземную страну, ты знаешь это?

— Знаю. А ты пошла бы за ними?

Ронья засмеялась:

— Я еще не спятила! Но Пер Лысуха говорит…

Тут она замолчала.

— Что говорит Пер Лысуха? — спросил Бирк.

— Да это неважно…

Но пока они стояли, ожидая, когда туман немного рассеется, чтобы пойти домой, она думала о том, что говорил Пер Лысуха: «Когда подземный народец выходит в лес и поет, знай, наступила осень. А стало быть, скоро зима. Хо-хо-йа-йа!»

16

Пер Лысуха был прав. Если подземный народец поднимается в лес и заводит жалобные песни, значит, наступила осень. Даже если Бирку и Ронье не хотелось в этом признаться. Лето медленно умирало. Унылый осенний дождь зарядил надолго, и даже Ронье, которая любила дождик, стало не по себе.

Они целыми днями сидели в пещере, слушая, как дождь непрерывно барабанит по каменной площадке. В такую погоду нельзя было даже поддерживать огонь, и они намерзлись до того, что решили побегать по лесу, чтобы согреться. Им стало чуть теплее, но они промокли насквозь. Вернувшись в пещеру, они сбросили мокрую одежду, закутались в меховые одеяла и уселись, тщетно ожидая, что небо хоть немного прояснится. В пещерном проеме они видели лишь стену дождя.

— Дождливое нынче лето, — сказал Бирк. — Однако скоро должно распогодиться.

И в самом деле, дождь наконец прекратился. Его сменила буря. Она вырывала с корнем сосны и ели, срывала листья с берез. Золотой наряд крутых берегов пропал. Свирепый ветер раскачивал деревья, пытаясь оторвать их от почвы.

— Ветреное нынче лето, — сказал Бирк. — Но скоро ветер, поди, утихнет.

Хорошей погоды они так и не дождались. Стало еще хуже. Наступила стужа, с каждым днем становилось все холоднее. Мысли о зиме теперь было не отогнать, во всяком случае Ронья не могла не думать о ней. Ночами ей снились страшные сны. Однажды ей приснилось, что Бирк лежит, зарывшись в снегу, лицо у него белое, а в волосах иней. Она с криком проснулась. Было уже утро, и Бирк хлопотал у огня. Она выбежала из пещеры и ужасно обрадовалась, что волосы у него, как всегда, рыжие и никакого инея на них нет.

Но лес на другом берегу реки в первый раз опушил иней.

— Морозное нынче лето, — сказал, усмехнувшись, Бирк.

Ронья поглядела на него с досадой. И как только он может быть таким спокойным? Как легко он говорит об этом! Неужто он вовсе не боится за свою несчастную жизнь? Она знала, что в лесу Маттиса бояться нельзя, но теперь она начала бояться. Стоило ей подумать о том, что с ними станется зимой, как в сердце к ней заползал отвратительный страх.

— Сестренке моей невесело, — сказал однажды Бирк. — Пора ей уходить отсюда и греться у другого очага.

А она ушла в пещеру и улеглась на постель. «У другого очага!» Другого у нее не было! Он подразумевал очаг у нее дома, в каменном зале, думая, что она тоскует по нему в этой проклятой ледяной стуже. Ах, как она мечтала еще хоть разок в жизни согреться! Но в Маттисборген она не могла вернуться, раз она теперь не дочь Маттису. Очаг родного дома никогда ее больше не согреет, она это знала. Ничего не поделаешь. И поэтому будь что будет. Что толку думать об этом, все равно ничего не придумаешь!

Она увидела, что ведро пусто. Нужно сходить к источнику за водой.

— Я прибегу, как только разведу огонь! — крикнул Бирк ей вслед.

Носить воду в пещеру было тяжело, они делали это вдвоем.

Ронья стала спускаться по узенькой тропинке вдоль скалы. По ней нужно было идти осторожно, чтобы не полететь под гору вниз головой. Потом она пробежала по лесу меж сосен и елей к прогалине, где бил родник. Но, не успев добежать, она остановилась как вкопанная. Кто-то сидел на камне у ручья. И это был не кто иной, как Маттис! Она узнала темную кудрявую голову, и сердце ее дрогнуло. Стоя у березы, она начала тихо плакать. И тут она увидела, что Маттис тоже плачет, да, плачет, точно так же, как тогда, во сне. Сидит один в лесу и плачет. Он еще не заметил ее. Но вот он поднял голову и увидел Ронью. Тогда он закрыл глаза рукой, чтобы скрыть слезы. Этот жест был такой беспомощный и отчаянный, что она не выдержала. С криком она бросилась ему на шею.

— Дитя мое, — шептал Маттис, — дитя мое…

Потом он громко крикнул:

— Дитя мое снова со мной!

Ронья роняла слезы ему на бороду и повторяла:

— Теперь я твое дитя, Маттис? Я в самом деле опять твоя дочка?

А Маттис отвечал, плача:

— Да, ты всегда была моей дочерью, Ронья, дитя мое. Я плакал по тебе день и ночь. Боже мой, как я страдал!

Он отодвинул ее слегка от себя, чтобы видеть ее лицо, и покорно спросил:

— Правду говорит Лувис, будто ты вернешься домой, если я попрошу тебя об этом?

Ронья промолчала. И в эту минуту она увидела Бирка. Он стоял в березняке, бледный и печальный. Нет, я не хочу, чтобы он страдал. Бирк, брат мой, о чем ты сейчас думаешь, о чем печалишься?

— Это правда, Ронья, что ты пойдешь теперь со мной домой? — снова спросил Маттис.

Ронья не отвечала и смотрела на Бирка. «Бирк, брат мой, ты помнишь водопад Ревущий?»

— Идем, Ронья, домой! — сказал Маттис.

Бирк знал, что пришло время. Время сказать Ронье «прощай» и с благодарностью вернуть ее Маттису. Другого выхода нет, ведь он сам этого желал. И он давно знал, что так будет. Отчего же все-таки ему так больно? «Ронья, ты не можешь понять, что я сейчас чувствую! Уходи скорее!»

— Правда, я тебя не просил еще об этом, — продолжал Маттис. — Но я прошу тебя сейчас. Очень прошу, пойдем домой!

«Так трудно мне еще никогда не было», — думала Ронья. Она должна ответить Маттису сейчас. Это убьет его, но она должна ответить ему. Что она останется с Бирком. Что она не может оставить его одного замерзать в зимнем лесу, — «Бирк, брат мой, ничто не может разлучить нас ни в жизни, ни в смерти, разве ты не знаешь этого?»

Маттис только сейчас заметил Бирка. Он тяжело вздохнул, но после крикнул:

— Бирк, сын Борки! Поди-ка сюда, я хочу сказать тебе пару слов.

Бирк неохотно подошел ближе, но остановился на расстоянии. Он угрюмо посмотрел на Маттиса и спросил:

— Что тебе надо?

— Да надо бы отлупить тебя, но я не стану этого делать. Вместо этого буду просить тебя: пойдем, Бога ради, со мной в замок! Не подумай, что ты мне очень нравишься! Но ты, я вижу, очень нравишься моей дочке, может, и я когда-нибудь полюблю тебя. У меня было время обо всем поразмыслить.